Волчья звезда

— Прости. Сейчас я объясню. Видишь вот эти кнопки?

— Эти выступы?

— Ну да. Сейчас на экране сверху начнут падать объекты…

— Предметы?

— Не совсем. Такие штуки с уголками. А ты, нажимая на кнопки, будешь укладывать их так, чтобы между ними не оставалось просветов. Вот посмотри.

Тут это окно замерцало как-то уж очень противно, и из верхнего его края начали валиться разноцветные штуковины. Он нажал на выступ и одна из этих штуковин повернулась в полете. Другая упала точнехонько на нее и затиснула ее в угол.

— Видишь, — сказал он довольно, будто сделал невесть какое важное дело, — а следующую (сверху уже валилась третья) нужно повернуть вот так… Вот этой кнопкой можно крутить их влево, вот этой — вправо… Вот этой — двигать в один бок. Вот этой — в другой. Попробуешь?

Сначала эти штуки валились медленно, но потом все быстрее и быстрее — только успевай укладывать. От напряжения я даже язык прикусила. Да еще проклятое окно (он его назвал экраном) мерцало так, что меня начало мутить.

Наконец они начали валиться так быстро, что я не успевала переносить палец с одной кнопки на другую. Да ну их в самом деле!

Я встала и сказала:

— Хватит! Это же одна глупость.

Он не рассердился, только заметил:

— Я думал, ты раньше не выдержишь.

Ну что там? — это он уже женщине.

Тут штуки перестали валиться с экрана и на нем выросли какие-то разноцветные столбики. Она тихонько сказала:

— Этого не может быть!

— По крайней мере по этому показателю она выдает верхнюю границу, — сказал он, — полагаю, по остальным будет не хуже.

Она пожала плечами.

— Тогда почему они…

Он вроде как сердито поглядел на нее, и она замолчала. Я сказала:

— Меня мутит. И голова кружится. Что вы со мной такое сделали?

— Ничего, — успокоил он, — это сейчас пройдет.

— Мне нужно наружу…

На самом деле мне вовсе не было так уж плохо — просто я хотела выбраться из этого Дома. Уж очень тут было неуютно.

Он сказал женщине:

— Выйди с ней.

Я опять не успела заметить, что они сделали для того, чтобы кусок стены разошелся в стороны — снаружи было сумрачно и сыро, туман блуждал между слепыми стенами чужих домов, и как всегда во время тумана, было очень тихо — лишь где-то поблизости что-то равномерно гудело и ухало, точно билось огромное сердце.

Я спросила:

— Что это шумит?

— Моторы на энергостанции, — непонятно ответила женщина.

— Вы специально говорите так, чтобы я не могла понять?

— Да вовсе нет, — она помолчала, потом добавила, — потом тебе будет легче. Ты же начала учиться. И ты очень способная.

— Начала учиться? Чему? Я что-то не заметила.

— И тем не менее, это так.

— И вы меня учите?

— Да.

— Почему меня? Почему не своих детей?

— У меня нет детей, — ответила она. Так я и думала! Понятно, что ее приставили ко мне. Больше-то она ни на что не годится. Наверное, ее скоро выгонят. Или обменяют.

Я спросила:

— А что такое дезин… фек… тировать?

Она почему-то смутилась. Потом сказала:

— Ну… понимаешь… у вас очень мало воды… поэтому…

— А, — сообразила я. Могла бы и раньше сообразить — сама она была чистенькая, никакой грязи под ногтями, сами ногти гладкие, розовые… — А у вас правда много воды?

Она неохотно сказала:

— Достаточно.

Тут уж мне почему-то стало неловко.

— Может, я умоюсь? Если вам не жаль воды?

— Потом, — неопределенно ответила она. — После.

Улисс, стоя на пороге, окликнул нас:

— Ну что? Продолжим?

Я удивилась.

— Разве это еще не все?

— Ну разумеется, нет, — сказал он. — Нам нужно было определить уровень твоих способностей, немножко подправить кое-что, чтобы ты быстрее обучалась — но с завтрашнего дня начнешь учиться писать.

— Чего?

— Научим тебя делать Записи.

Я сказала:

— Вы все-таки ненормальные. Записи написаны не человеком. Это всем известно. Ни один человек так не сможет — чтобы все знаки были похожи друг на друга. И стояли так ровно.

