Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 96 из 104

— Теперь вы можете отстегнуть пояс.

Он запутался с пряжками, и она, наклонившись, от-

стегнула пряжку сама. Это был маленький знак внимания. Раньше он никогда не был так близко от молодой женщины. Мастерс покраснел и, смешавшись, поблагодарил ее. Она присела на ручку свободного кресла, и они стали болтать. Он смотрел на нее во все глаза, восхищаясь ее нежной прелестью. Она очень внимательно слушала, слегка приоткрыв розовый ротик, его рассказы, к он вдруг ощутил себя интересным мужчиной. Когда она ушла в кабину экипажа, не переставал думать о ней, и по его телу пробегали мурашки от восторга.

Он вспоминал ее, и она казалась ему совершенством. Маленького роста, с чудесной кожей и светлыми кудряшками, стянутыми на затылке в пучок. Мастерсу особенно нравился пучок. Он говорил о ней, что она аккуратна и сдержанна. Звали ее Рода, Рода Льевеллин, и он стал мысленно повторять это имя...

В Лондоне Мастерс пригласил ее пообедать, а еще через месяц она уволилась из авиакомпании и новобрачные отправились па Бермуды, к месту службы Мастерса.

— Надеюсь, под конец этой истории Мастерс не пристрелит свою жену? По-моему, она вышла за него ради положения и роль хозяйки резиденции ей тоже была по вкусу?

— Нет,— ответил губернатор,— но... вы верно угадали суть. Она устала от полетов, и потом, она была так мила, так непосредственна, что мы все были просто очарованы и Мастерс сразу стал другим человеком. Жизнь для него превратилась в сказку. Он стал следить за своими рубашками и галстуками, купил какой-то дурацкий бриллиантин и даже отрастил совершенно кошачьи усишки, которые совсем не шли к его добродушной физиономии. Все любовались этой парочкой. Все шло чудесно, под звон колоколов что-то около шести месяцев, а потом тучи стали сгущаться над маленьким бунгало.

— Как долго еще нам не устраивать коктейли? Ты знаешь, что мы не можем себе позволить иметь ребенка. И мне скучно целый день сидеть одной, тебе что — у тебя полно друзей и так далее...

Дело кончилось тем, что вся домашняя работа свалилась на Мастерса, и теперь уже он сам (и с радостью!) приносил бывшей стюардессе кофе в постель.

Но самое главное случилось, когда, перепробовав все средства развлечь жену, он записал ее в гольф-клуб.

Она проводила в клубе целые дни и стала милой спутницей всех мужчин — членов этого клуба,

Я не удивился этому. Прекрасная смуглая фигурка, в самых коротких шортиках, в белой курточке и голубой шапочке, из-под которой выбивались задорные кудряшки. И, наверное, в клубе не было женщины заманчивее.— Губернатор заговорщически подмигнул Бонду.— Что дальше? Молодой лорд Татереаль играл с нею партию — двое на двое. Шалопай, красив как бог, прекрасный пловец, имеет открытую машину, моторную лодку и все прочее.

Брал всех женщин, которые тут же становились его возлюбленными, а если они этого не делали, то, по выражению Эжена Сю, «сами себя лишали праздничного удовольствия».

Она стала выезжать с молодым лордом и, начав с ним роман, понеслась вперед, как ветер.

Это было печальное зрелище. Она не старалась ни в коей мере смягчить удар или как-то избежать скандала. Просто увлеклась лордом и предоставила Мастерсу и всем остальным делать что вздумается.

Конечно, через месяц вся эта история выплыла наружу, и бедняга муж носил самые длинные рога на всем острове.

Естественно, Мастерс прошел через ад —сцены, ярость, пощечины (он сказал мне потом, что чуть не задушил ее однажды), и в конце концов между ними возникло гробовое молчание и ледяное презрение.

Видели ли вы, мистер Бонд, разбитое сердце? Сердце, которое разбивали у всех на глазах, медленно и верно. На это было страшно смотреть.

Мастерс был точно ходячий труп, равнодушный и жалкий. Однажды мы всей компанией собрались вместе и постарались напоить его до чертиков. Мы преуспели в этом, о’кей. Затем в ванне послышался какой-то шум. Мастерс попытался вскрыть себе вены моей бритвой. Это отшибло у нас охоту шутить, и меня выделили депутатом по этому делу к губернатору.

