Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 104

Прошел месяц. Было начало октября, и окна конторы «М» в Лондоне стояли открытыми. Бабье лето! Кругом стригут газоны, и запах травы перебивает в городе запах копоти.

Бонд сидел перед столом, необычайно заинтригованный необычным обращением к нему. «М» позвал его по имени — Джеймс, а не 007, как обычно. Это говорило, что задание шефа на этот раз будет иметь оттенок личной заинтересованности.

— Джеймс, вам никогда не приходило в голову, что на флоте каждый знает, что ему делать, кроме адмирала?

— Нет, сэр. Но я вас понял. Все просто выполняют приказы. А он должен их отдавать и принимать решения самостоятельно. Но после сорока—человек слабеет. Он начинает верить в Бога и советоваться с ним, за неимением людей, которые могли бы с ним разделить ответственность.

— Что скажете, Джеймс? Вам ведь нет еще сорока?

Бонд не любил разговоров на личные темы. Но он понимал шефа — у него не было причин размякнуть: у него не было ни жены, ни детей; он никогда не болел и не имел друзей, не испытал потери близкого человека или...

Бонд ответил, колеблясь:

— Но понятие ответственности, сэр... Я хочу сказать, что предстоит решить вопрос о жизни человека. Это самое неприятное дело в данный момент, и поэтому вы вызвали меня, «М».

— Черт, верно! — Глаза шефа нетерпеливо сверкнули.— Это то, о чем я говорю. Вы полагаетесь на меня и не собираетесь брать ответственность. Все падает на мои плечи, и я должен решать — жить или умереть. Но мне ведь платят за это. И хорошо. Кто-то должен тащить общую тележку с яблоками. И с кровью.

Бонду стало неприятно. Он никогда не слышал, как шеф произносил слово «кровь». Значит, дело было личным. И Бонд осторожно спросил:

— Чем я могу помочь, сэр?

— Вы помните дело Хавелоков?

— Только из газет. Пожилая пара на Ямайке. Дочь вернулась домой и нашла родителей мертвыми. Предположительно гангстеры были из Гаваны, но полиция йо-теряла след.

«М» сказал угрюмо:

— Я был шафером у них на свадьбе. Мальта, 1925 год.

— О,сэр!

— Чудесные люди. И я выяснил, что их убрал парень по имени Хаммерсштейн или фон Хаммерсштейн. Немцев в этих банановых республиках хоть пруд пруди. Многие — нацисты, которые повылезали из щелей после войны. Этот — бывший гестаповец. Он был начальником секретной службы у Батисты. Награбил кучу денег и еще занимался взяточничеством. Приговорен к смерти после того, как Кастро пришел к власти. Он первый начал устраивать свои дела. Посылает офицера охраны, некоего Гонзалеса, с тремя телохранителями, и тот скупает для него землю и ценности. Все самое лучшее и по самой высокой цене. Он мог себе позволить все. Если деньги не действуют — в ход пускаются все средства — похищение детей, поджоги полей — все, чтобы заставить владельца отступить. Он прослышал о плантации Хавелоков. Теперь могут убрать и их дочь. Сейчас ей лет двадцать пять. Я ее никогда не видел. А теперь Хаммерсштейн в Америке, в Северном Вермонте. Около канадской границы. Эти люди любят жить поближе к границе. Место называется Деро Эха. Там что-то вроде ранчо миллионера. Он, видите ли, не любит туристов и живет а полном уединении.

Теперь Бонд понял, почему «М» колебался — будет ли эта операция справедливым возмездием или местью? Он хотел, чтобы Бонд осуществил возмездие.

Хаммерсштейн поступил по закону джунглей с пожилыми людьми, не оказавшими никакого сопротивления. Если никакой другой закон ему не указ, то с самим Хаммерсштейном следовало тоже поступить по этому закону. И это не было бы местью. Это — справедливое возмездие.

— Я не колеблюсь ни секунды, сэр. Если эти гангстеры решили, что убийство сойдет им с рук, то они наверняка думают, что англичане такие же мягкотелые люди, как и все остальные. Если для них так спокойнее, то пусть считают пас такими. Однако по справедливости — око за око.

«М» взглянул на Бонда и не сказал ни слова.

— Этих людей нельзя повесить, сэр. Но их можно убить.

