Плохие слова

Просыпаться вовремя для меня очень сложно, и сейчас я ничего не могу с собой поделать, но позже я обязательно вернусь к этому. А пока я хочу добиться того, чтобы не сидеть в кресле слишком долго.

Бабушка обязательно скажет мне: «Ну посиди, посиди еще. Ты ведь с работы, ты устал».

Я всегда слушался бабушку. Но теперь я все равно попытаюсь встать и чем-нибудь заняться. Я хочу совсем перестать сидеть в кресле, я не идиот…

Кровотечение

Сергей Петрович Пухов отправил жену и дочь к морю.

Последние дни проходили в таком мучительном ожидании отъезда, что у Сергея Петровича начинали чесаться ладони, и он с трудом скрывал нетерпение от семьи. Большого усилия воли стоило ему не показать облегчения в момент расставания.

Проконтролировав вылет самолета по расписанию, Сергей Петрович отправился в ближайший магазин и купил две большие «Гжелки», коньяк за сто сорок рублей, два красных вина, четыре пива, а также банку джин-тоника, чтобы выпить прямо в магазине.

Вечером позвонила Ирина и сказала, что долетели нормально, сходили на ужин, отель хороший, пляж рядом.

Сергей Петрович к этому моменту успел выпить всего полбутылки коньяка и вполне еще владел языком.

— Смотри, без глупостей там, — дежурно напомнила Ирина.

— Да пошла ты… — неслышно ответил Сергей Петрович.

Следующий звонок предвиделся не раньше чем через три-четыре дня.

Отсутствие можно будет объяснить командировкой. Или просто на все наплевать. Какая, в конце концов, разница. Впрочем, Ирина и не будет ни о чем спрашивать.

Сергей Петрович тут же достал из холодильника водку и вино, расставил бутылки во всех комнатах, на кухне, в коридоре и принялся расхаживать по квартире, заливая в себя из горлышек все напитки попеременно. Во время переходов от «Гжелки» к коньяку, красному и обратно Сергей Петрович изображал то летящий самолет, то крадущегося к добыче тигра, то громко пел и приплясывал. Прикончив коньяк, одно вино, одно пиво и две трети большой «Гжелки», он свалился на диван в гостиной и проспал двенадцать часов подряд.

Первое, что Сергей Петрович сделал наутро, была попытка пошевелить губами для улыбки, что получилось не сразу. Встать на ноги удалось лишь полчаса спустя. В голове со звоном перекатывался свинцовый шар. Все вчерашние бутылки стояли на местах, в холодильнике было еще пиво и непочатая водка.

Сергей Петрович выпил того и другого, позвонил в свой банк и объявил, что его не будет дней пять-семь. Первый вице-президент был заранее извещен о возможном отсутствии шефа и обещал прикрыть Сергея Петровича в случае звонка супруги на работу.

Утомившись разговором, Сергей Петрович выключил и забросил подальше в стол мобильный телефон и снова прилег на диван. Голова понемногу приходила в порядок.

Остатки пива взбодрили Сергея Петровича. Он порылся на книжных полках и достал десятилетней давности блокнот, из тех, что еще не были названы органайзерами. В блокноте отыскался телефон забытого друга.

— Вовка? Привет, это Сергей Пухов.

В электричке Сергей Петрович умеренно выпил четвертинку, хотелось большего.

За окном проплывали тусклые придорожные деревья.

От станции пришлось идти километра три. Сверяясь с бумажкой, Сергей Петрович высматривал номера домов и названия улиц. Пролетарский пригород встречал его безропотной нищетой разбитых дорог и выгоревшими на солнце плакатами советской эпохи.

Вот и красная угловая пятиэтажка, не промахнешься.

Подъездная дверь висит на одной петле и выглядит так, будто ее рубили топором. Квартиры похожи на дверцы сейфов, зачем-то обитые дерматином.

— Серега! А ты… возмужал.

На лице жены удивление, ребенок выглядывает с испугом. Сергей Петрович небрит, помят и довольно пьян.

— Ну, проходи, чего стоишь.

— Спасибо, Вов. Да я так, на часок.

— Пойдем, пойдем. У нас пельмени знаешь какие? На столе пара быстрых салатов, дачные овощи, закуски и местная водка.

