Страница 6 из 64
Вахтер, увидя драку, ошалело рванул с плеча винтовку.
Милиционер в несколько огромных прыжков перескочил улицу и побежал в переулок.
Румянцев, скорчившись от боли, еле привстал на колено и выхватил пистолет.
«Только бы не зацепить никого», — подумал он и несколько раз выстрелил вслед бегущему, но промазал.
— Руки вверх! — заорал вахтер, наставив на Румянцева винтовку. — Ты кто?
— Я из НКВД, батя, — в отчаянии крикнул Румянцев. — А это переодетый диверсант. Уйдет ведь!
— Сейчас мы его остановим, — сказал вахтер и старательно, по-охотничьи, прицелился с колена.
— Только в ноги, батя! Он нам живой нужен, — предостерегающе крикнул Румянцев.
— В ноги так в ноги, — буркнул вахтер.
Вахтер еще плавно тянул спусковой крючок, как милиционер вдруг плашмя полетел на землю. В этот же миг треснул выстрел.
В горячке забыв про боль, Румянцев вскочил и бросился вперед. Милиционер не шевелился. Когда Александр, добежав, склонился над ним и увидел рану, он все понял.
Милиционер, споткнувшись, начал падать за какую-то долю секунды до выстрела, и пуля, летевшая ему в ноги, попала в затылок. Румянцев еще не успел до конца оценить происшедшее, как услышал за спиной истошный вопль:
— Милиционера убили!
Захлопали двери, и в переулок, кто в чем, повыскакивали женщины.
— Мало наших мужиков на фронте убивают, так еще здеся придумали. Шпана проклятая! — кричали они, охватывая сержанта тесным кольцом. — Бандит!
— Эй ты, — взмахнув сковородником, скомандовала ему молодка в расстегнутом на груди платье. — Брось наган! Хуже будет!
Румянцев втянул голову в плечи.
Уже протянулись к Александру натруженные, в прожилках руки, и несдобровать бы ему, да вовремя, вызвав на свой пост напарника, подоспел на помощь суровый вахтер с «макаронки».
— Осади, народ! — покрикивал он, проталкиваясь к Румянцеву через плотное людское кольцо. — Сдай назад, говорю! Ишь, налетели…
Старика видели каждый день на посту у фабрики и потому уважали. Мало-помалу женщины расступились и примолкли, но настороженного взгляда с Румянцева все равно не спускали. Вахтер наклонился над милиционером и покачал головой.
— Надоть же, как получилось…
Радомский, нахохлившись, сидел за своим столом в одном из кабинетов управления. Алексей вернулся с осмотра места происшествия часа два назад и сейчас без особого энтузиазма изучал аккуратно разложенные на столе личные вещи милиционера. Настроение у лейтенанта было, как говорится, ниже среднего. Дело, которое выглядело таким перспективным, с гибелью «визитера» зашло в тупик, и теперь Алексей не знал, с какого конца к нему можно вновь подобраться. Угнетало и то, что поделиться толком было не с кем. Этот кабинет они занимали на пару с лейтенантом Вотинцевым, но Сергей вчера спешно выехал в Нижнеуральск для расследования ЧП на артиллерийском заводе. Более опытный Сергей обязательно подсказал бы что-нибудь дельное, помог найти верный ход. Однако Вотинцев был далеко и принимать решение следовало в одиночку. Да, собственно, и решать-то особенно было нечего. Едва приоткрывшись, дело закрылось наглухо. С каким заданием шел этот «визитер», пока и, видимо, надолго останется темным вопросом. Правда, Радомский за эти два часа сумел навести кое-какие справки, но полученные сведения завесы не подняли.
Открылась дверь и вошел капитан Струнин. Лицо его было мрачно. Давний шрам, идущий от скулы до подбородка, сильнее обычного выделялся на побледневшей коже.
Струнин присел на краешек стола и с минуту о чем-то сосредоточенно размышлял. Потом спросил:
— Понемногу киснем?
— Чему же в ладоши хлопать? До слез обидно, — уныло ответил лейтенант.
— Ну и зря, — бросил Струнин. — Пора тебе к нашей доле привыкать. Бывает, предполагаешь одно, а выходит совсем другое.
Алексей вздохнул, разводя руками.
