Страница 90 из 108
вый. Ему до сих пор не удалось снискать того почета и уважения среди крымской
знати, на которые он рассчитывал. После побега Кубати, после той тревожной су-
матохи на ханском судне, Каплан-Гирей, казалось, забыл о существовании верно-
го кабардинского князя, ни разу не посмотрел в его сторону, не удостоил ни одним
милостивым словом. Неужели хан, натерпевшийся страху в ту злосчастную ночь,
считает Шогенукова виновным в этой неприятности?
Князь все время думает, чем же снова привлечь к себе благосклонные взоры
крымского владыки? Задобрить кого-то из влиятельных вельмож и прибегнуть к
его посредничеству?
Но от «старого друга» Алигота вряд ли дождешься помощи. Паша еле убе-
рег свою шкуру и теперь, будто змеей ужаленный, он и аркана боится. К тому же
сераскир злобу затаил против своего спасителя: ведь Алигоко так удачно выдал
хану хатажуковского отпрыска и обошел при этом сераскира, который считал
пленника законной своей собственностью и распорядиться им намеревался по
собственному усмотрению. Но и это еще не все! Не сумел овладеть румским пан-
цирем опять Алигоко виноват. И опять этот скот злобствует, будто у него из-под
носа стащили отцовское наследство. Ну совсем как голодный пес, беснующийся
из-за того, что ему показали кусок мяса, дали понюхать, а потом спрятали! Но как
бы засуетился глупый паша, узнай он, что знаменитый панцирь всего лишь в не-
скольких шагах, вон в том скромном шогенуковском шатре, у которого сидит уг-
рюмый Зариф! Алигоко злорадно ухмыльнулся и взглянул в сторону «сиятельно-
го», а тот, встретив взгляд князя, засопел и отвернулся.
Шогенуков отвернулся тоже и с преувеличенным вниманием начал обозре-
вать противоположный берег Малки. Выше по течению, прямо на заход солнца —
отсюда прекрасно бывает виден двуглавый Ошхамахо. Сегодня он закрыт плотной
завесой облаков. Ниже по течению тянулась долина реки, которую местные жите-
ли называли Балк (впоследствии, кажется, не без помощи русских, она стала име-
новаться Малкой). Прямо перед собой, на той стороне реки, виден Алигоко поло-
гий распадок, расчленяющий высокий правый берег. Там, напротив брода, изви-
валась, карабкаясь на склон, каменистая полоска дороги. Оттуда совсем было не-
далеко до обширных владений князя. Сейчас ему вспомнилось семейное предание
о том, как в доме его предков впервые появился заморский панцирь. Завтра утром
это чудо оружейного искусства вновь будет завезено в Кабарду. Как и тогда, почти
два столетия назад...
До сих пор Алигоко охотился за панцирем с единственной целью — овла-
деть им, поднести как редкостный дар хану и завоевать прочное, долговременное
покровительство крымского властителя. Это сулило в свою очередь такие выгоды,
о каких не смеет мечтать ни один адыгский князь. А главное — удалось бы дор-
ваться до власти. Вот тогда бы Алигоко показал! (Как и что он показал бы, кия по
пока еще представлялось не очень отчетливо.)
Достижению заветной цели теперь, кажется, ничто не мешало. Вожделен-
ный панцирь наконец-то в руках Шогенукова. (Те пройдохи, которых он, узнав о
подробностях предстоящего празднества в доме Кургоко, нанял на побережье, хо-
рошо знали свое воровское дело.) Итак, на первый взгляд, ничто не мешало. Од-
нако оставалось еще одно нелегкое препятствие. Этим препятствием был... сам
Шогенуков. Дело в том, что ему вдруг стало жаль расставаться с панцирем! Все его
существо разрывалось на части: в нем ожесточенно спорили два джина — не бе-
лый, олицетворяющий добро, и черный, олицетворяющий зло, как это случается в
обыкновенном смертном, а оба черные, только один поумнее, другой — пожаднее.
