Страница 5 из 16
«Во второй половине двадцатого века…»
Во второй половине двадцатого века Вырастает заметно цена человека. И особенно ценятся мертвые люди. Вспоминают о каждом из них, как о чуде. Это правда, что были они чудесами, Только, к счастью, об этом не ведали сами. Но живые в цене повышаются тоже, Это знают — Особенно кто помоложе. Дескать, я человек — Наивысшая ценность. Но, прошу извинения за откровенность, В лисах ценится хвост, В свиньях — шкура и сало, И в пчеле почитается мед, а не жало. Человеку другие положены мерки, Целый мир называет его на поверке. И цена человека — Неточный критерий, Познаваемый только ценою потери. Велика ли заслуга — Родиться двуногим, Жить в квартире с удобствами, А не в берлоге? Видеть мир, объясняться при помощи речи. Вилкой с ножиком действовать по-человечьи? Тех, кто ценит себя, я не очень ругаю, Но поймите — цена человека другая! 1965«Иносказаний от меня не ждите!..»
Иносказаний от меня не ждите! Я вижу в них лишь разновидность лжи. Что думаешь о людях и событьях, С предельной откровенностью скажи. Я знаю силу выстраданной правды И мысли обнаженной и прямой, И мне противны хитрые тирады, Рожденные иронией самой. Испытанный и радостью и болью, Искавший путь не по чужим следам, Ни плакать, ни смеяться над собою И сам не буду и другим не дам. 1965Напоминаю
Поэт обязан напоминать, Не но секрету — через печать. Напоминаю молчащим врозь, Надувшим губы, глядящим вкось, Что я их помню — пять лет назад, Ладонь в ладони, глаза в глаза. Напоминаю — не без причин, Тому, кто нынче — высокий чин, Что путь нелегкий он начинал С пренебреженья ко всем чинам. Напоминаю клеветникам Закон, известный по всем векам, Что с опозданьем большим, но все ж В мученьях адских сдыхает ложь. Напоминаю друзьям своим, Равно — и старшим и молодым, Что возраст — это условный счет, Не поддавайся — не подсечет. Напоминаю… И вас прошу Напоминать мне — пока дышу. 1965День победы в Бомбее
Вновь испытанье добром и злом. Над храмом, над лавкою частника, Всюду знакомый паучий излом — Свастика, свастика, свастика. Она была нами как символ и враг В атаках растоптана намертво, Но свастика здесь — плодородия знак, Простая основа орнамента. …Сейчас на Красной площади парад, Знаменами пылает боль былая, Радиоволны яростно трещат, Перебираясь через Гималаи. В клубе со свастикой на стене Сегодня мое выступление: Москва в сорок первом, Европа в огне, Берлинское наступление. Смуглые парни сидят вокруг, Всё в белых одеждах собрание, Всё в белых одеждах… Мне кажется вдруг, Что я выступаю у раненых. Сейчас ты вспоминаешь там, в Москве, И эти двадцать лет, и те четыре, Как жизнь твоя была на волоске, Как «фокке-вульфы» свастику чертили. Арийцы не просто шли на восток, Их планы историки выдали: Когда мы сердцами легли поперек, Путь их был в Индию, в Индию. В обществе дружбы кончаю речь, Слушают миндалеглазые, Как удалось от беды уберечь Мирные свастики Азии. Прохлада с океана наплыла, Седое небо стало голубее. Ты и не знаешь, что со мной была На Дне Победы в городе Бомбее. 1965Отпечатки ладошек
Бангалор, Бангалор, навсегда он запомнился мне Отпечатками детских ладошек на белой стене. На беленой стене, очень четко видны при луне, Отпечатки ладошек горят — пятерня к пятерне. Замарашки мальчишки, чумазые озорники, Для чего оставлять на стене отпечаток руки? Это черная глина со дна обмелевшей реки — Отпечатки ладошек, как будто цветов лепестки. И никто не смывает веселых следов озорства. Это к счастью намазано — так утверждает молва, Вековая молва большей частью бывает права, Заявил о себе бангалорский сорвиголова! Отпечатки ладошек пускай сохраняет стена — То ли черные звезды, то ль огненные письмена. В них таинственный смысл, и его расшифровка трудна, Надо знать этот мир, все события и племена. Отпечатки пылают при плоской восточной луне, И немножечко грустно, что в детстве не выпало мне Отпечатка ладошки оставить на белой стене И себя утвердить в растопыренной пятерне. 1965