Страница 97 из 108
щавшее хорошую погоду, уже поднялось над кромкой, леса. — Вижу я, осень будет
не слишком дождливой, а зима холодной и снежной. Наш скот благополучно до-
тянет до весны, но поработать нам придется много и тяжело. Татары явятся в Ка-
барду не так скоро, зато собственные уорки будут грабить усердно и чужими рука-
ми крапиву рвать...
Тутук насмешливо фыркнул:
— Видали, какой провидец! Нартшу, который случайно услышал слова Що-
та, подошел поближе и сказал:
— Ты хорошо гадаешь, удалец-шао, но мой единственный глаз заметил то,
что укрылось от твоих двух. Дай-ка сюда. — Он взял кость, посмотрел сквозь нее
на солнце и коротко объявил:
— Сейчас мы будем пить то, что пьют пши, — бросил лопатку, вернулся к
своим молодцам, стал с ними о чем-то шушукаться.
Двое парней проворно вскочили с лежащих на земле седел и бесшумно ка-
нули в заросли кустарника. Скоро они вернулись с пузатым коашином величиной
с бычью ляжку. Из горловины вылетел пхамыф, и дивный запах распространился
на двадцать шагов в окружности.
— Хмельной мед! — радостно взревел Шот. — Чтоб мой нос мыши отгрызли,
если это не хмельной мед!
— Да, он самый, — подтвердил Нартшу. — Высокогорный, пастбищный. Мы
его с княжеского пира... одолжили.
Это был крепкий пьянящий мед из цветов рододендрона и азалии.
* * *
Сведения о Шогенукове князь Кургоко получил самым неожиданным обра-
зом. К нему привели трясущегося от ужаса пленного кадия и писаря-грамотея с
ожогами на лице.
Когда кадий узнал, что ему как особе духовного звания бояться нечего (да-
же обещают отпустить с миром), он осмелел, хлебнул меда и стал выступать с бла-
гочестивыми увещеваниями:
— Воистину преуспевают лишь боящиеся аллаха! — изрек он.
Боялся ли аллаха Каплан-Гирей, спросили у него.
Старик находчиво ответил, что еще не пришел день, когда «небо поколеб-
лется, а горы начнут двигаться», и крымцы еще вернутся, ибо «кровь пролитая
вопиет о крови», и возмездие неизбежно. И еще он напомнил изречение из Кора-
на: «...дурной человек будет кусать тыл руки своей и скажет: «О, если бы аллаху
было угодно, чтобы я последовал по пути вместе с пророком!»
У него спросили, чем же виноват этот дурной человек, если аллаху не было
угодно направить его по истинному пути?
Тут кадий немного смутился, но все-таки вспомнил подходящий аят:
— В четвертой суре сказано: «Все хорошее, что случается с тобой, исходит от
аллаха. Все же злое — от самого тебя».
Джабаги приник к уху Кубати, что-то спросил у него. Канболет услышал,
как юноша отрывисто прошептал: «Это в девяносто первой».
Казаноков обратился к священнику:
— А как же быть с девяносто первой сурой, где сказано:
«Клянусь... душой и тем, кто образовал ее, и тем, кто вдохнул в нее злобу и
благочестие...» Сказано ясно: и злобу вдохнул, и благочестие!
Кадий с пьяной укоризной погрозил пальцем:
— А я слышал о тебе. Ты — Казаноков, известный безбожник и друг урусов.
Нет, не с урусами черкесам надо дружить, а с нами, с Крымом и Блистательной
Портой, подлинными оплотами правоверных! Вот как дружит с нами ваш Алиго-
ко-паша. Хотя он, если разобраться, вдвойне предатель. То преподносит лунопо-
добному священный панцирь, то коварно выкрадывает его снова...
Вся свита Хатажукова изумленно ахнула и заволновалась.
— Где же сейчас Алигоко? — с ледяным спокойствием спросил князь.
— Ускакал. С ним еще тот, похожий на одичавшего буйвола...
— Куда ускакал?