«Отдай панцирь хану — не прогадаешь», — убеждал первый джин. — «Не хочу, —
упорствовал второй джин. — Вещь такая драгоценная!» — «А польза? Одни хлопо-
ты!» — «Может, я найду ему лучшее применение...» — «Не найдешь. Не будь ду-
раком. Ведь сколько дней ломаешь голову, с чем бы снова подъехать к хану, чтоб
его блохи заели!» — «Когда я смотрю на панцирь, он меня просто завораживает!
Вдруг он принесет мне счастье?» — «Принесет, если поднесешь его Каплану». —
«Не знаю, не знаю...»
* * *
В полумраке своего шатра Каплан-Гирей свершил молитву, поднялся, оза-
боченно покряхтывая, с намазлыка и приказал откинуть полог. В шатер скользнул
слабый отсвет затухающего дня и — уже становящийся более ярким — свет от двух
горевших снаружи, по краям входа, костров. С реки потянуло влажной свежестью,
и хан плотнее запахнул полы парчового турецкого халата. Усаживаясь на поход-
ной тахте, заваленной пышными шелковыми подушками, он сделал едва примет-
ный знак, и пред его ясными очами стали появляться настороженные сановники.
Плечи опущены, животы втянуты, взоры потуплены — само безропотное повино-
вение и робкая, добродетельная скромность! Они распределялись, соответственно
знатности и званиям, вдоль стенок шатра по обе стороны от проема, но не далее
стоящего в центре опорного столбика. Дальше застыли, словно каменные бабы
Аскании, ханские телохранители.
Усталым голосом сообщил Каплан-Гирей о том, что он молился аллаху о
ниспослании Крыму легкой победы и успешного разорения высокомерной Кабар-
ды (к вящей славе ислама), а также богатой добычи для каждого воина. В ответ
послышался негромкий, но восторженный гул льстивых голосов с изъявлением
благодарности луноподобному владыке и восхищения его безграничной мудро-
стью и милосердием.
Высказался, не утерпел, и Алигот-паша:
— Победа великого хана предрешена! Ему остается только протянуть на тот
берег свою священную руку — и...
— И если Хатажуков будет нам сопротивляться так же, — перебил с беспо-
щадной насмешкой хан, — сопротивляться так же, как сопротивлялся кабардин-
скому правителю наш доблестный Алигот, то мы, конечно, без труда его разгро-
мим.
Алигот съежился и зажмурил глаза. Ханская свита скромненько захихика-
ла, прикрывая рты ладошками.
Каплан-Гирей благосклонно выждал некоторое время, давая приближен-
ным возможность насладиться его остроумием, и заговорил уже о деле:
— Наше войско многочисленно и вооружение у нас хорошее, но мы все рав-
но должны знать, какие силы и где собираются противостоять нам.
Один из главных военачальников хана калга (высший, после хана, титул в
Крыму) Баттал-паша заявил, что черкесы располагают лишь разрозненными от-
рядами всадников и беспорядочными толпами пешего простонародья, вооружен-
ного чем попало. Лазутчики доносят о небольших скоплениях людей в лесу, у по-
логого подножья той горы, которая хорошо видна отсюда, — вон ее ближний к ре-
ке окат нависает обрывистыми уступами над долиной. По всем признакам, проти-
востоять славным крымским джигитам смогут не более трех-четырех тысяч вра-
гов.
Калга грешил, конечно, против истины. Он знал, что адыгских воинов го-
раздо больше, что они не разрозненны и хорошо вооружены. Знал он и то, что хан
не принимает на веру его донесение, но калга представлял дело так, как это могло
хану понравиться.
— А все-таки с ними придется повозиться, — предостерег Каплан, — вы же
знаете, черкесы — отважные и сильные воины. У них в народе есть неплохая по-
словица: «Комар виден едва, да кровь сосет у льва». Не так ли, друг наш любез-
ный Алигот?
Бедный паша стал еще меньше ростом и пригорюнился теперь уж не на
шутку: неужели это опала?