— Ну, за встречу!

Сергей Петрович жадно опрокидывает рюмку, Вовка взглядом провожает его движение.

— А я слышал, что ты в банке…

— Был. Все пошло прахом, сейчас расскажу. Жена открыто хмурится. Все понятно, нужно поскорее нести пельмени.

— Лапусик, поди помоги мне.

Пельмени и впрямь отличные. Даже в хороших ресторанах почему-то не выходят настоящие домашние пельмени.

— Вовка, тут такое дело. Поставили меня на деньги. Убьют, без шуток. Собираю вот, кто сколько даст.

— Серега, мы люди небогатые, сам видишь. И дал бы, да нечего.

— Вов, всех уже обобрал. Немного осталось. Ну, хотя бы пятьсот, а? Убьют ведь. Дочку уже во дворе встречали, папе просили передать привет.

— Серега, ну… триста, — на лице друга — мгновенная сделка с совестью. — Все, что есть. Подожди.

На кухне сдавленно шипит жена, Вовка повышает голос, выносит и подает веером три бумажки.

— Вов, я отдам, клянусь.

— Ладно, по возможности.

— Отдам, не беспокойся. И — поеду я. Да, телефон мой запиши. Нет, там давно уже не живу, новый запиши.

Телефон, разумеется, неправильный. Вовка закрывает дверь и вздыхает. А что делать? Вдруг и правда убьют, всю жизнь будешь помнить, не простишь себе. Так хоть что-то.

Сергей Петрович трясется обратно в пустом вагоне. Теперь можно и расслабиться, выпить портвейна, вспомнить глупую молодость. Только в таких вот городишках и остался настоящий гадючный портвейн.

Проходящий наряд милиции смотрит на Сергея Петровича с подозрением.

На вокзале Сергей Петрович немного задерживается и обводит медленным взглядом площадь. Многоликий вокзальный сброд одновременно спешит, бездельничает, плачет и спит.

Домой Сергей Петрович возвращается поздно. Здороваясь, соседка задерживает на нем взгляд.

В квартире душно, пахнет помойным ведром.

Сергей Петрович достал из холодильника и расставил по комнатам оставшиеся бутылки, сделал пару кругов от водки к красному и пиву, затем вышел на балкон.

Достал из кармана триста долларов, порвал их пополам, еще пополам и еще, насколько было возможно. Размахнулся и бросил горсть обрывков.

— Все. Пора спать.

По дороге в спальню Сергей Петрович приложился к «Гжелке» и, не раздеваясь, завалился на убранную кровать.

В момент пробуждения Сергею Петровичу дискомфортно, он никак не может понять отчего. Наконец, с трудом приподнимает голову.

— Э, брат, да ты обоссался!

И действительно, брюки мокрые, а на покрывале широко расплылись желтоватые разводы.

Сергей Петрович, кряхтя, откатился в сторону и посмотрел на покрывало.

Пятно под ним большое, запах соответствующий.

— Отлично, — сказал Сергей Петрович. — На второй день уже обоссался.

Кухня уставлена грязной посудой. Холодильник пустой, немного водки осталось на столике в спальне. Сергей Петрович взболтнул бутылку и, запрокинув голову, вылил в себя остатки. После чего подошел к зеркалу и долго рассматривал свое отражение, слегка поворачивая голову из стороны в сторону.

Оплывшее лицо неопределенного цвета, щетина, красные глаза слезятся.

Сергей Петрович почесался и вспомнил вчерашнюю соседку. Как посмотрела, старая корова. Какое твое дело? Но вообще-то с таким лицом светиться не следует, а в мокрых штанах тем более.

Сергей Петрович снова смотрит в зеркало, и на лице его — удовлетворение.

— Хорош гусь, — говорит он и вдыхает запах своего немытого тела.

На завтрак есть кусок колбасы. Можно приготовить яичницу, но лень.

Сергей Петрович вспоминает вчерашние пельмени и улыбается. Что, Вовка, попал на триста баксов? Попал, голубчик. Вряд ли они у тебя последние, но для тебя это деньги, несомненно.

Сергей Петрович плюнул на пол колбасной шкуркой, включил и выключил телевизор.