— Большая часть великих книг, — сказал он, — сначала писалась от руки. Сама подумай, разве трудно воспроизвести какой-нибудь знак? Хотя бы углем на стене, если уж нет ничего другого!

— Может, и не трудно. Но кто этим будет заниматься? Да и зачем? В этом же нет никакого смысла!

— Ты ничем их не проймешь, — тихо сказала женщина, — сам видишь.

— У них все подчинено голой прагматике, — ответил он. — Но если освободить их от необходимости ежедневно бороться за выживание и чуть-чуть подтолкнуть…

— Может, стоит подождать — у группы Коменски тоже есть кое-какие воображения. Нам легче будет сориентироваться.

Он усмехнулся.

— Тебе все кажется, что это какая-то ужасная ошибка, а?

Она пожала плечами и промолчала. Я сказала:

— Я хочу домой.

— Хорошо, — ответил он, — я сейчас тебя отвезу.

Тут я увидела, что лодка сама собой подплыла к Дому и остановилась у порога.

— Ты же уже ездила в ней, — сказал он, заметив, что я попятилась, — садись.

Я предпочла послушаться — иначе мне пришлось бы остаться здесь, а мне тут здорово не нравилось. Да и им я не очень доверяла — пока вроде они не сделали мне ничего плохого, но вдруг передумают? Где их вода, и течет ли у них горячая — сама по себе, как в Записях, я тоже не стала спрашивать.

— Почему она ходит сама, эта ваша лодка? — спросила я, устраиваясь на сиденье.

— В ней есть своего рода память, — ответил он. — В принципе, она и сама могла бы довезти тебя до дома, но я подумал, что одной тебе будет страшно.

На всякий случай я сказала:

— Как же!

— Чтобы построить такие машины, нужны знания определенного рода и довольно тонкие навыки. Но никаких хитростей тут нет.

— Да будь это так просто, как вы говорите, их было бы повсюду полным-полно, таких лодок! А где вы их видели? Это же только в Городах Мертвых предметы двигаются сами по себе!

— Я не сказал, что это просто, — возразил он, — я только сказал, что в принципе это возможно. А что такое Города Мертвых?

— Лучше бы на ночь глядя об этом не рассказывать. Но, в общем, это такие большие становища. Говорят, кое-кто из прежних людей ушел туда после смерти — куда-то же им надо уходить! Там вода сама льется и свет не гаснет — такой вот, как у вас, но зачем мертвецам вода и свет? Вот они и бродят там по улицам, — им ведь ничего не надо делать, — думают, что они живые. Иногда случается, кто-то из них совсем забывает, что умер… тогда они ищут живых.

— В общем, понятно, откуда у вас взялось такое предание, — сказал он. — В каком-то смысле это память о прошлом… Мы видели развалины больших городов. От них, правда, мало что осталось.

Я неохотно сказала:

— Развалины — это одно. Говорят, они так стоят испокон веку. А Города Мертвых — совсем другое.

— Ты первая, от кого я про них услышал, — заметил он.

Я поняла, он думает, что я вру.

— А вам никто больше и не расскажет. О таких вещах никто вот так ни с того, ни с сего не станет говорить, но я и сболтнула-то со страху.

— Нужно будет навести справки, — непонятно сказал он.

Я поняла, что он из тех, кто, раз вцепившись в какую-нибудь историю, не успокоится, пока не вытянет из собеседника все, что тот знает, нравится тому это или нет.

Но тут лодка подплыла к нашему Дому, и разговор прекратился сам собой.

— Чему они тебя учили? — Скарабей все никак не мог понять, что к чему, и не удивительно; кто бы такому поверил. — Чурочки складывать?

— В общем, да, хотя это не чурочки. Их на самом деле-то, можно сказать, и нету. Потом еще картинки. Четыре клеточки и в трех из них рисунки. Животные, растения. Предметы. Четвертая клеточка пустая. А в нижнем ряду тоже всякие разные рисунки. И надо выбрать из них один и поместить в четвертую клеточку.

— Зачем?

— Для порядка.

— Ну и ну! И ради этого они за тобой таскались сюда на этой своей лодке!