— Да уж больно все глупо получилось. Как говорил руководитель нашего институтского драмкружка, «накладка-с, граждане. Не из той пьесы декорации притащили».
Струнин усмехнулся.
— Ты потому, видимо, и на артистке женился, что не можешь свою художественную самодеятельность забыть?
Радомский малость опешил, раздумывая, стоит ли обижаться на такое заявление начальства, как Струнин без всякого перехода спросил:
— Шариков опознал убитого?
— Так точно. Заверяет, что тот самый, но к Шарикову он приходил в гражданской одежде.
— Что нашли при обыске трупа?
— Документы на имя Мылова Виктора Степановича, работника Казанской милиции, наган, финку, три железные ампулы и тридцать тысяч рублей денег. С копейками.
— Казань запросили? — поинтересовался капитан.
— Так точно. В Казанской милиции такой не служит и не служил. Подтвердили категорично. Оружия за таким номером за ними тоже не числится.
Струнин резко встал, одернул гимнастерку и прошелся по кабинету. Лейтенант машинально забарабанил пальцами по сукну стола, но вовремя себя одернул и снова стал вглядываться в фотокарточку на милицейском удостоверении Мылова.
— Ну ладно, Алеша. Начнем с того, что имеем, — после паузы сказал Струнин. — Размножьте этот снимок и предъявите всюду, где «милиционер» мог побывать в городе. Транспорт, кинотеатры, отделения связи и так далее… Обязательно обойдите столовые и рынок: должен же он где-то питаться. Может, его кто-нибудь узнает.
— Понял, товарищ капитан, — кивнул Радомский. — Будем искать.
— Второе, надо еще раз тщательно обследовать все его белье и форму. Займись этим сам.
Начальник управления НКВД созвонился с командующим ВВС округа, и полковник обещал помочь в быстрой доставке Сытина в город. На обратном пути после выполнения задания транспортный самолет ВВС приземлился неподалеку от мест, где пребывал Сытин.
Когда Сытина привезли на закрытый военный аэродром, он занервничал. Это ничего хорошего не предвещало. В лагере было тяжело, но Сытин был жив и твердо верил, что Красная Армия вот-вот капитулирует.
Однако сам факт присланного за ним самолета поколебал эту уверенность, и мысли его закрутились, перескакивая с одного на другое. В тридцать шестом на следствии Сытин сумел вывернуться и все свалить на Пилюгина, которому и так была обеспечена высшая мера. Молоденький неопытный следователь не уловил некоторых тонкостей дела, и Сытин отделался десятью годами.
Почему о нем снова вспомнили, да еще в такое время, когда у них и без того забот хватает? Ниточек к нему нет. Правда, оставался еще этот кретин Шариков, но он трус и скорее повесится, нежели пойдет доносить на себя самого.
Смутная тревога все еще не проходила, и от беспокойства нудно зачесалась спина. Сытин заерзал на ящике, и конвоир брезгливо покосился на него.
Когда Сытина ввели в кабинет, Струнин слушал сводку Совинформбюро и жестом указал заключенному на стул. Сытин послушно уселся и начал украдкой разглядывать чекиста.
«Капитан госбезопасности — чин большой. Равен подполковнику в армии, — думал он. — И шрам через всю скулу тоже кое о чем говорит. Мужик, видимо, бывалый и дошлый. С ним надо быть осторожнее. Главное — тянуть время и ничего на себя не брать. Только бы немцы Москву взяли, а там поглядим. Может, придет время, я этого орденоносца собственноручно расстреляю». Эта мысль придала ему смелости, и он, деловито кивнув на репродуктор, по-свойски произнес:
— Плохи дела, но мы им еще покажем. До Берлина будут драпать.
Струнин встал, выключил радио и сказал:
— Вот что, Сытин, мне некогда с вами долго разговаривать, поэтому давайте условимся на берегу. Вы берете бумагу и подробно, как только сумеете, описываете все: когда вы начали работать на немецкую разведку, кем были завербованы и где. Связи, тайники и адреса ваших людей.
— Ну и фантазия у вас, гражданин капитан, — разыгрывая искреннее удивление, хихикнул Сытин. — Какая еще разведка?!
— Затем вы расскажете об убийстве вами секретаря райкома партии Сергея Павловича Гвоздева, — жестко продолжил Струнин.