«М» уставился на Бонда. Его глаза стали чуть уже, зрачки, казалось, дышали. Потом он открыл ящик стола и достал тонкую печать без обычной надписи на ней и звезды высшей секретности, красную штемпельную подушечку и лист бумаги.





Затем он поставил печать и вручил документ Бонду. На нем, в левом верхнем углу, стояли красные, несколько старомодные слова: «ТОЛЬКО ДЛЯ ВАШИХ ГЛАЗ».

Спустя два дня Бонд был в Монреале. Он представился как мистер Джеймс, и встречавший его капрал молча пожал ему руку и добавил:

— Я... э-э... капрал Джойс. Мой начальник болен. Знаете, дипломатическая простуда... Я провожу вас один. Надеюсь, вы понимаете?

Бонд кивнул. Если что-нибудь случится — никто ничего не знает, и потом, этот начальник, должно быть, очень честный человек.

— Я понял. Мои друзья в Лондоне не собираются просить его заниматься этим лично. И, разумеется, я его не знаю и близко не был рядом с его конторой. А теперь, оставив ваш дурацкий французский, поговорим на английском, капрал?

— Я полковник. Но не в этом дело. Я просто выдам вам все инструкции и быстренько улетучусь. Вы понимаете, что тут речь идет о нарушении границ государственной, частного владения, нарушении лицензии на отстрел дичи и множестве других нарушений. И на этом мы стоим. Ваше дело — устранить эти нарушения без особого шума, понимаете?

— Вполне. Если после нашей беседы я окончу свои дни в Синг-Синге — я не видел вас, а вы меня даже во сне. А теперь — за дело!

Он снабдил Бонда одеждой — хаки, джинсами, горными ботинками и галлоном орехового масла, на случай, если Бонду придется столкнуться с туристами. Белая кожа Бонда не должна привлечь ни один взгляд.

— Если вас поймают, то вы англичанин, который охотился в Канаде, заблудился и по ошибке перешел границу. Вот ваша охотничья лицензия и разрешение на ношение оружия. А вот это единственное, что может вас скомпрометировать,— карта района в карандаше и кусок фото, снятого с вертолета.

Он пристально посмотрел на Бонда. — Надеюсь, вы сумеете избавиться от этого вовремя.

На фото коттедж выглядел довольно внушительно — загородная вилла миллионера, который любит собственность, комфорт и одиночество,—теннисный корт, гараж, конюшни, ступени к озеру, скрытое патио, флаг на лужайке.

Это было настоящее убежище для человека, который провел десять лет в водовороте бурной карибской политики и которому теперь требовались отдых и перемена обстановки. А озеро нужно было для «умывания рук» после кровавых дел.

— Я хотел бы быть с вами, мистер Джеймс. Я был на фронте, в Арденнах. Но там было по другому. А вы знаете эти политические интриги. Все бумаги, бумаги, и надо сидеть смирно, дожидаясь пенсии. Но я прочту обо всем в газетах,— он улыбнулся,— чем бы это ни кончилось. У нашего шефа девиз — никогда не посылай человека туда, куда можно послать пулю. Пока!

Бонд купил ветчину и хлеб, наполнил свою флягу тремя квартами виски, добавив туда пинту кофе. Затем он вылил в ванну целый галлон орехового масла и вымылся, что называется, до корней волос. Вышел из ванны он заправским краснокожим индейцем с голубыми глазами.

Добравшись до места, Бонд залег в кустах и стал наблюдать повседневную жизнь обитателей коттеджа, мысленно изучая ее по часам.

Потом, осмотревшись, пополз вперед, через густую траву, стараясь держать голову как можно ниже к земле, как вдруг на расстоянии фута от своей левой руки он услышал слова:

— Только двиньтесь, и я убью вас!

Зто был голос девушки, п она твердо решила, вероятно, осуществить свое намерение. Бонд, у которого забилось сердце, увидел прямо перед собой железный наконечник стрелы, который почти касался его головы. Затем он увидел крепко сжатые, чуть припухшие губы, яростные глаза и загорелую кожу лица, покрытую мелкими бисеринками пота.

Это было все, что мог различить Бонд сквозь траву. Кто же это особа? Одна из охраны? Он мягко спросил:

— Кто вы такая?

Стрела теперь смотрела прямо ему в грудь. Бонд попытался передвинуть руку и достать оружие, но шепот приказал: