Страница 5 из 64
— Возможны разные варианты, — чуть помедлив, ответил Ковалев. — Ну, например, достаточно плеснуть на стволы, когда их переносят из печи в ванну, любой подвернувшейся под руку жидкостью — и готово. Возникает микротрещина, которая в динамике приводит к разрыву ствола. Способ, правда, кустарный, еще демидовских времен, но безотказный.
— Что, можно и прямо из чайника? — спросил Мигунов.
— Можно и чаем, — подтвердил главный технолог. — Для стали это не имеет значения.
— Охо-хо, — нахмурившись, вздохнул Санин и обратился к чекисту. — Вы связались с областью?
— Так точно, — ответил лейтенант. — Оперативная группа из управления НКВД уже в пути.
Снятые с эшелона по приказу Лунева для повторных усиленных испытаний орудия отстреляли уже близко к полуночи. «Сорокапятки» выдержали стрельбу, и военпред, придирчиво осматривающий при свете мощной фары каждый сантиметр еще горячих стволов, весело сообщил Кочубею:
— Порядок, товарищ командир полка. Можете забирать свои пушки.
Кочубей, забывшись, схватил Климова за руку, с горячностью хотел пожать ее и густо покраснел от своей бестактности. Пальцы ощутили только холод кожаной перчатки. Словно устыдившись того, что руки-ноги у него пока «в наличии», подполковник неловко хлопнул военпреда по плечу и сказал:
— Давай ко мне зампотехом! Беру не глядя.
Военпред не видел в темноте смущения подполковника, но чувствовал в его словах искреннюю благодарность, хотя и не понимал, за что именно. Война есть война, и каждый служит там, где приказано. А о руке своей, потерянной в боях под Ельней, лейтенант вдруг на миг забыл, ощутив радость оттого, что не списан пока из артиллерии и, может, со временем еще сумеет попасть на фронт.
— Спасибо, товарищ подполковник, — благодарно выдохнул он. — Климов моя фамилия. Жду вызова! — и побежал к телефону: Лунев ждал доклада о результатах повторных испытаний.
…Небо было низким и беззвездным, а земля слегка подстыла, и шаги часовых у полигона раздавались гулко и четко. Кочубей нетерпеливо прохаживался вдоль эшелона и поглядывал на часы. Вдали, наконец, вспыхнули фары машины, и подполковник вздохнул с облегчением. До двадцати четырех ноль-ноль оставалось еще семь минут. Значит, приказ выполнен, полк сформирован точно в срок и ни один час не потерян.
Фашистская Германия имела пока большое преимущество в танках, и успешно противостоять танковым и моторизованным ударам врага могли только соединения нашей артиллерии.
— Торопитесь, подполковник? — усмехнулся вышедший из «эмки» Лунев.
— Малость есть, Владимир Николаевич, — сознался Кочубей. — Немцы торопят.
— Ну что же, добра тебе, артиллерист. За пушки не волнуйся. У тебя все в норме. По ЧП принимаем меры.
— Понятно, — ответил Кочубей и опять машинально взглянул на часы. — ЧП вам еще не хватало. Заводские и так сутками не спят.
— Разберемся, — помолчав, сказал полковник. — Давай своим команду.
— К отправлению! — гаркнул Кочубей.
Состав дернулся, проскрежетав сцепками, и стоявший на подножке подполковник отдал Луневу честь.
Маневровик вытянул эшелон на станцию, там его под парами ждали два «ФД». Полк двинулся на запад.
Глава 4
Ранним утром усталый и позеленевший от голода и напряжения Румянцев возвращался домой с Сортировки, где он провел ночь в засаде. Очень хотелось спать. Старенький трамвай нудно скрипел на поворотах, народу было немного, а тихая кондукторша почему-то все упрямо смотрела в окно.
«Что она там увидела, — удивился Румянцев. — За день, наверное, раз двадцать по этим улицам проезжает. Спала бы лучше. Самое милое дело. И есть во сне не так хочется».
Подумав так, он прислонил голову к стеклу и задремал.
Саша Румянцев, восемнадцати лет от роду, пришел в НКВД два месяца назад по рекомендации горкома комсомола. Многие его товарищи уехали на фронт, и Саша искренне завидовал им. Ребята бьют фашистов, а он это время непонятно чем занимался.
