Волчья звезда

— Они и завтра приедут. Конечно, все это одни сплошные глупости, но кормят в их Доме сытно. Там и впрямь еды полно. По-моему, они, сказать стыдно, что не доели, то выбрасывают. Так что если им так уж хочется тратить время на дурацкие картинки, пусть себе. А еще они сказали, что научат меня делать Записи. Такое может быть?

Старик задумался.

— Записи, — сказал он, — делались не человеческой рукой.

— Но ведь можно их перерисовать? А?

— Куда? На стенку, что ли?

— Хоть бы и на стенку.

— Откуда ты знаешь, что у тебя получится именно та Запись? Если она будет записана другой рукой, на другом материале… Не изменится ли ее смысл?

— А ты как думаешь?

— Не знаю, — честно сказал Скарабей. — Беда в том, что смысл большинства Записей и так непонятен. И читая их, можно легко ошибиться. Помнишь, что случилось в Становище Белого Камня?

— Ага.

Все помнят, что случилось в Становище Белого Камня, потому что эта история наделала много шуму. Ихний Хранитель вроде бы сумел по Записям разобраться, что делать с одним из Предметов — круглой железной штукой. На ней было такое колечко, что-то там надо было сначала отвинтить, потом дернуть — он и дернул. Не скажу, что от Дома ничего не осталось — кое-что точно осталось, иначе кто бы знал про эту историю, но вот от Хранителя — точно нет. И, что совсем уж грустно, Записи тоже погибли и большая часть Предметов. Скарабей полагает, тот Хранитель неправильно прочитал Записи. А мне подумалось — а вдруг как раз и правильно? Эта мысль осенила меня неожиданно и от нее сделалось как-то не по себе.

Он сказал, что если я думаю, что теперь я такая важная и в Доме у меня никаких обязанностей нет, то я очень ошибаюсь, и посадил меня разбирать Запись. Из чистой вредности, я полагаю, потому что уже было совсем темно и пришлось зажечь светильник. Запись была из тех, что Звездные Люди обработали — читать ее было одно удовольствие, потому что она не крошилась в руках; Хранитель решил, что, может, из этой Записи как раз и выйдет какой-то толк — из того, что он успел разобрать, было ясно, что она про то, как искали какой-то Предмет, такой, видимо, важный, что им пришлось объединиться несколькими Домами. На этот Предмет вроде претендовал еще какой-то Дом, который владел им раньше, а потом утерял. Тот Хранитель, который возглавлял поиски, был, похоже, мужик толковый, во всяком случае, если верить его помощнику, который все это и рассказал Тому-Кто-Записывает. Я глубоко вздохнула и начала: «Все страшное позади, — сказал я, — Да и опасности особой не было. Не хочу я больше рассказывать обо всяких ужасах».

На всякий случай я оторвала глаза от Записи и пояснила:

— Это он перед своей бабой выдрючивается.

«Давайте лучше поговорим о приятном. Видите — в этом ларце сокровища. Как это замечательно! Холмс специально отпустил меня, чтобы я привез его вам и вы первая открыли его». Сокровища — это что?

— То, что спрятано, — ответил Скарабей.

— Предмет? Но какой именно?

— Они предпочитали их не называть, — пояснил он. — Говорили «сокровища», «клад».

— А ларец?

— Ящик с крышкой. Место, где хранят ценные предметы.

— А, поняла. Склад!

— Похоже на то. Читай дальше.

— Видно, заключили соглашение, что этот самый ларец получает Дом этой бабы, и она им платит отступного. А если он ее посватает, ученик Хранителя этот. Предмет отойдет ему в виде калыма?

— Ты будешь читать или нет?

— Ага. «…Да, конечно, мне будет очень интересно посмотреть, — сказала мисс Морстен…» — у них тоже непонятные имена — точь в точь, как у Звездных Людей. Знаешь, как бабу эту зовут, ту, что сюда приезжала? Диана! Вот смеху-то, «…не проявляя, однако, эн-ту… зи… непонятно… Ага, вот: „Она, без сомнения, подумала, что бестактно оставаться равнодушной при виде Предмета, который стоил таких трудных и опасных поисков“. Ага, он ломает этот самый ларец кочергой… дальше неразборчиво… „был пуст“! Столько сил положили, и все зря. Даже непонятно, какой именно Предмет там лежал! А баба эта, похоже, не очень расстроилась.