— Не знаю. Только не с ханскими людьми. Теперь это для него опасный
путь.
— Вы прочли надпись на панцире?
— Нет. — Кадий поискал глазами своего грамотея. — Вот этот... Дайте еще
меда... Вот этот сын греха и внук навозного осла, — старик уже начал заговари-
ваться, — курева наанашился и... У вас есть плети? Дайте ему плетей! Сам Каплан-
Гирей соизволил повелеть...
— Нет! — отрезал Кургоко. — Кабардинцы могут убивать, но никогда не
применяли пыток. Истязать людей мы не умеем.
— П’очему? — удивленно икнул кадий.
— Не каждому это дано понять, — сказал Джабаги.
— Ты, уважаемый, и твой абыз побудете нашими гостями, пока мы не най-
дем Алигоко, — решил Хатажуков. — Хорошо?
— Хорошо! — согласился кадий. — Мед еще есть? Мед еще был. И еще долго
пили, произнося хохи в честь присутствующих и поминая заклятым словом хана
Каплан-Гирея: «Ему без урожая быть, с виду безобразным, чтоб у него под саклей
лягушки водились; да высохнет он, как лошадиная шкура, да вытекут у него глаза,
как у слепой лошади; летом ему без молока быть, а зимой без шубы; нам же счаст-
ливыми быть, чтоб даже собаки наши сеном кормились, а хану — несчастливым,
чтоб даже его невестки в его доме добро разворовывали!»
— Так чья же голова хорошо работает? — спросил Хатажуков у Джабаги. —
Ты обещал сказать, кто придумал это ночное нападение с вязанками сена горяще-
го.
— Теперь скажу. Теперь нашим благородным пши поздно будет возмущать-
ся тем, что, дескать, желторотый юнец их учит, — с тихим смешком произнес
Джабаги. — Твой сын это придумал. Кубати.
Слово созерцателя
Безотрадным было зрелище ханского бегства. Понуро тащились
измученные лошади, оставляя подковы в липкой грязи раскисших до-
рог. Голодные и обозленные всадники постоянно должны были осте-
регаться черкесских пуль и стрел, неожиданно вылетавших из кустар-
никовых чащ, отставшие неминуемо подвергались нападению не-
больших отрядов, скачущих по следам тех, кто шел по шерсть, а воз-
вращался стриженым. Были убийственными и холодные ночлеги в ма-
лодоступных болотисто-лесистых местах. Охали больные, стонали ра-
неные. Если кто-то не мог продолжать путь, его просто бросали на до-
роге, и бедняге оставалось лишь уповать на аллаха, который не был
намерен расточать свою милость до бесконечности.
За рекой Кумой у крымчаков начался повальный падеж лошадей,
а среди войска вспыхнула эпидемия. Лихорадка и кровавый понос со-
брали такую обильную жатву, о какой трудно было мечтать защитни-
кам адыгской земли.
Основательно потрепали татар вместе с полком турецких янычар
и в следующем году, на Кубани.
Великого неудачника Каплан-Гирея лишили престола.
Новое вторжение ожидалось и в 1709 году. В это время турецкий
султан Ахмед намеревался нарушить мирный договор с Россией и дви-
нуться вместе с крымским ханом на Украину, где уже находился со сво-
ей армией союзник Порты Карл XII. Случай, казалось, был очень удоб-
ный, но...
В мае Петр Первый привел в Азов флотилию из 241 новейшего
военного судна. Демонстрация столь могучего флота произвела на
Турцию должное впечатление, и шведскому королю было предостав-
лено самому расхлебывать им же заваренную полтавскую кашу.
Накануне битвы Карл обратился к своим офицерам с такими сло-
вами:
— Он (т. е. Петр) приготовил нам много кушанья. Идите же зав-
тра туда, куда ведет вас слава.
«Кушанье» оказалось чрезвычайно неудобоваримым...
После «зело превеликой и нечаемой виктории» русской переста-
ла существовать «непобедимая» тридцатидвухтысячная армия шведов.