Губернатор все знал, но надеялся, что ему не придется вмешиваться. Теперь речь шла об увольнении Мастерса. Его работа пошла насмарку, а жена стала «притчей во языцах». Это был скандал, а сам он стал конченым человеком.

И тут вмешалось Провидение. Оно послало Мастерса с правительственным поручением в Вашингтон, где он удил рыбу на озерах с дипломатами около шести месяцев.

Мы облегченно вздохнули и стали бойкотировать Роду, где бы та ни появлялась.

— А она раскаялась?

— О, нет-нет! У нее была не жизнь, а мечта. Все словно со страниц дешевого романа — любовь на песке, под пальмами, бешеные гонки под ночными звездами, веселые вечера в городе и в клубе — она как чувствовала, что это долго не продлится, и жила подобно птичке. И Рода знала, что сможет вернуть Мастерса, если пожелает. Он так покорен!





А пока мужчин было хоть отбавляй — весь гольф-клуб! Совесть? Чепуха! Посмотрите, как живут кинозвезды в Голливуде.

Но скоро она опомнилась. Татереаль устал от нее, а его родители подняли скандал. И он бросил ее. Это было за две недели до приезда Мастерса, и она стала вести себя достаточно умно.

Рода знала, что рано или поздно он ее бросит. Она явилась к жене губернатора и заявила, что теперь будет хорошей женой Мастерсу. Вычистила весь дом сверху донизу, приготовив все необходимое к великой сцене примирения.

Необходимость этого примирения она поняла по пристальным взглядам со всех сторон. Она стала просто потасканной женщиной, и мужчины отвернулись от нее.

Теперь Рода сидела дома, снова и снова повторяя решительную сцену — слезы, мольбы о прощении, легкие всхлипы. И двуспальная кровать...

Вы не женаты, но, поверьте, между мужем и женой есть некоторое соглашение — можно простить неверность, грубость, бесчестье, но только не потерю одним из супругов обычной человечности — в супружеских отношениях это главное. Я назвал бы это, кхм, вотумом доверия, если позволите...

— Это изумительное определение!

— Рода надела свой самый скромный халатик и, как кошечка свернувшись в кресле, ожидала своего законного хозяина. Она решила, что будет ждать, покорно и тихо, пока он не заговорит первым. Затем она встанет прямо перед ним с опушенной головой и скажет ему все-все. Потом расплачется, и он закружит ее по комнате, а она будет хорошей девочкой.

Рода прорепетировала сцену много раз и не сомневалась в успехе.

Но случилось непредвиденное — он разделил дом на две части. Кухня и спальня —ей. Сам весь день не являлся домой, а приходя вечером, молча шел к себе.

Деньги на хозяйство ей выплачивал нотариус первого числа каждого месяца. Своих денег у нее не было. Его поверенный готовил дело о разводе.

Мастерс был каменным — ее истерики, слезы, мольбы—ничего не помогало. И она смирилась. Так прошло полгода. Чтобы иметь свой угол и еду — ей пришлось покориться. Мастерсу оставалось прожить на Бермудах еще год, и все вздыхали с облегчением, что семья не распалась. Они вновь стали добропорядочной парой и даже появлялись на коктейлях, где немедленно расходились по разным углам.

Мастерс уехал через год, она осталась, по его выражению — привести все в порядок. А еще через месяц слух о разводе дошел до нас из Англии.

Рода не стала больше молчать, и вся история выплыла наружу.

В день отъезда она просто вышла ему навстречу из дверей ванны и сказала, что у нее осталось только десять фунтов и ничего больше.

— У тебя остались бриллианты, мой подарок, и меховое манто.

— Я буду счастлива, если получу за них пятьдесят фунтов.

— Тебе нужно найти работу.

— Мне нужно время, чтобы что-то подыскать. Дай мне денег, Филипп! Мне придется голодать.

Он равнодушно взглянул на нее.

— Ты очень хороша. И ты никогда не будешь голодать.

— Ты мне должен помочь, слышишь! Для твоей карьеры не будет плюсом, если мне придется просить денег у губернатора,

— Хорошо. Ты можешь продать машину и приемник. Все, я пошел укладывать вещи. Пока!