Сегодня уже неделя, как он сидел на Сортировке, наблюдая за будкой путевого обходчика. Приказано — он и выполняет. Только и радости, что пистолет по штату положен и два кубика в малиновых петлицах.
Вспомнив в полусне про свое неудачное назначение, Румянцев недовольно почмокал губами и положил под голову ладонь, чтобы было поудобнее. Трамвай покачивало, и сержант почти совсем заснул, но его вывел из этого состояния резкий женский голос. Александр открыл глаза. Говорила женщина в замасленной спецовке. Перед ней стоял милиционер.
— Это когда было видано, чтобы у нас милиция в трамваях билеты брала? Ты что, дядя, с луны свалился?!
Милиционер, уже немолодой рослый старшина, растерянно улыбался.
— Да брось ты, дамочка, к служивому человеку придираться, — с ехидцей заметил кругленький старичок с мешком на коленях. — Не выспалась, али в животе поет с голоду — вот к людям и цепляешься. Совсем народ одичал, на власть уже кидается.
— Не встревай, мешочник! — оборвала его женщина. — Я не кидаюсь, а время военное. Пусть документы свои покажет.
Глядя на женщину, Румянцев невольно улыбнулся:
«Вот настырная! Такой только попадись под руку…»
— Пожалуйста, пожалуйста, — примирительно сказал старшина и с готовностью полез в карман.
Именно этот его жест и заставил Румянцева насторожиться. Милиционер вел себя так, будто не он привык проверять документы, а ему самому их то и дело приходилось предъявлять.
«Странный старшина. Нечеткость какая-то», — подумал Александр, не терпевший сомнений в силу своего юного комсомольского характера, и поднялся с места.
— Гражданка права, — заявил он и показал милиционеру свое удостоверение. — Разрешите ваши документы.
— Прошу, прошу, — засуетился старшина. — Вот и командировка у меня.
Документы действительно были в порядке, но Румянцев вдруг почувствовал, как внутренне напрягся стоявший перед ним человек. Это его окончательно встревожило.
— Порядок, граждане, — стараясь казаться невозмутимо спокойным, подтвердил сержант, но документы милиционеру пока не отдавал. — Это наш работник.
«Надо бы этого старшину обстоятельно проверить. Что-то уж больно он взвинчен, — размышлял Александр. — Как будто боится чего. Впрочем, и ошибка может выйти, потом позору не оберешься. Скажут, Румянцев-то «отличился» — милиционера поймал.
Старшина выжидательно смотрел на него. Судя по крепкой загорелой шее, это был сильный, тренированный человек.
«Позвоню все-таки нашим, — решил Румянцев, возвращая милиционеру командировочное предписание. — Не нравится он мне».
Трамвай остановился.
— Уральских партизан, — привычно объявила остановку кондукторша.
— Товарищ старшина, — конспиративно шепнул Румянцев. — Мне тут один адрес надо навестить. Может, поможешь? Под видом проверки паспортного режима.
— Какой разговор, — охотно кивнул милиционер.
— Тогда пошли, — сказал Румянцев и спрыгнул с подножки.
Улица в этот ранний час была малолюдной. Смена на бывшей макаронной фабрике уже началась. Вместо мучных изделий там теперь гнали снаряды. У ворот прохаживался старик-вахтер с винтовкой на плече. Неподалеку стояла трехтонка, но шофер куда-то отлучился. Небольшая очередь привычно переговаривалась у дверей булочной. Булочная была закрыта.
«Все еще хлеб не привезли», — подумал Румянцев, и давняя пустота в желудке тут же напомнила о себе. Сержант глотнул слюну и покосился на милиционера.
— Далеко отсюда? — спросил тот.
— Да нет, — небрежно отозвался Румянцев и зачем-то поправил кепку. — Метров триста.
«Как только поравняемся с проходной «макаронки», я попрошу его подождать, а сам заскочу позвонить. Должен же у них быть телефон».
Прямо на ворота фабрики выходил переулок, застроенный низенькими деревянными домиками. В каком-то дворе выла собака.
Дальше все произошло так неожиданно и дико, что Александру пришлось потом долго потеть над рапортом руководству.
Милиционер круто развернулся и ударил Румянцева сначала сапогом в голень, а лотом кулаком в скулу швырнул его наземь…