Страница 91 из 108
Хан, однако, не был намерен уничтожать верного клеврета — разве что не-
множко помучить.
— Ладно, успокойся. Ты еще сумеешь заслужить новые почести. А где твой
кабардинский приятель, как его... еще имя на твое похоже?
Наконец-то хан вспомнил о Шогенукове! Князь вошел в шатер, с трудом по-
давляя противную слабость в ногах, и склонился в низком поклоне.
— Говори! — приказал хаи.
«А что говорить?» — с испугом подумал Алигоко, но его изворотливая на-
ходчивость не подвела и на этот раз.
— Ослепительный хан! О ты, затмевающий свет луны даже в полнолуние!
Пусть руки твои достигнут того, к чему стремятся твой прозорливый ум и велико-
душное сердце! Мой злостный враг Кургоко Хатажуков сумеет нанести немалый
урон крымскому войску, если оно будет растягиваться в походе и расчленяться на
отдельные отряды. Кабардинцы большие мастера устраивать засады и нападать
неожиданно. Будь мне позволено великим ханом, я осмелился бы предложить, не
мешкая ни одного дня и не тратя времени на мелкие стычки, отрезать Кургоко
проходы в горные ущелья, а потом вытеснить его постепенно из лесов на откры-
тые равнины. Еще можно успеть перехватить множество мирного люда, двинув-
шегося вместе с тысячными стадами скота в труднодоступные отроги Главного
Кавказского хребта.
— Это мы и без тебя знаем, — махнул рукой хан, однако от проницательного
взора князя не укрылось то, что его слова были внимательно выслушаны и будут,
конечно, учтены.
— Ты все сказал? — спросил хан.
Шогенуков понял — если он сейчас ответит «да», то хотя и не навредит себе,
но также и пользы не извлечет из этой беседы. И он решился — умный джин взял
верх над жадным:
— Не в моих слабых силах оказать великому владыке мало-мальски замет-
ную услугу, зато ее может оказать ему в битвах одна немаловажная принадлеж-
ность воинских доспехов, освященная в столице мусульманства...
— Что за принадлежность? — снисходительно поинтересовался Каплан-
Гирей.
...И старинный панцирь вновь был извлечен па свет божий.
В шатре к этому времени зажгли с дюжину свечей, которые в Кабарде были
редкостью даже в княжеских домах, хотя кабардинцы и поставляли воск Крыму и
Турции.
Бесцветные глазки хана алчно блестели, когда он поглаживал руками отра-
жавшую огоньки свечей изумительную голубоватую сталь. Властелин Крыма
вдруг утратил изрядную толику своего величия и стал немножко больше похож на
человека.
— Так ты утверждаешь, что он принадлежал еще Салаху ад-Дину? Освящен
в храме Каабы и имеет чудодейственную защитную силу?
Шогенуков радостно кивал головой. Он уже почти не жалел о своем реши-
тельном поступке.
Его величество соизволил примерить панцирь. Он ему оказался слегка сво-
боден, но если, как заявил Баттал-паша, вместо одного подкольчужника надеть
два — для этой цели хорошо подойдут кожаные черкесские теджелеи (каб. — под-
кольчужник), — то обновка будет точно впору.
— Что означает эта надпись на арабском? — обратился к Шогенукову хан.
Князь ответил, что ему это неизвестно, ибо он, «бедный адыг», не только не
силен в арабской грамоте, но в любой другой грамоте тоже. Предание упоминало
о каком-то изречении из Корана.
— А где твой грамотей? — с суровой требовательностью вопросил Каплан-
Гирей своего кадия (глава мусульманского суда, священник высокого сана). —
Ты, кажется, хвастался, что он чуть не все языки знает.
Кадий, высокий и тощий старик, тяжко вздохнул:
— Коль скоро мои слова вызовут гнев нашего луноподобного, то гнев этот
будет праведным. У меня самого сердце ныне полно скорби, а душа негодования:
этот внук греха и сын ишачьего навоза не далее как прошедшей ночью накурился
шайтанского зелья — гашиша — и неосторожно упал на раскаленные угли прого-
ревшего костра. Он сильно обжег свою богомерзкую харю и сейчас, наказанный
аллахом, мечется в беспамятстве на моей мажаре.
— Дашь ему плетей, когда очнется, — добродушно махнул рукой хан: гне-
ваться «ныне», хотя бы и «праведно», у монарха не было желания.
Панцирь, разумеется, никого не оставил равнодушным. Важные сановники
до отказа вытягивали свои жирные шеи, перешептывались и даже не всегда могли
удержаться от громких восклицаний. Она, эта сталь с золотыми заклепками и зо-
лотым львиным ликом, и в самом деле обладала каким-то завораживающим свой-
ством!
Один лишь Алигот-паша не издавал ни звука. Угрюмо набычившись, он из-
редка бросал на Шогенукова злобные взгляды.
* * *
Князь Алигоко вышел из ханского шатра вспотевший, по счастливый. В ру-
ках он держал расшитый бисером кошелек с золотыми монетами, а в ушах у него
до сих пор звучало сладкой музыкой обещание хана подумать о «дальнейшем по-
ложении Алигоко-паши» (имя князя хан, как выяснилось, помнил прекрасно).
Чья-то грузная туша выплыла из темноты и загородила Шогенукову дорогу.
Он услышал хриплый, дрожащий от ярости голос Алигота:
— Где взял? Почему скрыл?!!
— От хана я не скрыл...
— Ведь мы должны были вместе... Мы еще там... эта... увидели вместе! И ха-
ну должны были поднести его вдвоем. Вдвоем!
— Или, что еще лучше, сиятельный паша сделал бы это один. Не так ли? —
Шогенуков поклонился с насмешливым смирением и быстро зашагал в темноту.
Что-то неразборчивое прошипел ему вдогонку Алигот. Князю показалось:
вшиголовый шакал.
«Ничего, ничего, — думал Шогенуков, — когда-нибудь и это тебе припом-
ним, боров пучеглазый! А пока можешь бесноваться, только гляди не лопни с на-
туги».
* * *
Перед рассветом обрушился водопадный ливень, промочивший до костей
все войско.
Река вздулась, верхушки больших валунов, еще вчера торчавшие из воды,
сегодня скрылись под мутными потоками. Не радовал и неожиданно холодный
ветер, налетавший порывами со стороны Главного хребта.
Переправлялись завоеватели медленно, с частыми задержками. Огромные
колеса телег, на три четверти утопавшие в бурой воде, застревали между камней, а
лошади, не находя достаточной опоры, не могли сдвинуть с места тяжелый груз.
Всадники легче справлялись с разбушевавшейся рекой, но их тоже сносило бы-
строе течение. Многих своенравная Малка стаскивала с брода и швыряла на глу-
бину; то и дело можно было видеть, как еще несколько человек вперемешку с ло-
шадьми, барахтаясь и захлебываясь, а то и совсем скрываясь под водой, стреми-
тельно «плывет» вниз по течению.
Десятки мажар опрокинулись, развалились на части: тонули и кони, если
кто-то не успевал обрезать постромки.
Крымцы тащили с собой тяжеленную пушку в упряжке из шести лошадей —
это был подарок какого-то из султанов какому-то из ханов. Толку от пушки в та-
кой войне никакого: Каплан, видно, решил взять ее для пущего устрашения про-
тивника и придания дополнительного веса своей царственной особе.
Когда переправилась большая половина войска, а было это уже после по-
лудня, переправили и луноподоб-ного с его свитой. Повозку, устланную войлока-
ми и коврами, тоже тянули, как и пушку, шесть лошадей, да еще восемь здоровен-
ных нукеров помогали проворачивать колеса. Хан громко икал, содрогаясь всем
телом.
На том берегу орда поднималась вверх по склону и занимала обширное без-
лесное плато на той самой горе, чей ближний к реке скат написал обрывистыми
уступами над малкинской долиной.