— Так я и знал, — Хранитель тяжело вздохнул, — что из этой Записи толку не будет. Если несколько Домов передрались из-за этого Предмета, то, видно, он был таким ценным, что его даже описывать побоялись. Вон, даже замок не пожалели, сломали… Может, там есть что-то про устройство замка?

— Литой, массивный запор, изображавший сидячего…щего… Будду…

— Нет, опять непонятно. — Он вздохнул. — Можно всю жизнь положить, и так и не найти ничего полезного.

— Может, в наших Записях вообще ничего путного и нет? Вот если бы ты допустил меня к Предметам…

— Мала еще, — проворчал старик, — Предметы — штука опасная, если не знать, как с ними обращаться.

На всякий случай я сказала:

— Можно подумать, я одна не знаю. Но он больше рассуждать на эту тему не стал, — видно с самого начала был зол из-за того, что с Записью ничего путного не вышло; велел мне погасить светильник и убираться с глаз. Может, он расстроился потому, что зря понадеялся на Звездных Людей — никакой пользы от этого обучения не было.

… А может, он все равно втайне на что-то надеялся, потому что ездить с ними не запретил; эта их лодка пришла за мной на следующее утро, и на следующее. Они, видно, и впрямь полагали, что чему-то меня учат, хотя я и не понимала, чему — я должна была часами таращиться на этот их экран, порой он ничего не показывал — просто мерцал каким-то гнусным тошнотворным образом, или на нем вспыхивали картинки или слова — так быстро, что я едва успевала их заметить, не то, что сообразить, что именно они изображали. Порой мне вновь приходилось гонять по экрану какие-то загогулины — Звездные Люди называли это испытанием; сначала я решила, что они испытывают эти загогулины — движутся ли они как надо, — но потом поняла, что меня. Порою я до того насматривалась на перемещение цветных линий, что даже когда закрывала глаза, видела под веками какие-то пятна и яркие вспышки — сначала я решила, что на меня навели какую-то порчу, но Улисс сказал, это „нормальное явление“ и скоро пройдет. Одна только польза была от всех этих глупых занятий — кормили там хорошо.

Нужно сказать. Хранитель оказался прав — воды там было хоть залейся, даже горячей. Она шла из такой штуки, которая называлась „кран“ — для этого нужно было повернуть нашлепку сверху. Удобная вещь, но для нас ее никак не приспособишь… Еще там были такие розовые душистые кирпичики — Диана назвала их „мыло“. Если им вымыть голову, сказала она, волосы у меня станут в точности, как у нее самой. Тут уж она приврала — сколько я их ни терла, золотыми они так и не стали.

Диана даже постирала мою парку — забрала ее как-то утром, а вернула перед отъездом. Парка была как новенькая, даже узоры на подоле; а я уж забыла какого они цвета…

Сначала я никого кроме Дианы да еще Улисса и не видела — а когда же спросила, где все остальные, Диана рассеянно ответила, что у остальных и без того дел полно, а двух учителей на одну маленькую девочку вполне достаточно. Однако, полагаю, что если у тех, кто оставался в становище и были какие-то дела, то довольно странные — раз делались они только за стенами Домов. Впрочем, однажды Диана как-то уж особенно придирчиво оглядела меня, заставила причесаться и велела вести себя „прилично“. Я так и не поняла, что они под этим подразумевали, но на всякий случай решила поменьше размахивать руками. Диану порой раздражали очень странные вещи.

В общем, я сидела на стуле и старалась не вертеться, а Диана вышла и вернулась еще с одним Звездным Человеком, тоже высоким — не ниже Улисса, но этот был совсем седой. Правда, старым его никто бы назвать не решился — держался он прямо и двигался легко.

— Вот, — сказала Диана, — это и есть наша ученица.

Я на всякий случай встала с табуретки и сказала:

— Здравствуйте.

Он мне не ответил, лишь быстро оглядел меня с головы до ног холодными серыми глазами.

— Вот эта?