Страница 28 из 63
Воды вскипячу для чая.
<1680>
ХОЛОДНАЯ НОЧЬ
Сплел себе травяную хижину в Фукагава неподалеку от речной развилины: вдали виднеется снежная вершина Фудзи, вблизи — качаются на волнах корабли, из чужедальних приплывшие стран350. Провожая глазами белопенный след, на рассвете оставленный ими551, слушая, как в сухом тростнике шумит ветер, уносящий былые сны352, коротаю день, когда же склонится он к вечеру, присяду полюбоваться луной — и вздохну о пустом кувшине, прилягу на изголовье — и посетую на тонкое одеяло.
Весла, скрипя,
Бьют по волнам — душа леденеет.
Ночь, слезы.
<1681>
ПОСЛЕСЛОВИЕ К СОБРАНИЮ «ПОЛЫЕ КАШТАНЫ»353
В книге, которую называют «Каштаны», есть строфы на четыре вкуса.
Одни, потягивая вино поэтического духа Ли и Ду,354 хлебают кашу поучений Ханьшаня355. Такие строфы не доступны обычному взгляду и обыкновенным слухом не уловимы.
Другие выделяются особой отрешенностью и утонченностью — частые гости в горной хижине Сайге, они, что каштан с червоточиной, какой и не подберет никто.
Некоторые выражают сполна любовное чувство. Говоря о старинном, вспоминают прелестные черты Си Ши356, прикрывшейся длинным рукавом, или чеканят на золотых монетах лицо Комурасаки. Сюда же можно отнести и обвитые плющом вешалки для платья в спальне обитательницы покоев Шаньян357. В худших упоминается юная дева, живущая под крылышком у попечительных родителей, или постоянно бранящиеся невестка и свекровь. Чувства, предметом которых являются монастырские послушники или юные актеры театра Кабуки, тоже не обойдены вниманием. Простыми словами передавая содержание стихов Бо Лэтяня358, приходят на помощь неискушенным.
Есть же строфы подвижные, не признающие различия между ложным и истинным, они шлифуются на драгоценных треножниках359, знаки закаливаются в Драконьем ключе360. Их берегут как свое самое заветное сокровище, никому, кроме тебя, не принад-
126
лежащее, и трепещут, поджидая похитителей из будущих поколений.
<1683>
В BAMBVKOBOH ЧАЩЕ
Когда задержался на несколько дней в Ямато, в селении под названием Такэ-но ути, местный старо- , ста ежеденно навещал меня, стараясь, как видно, отвлечь от мыслей о тяготах пути. Человек он истинно незаурядный. Душа его воспаряет высоко, плоть же с теми, кто помышляет о сене, хворосте, фазанах и зайцах: взвалив на плечо мотыгу, входит он в сады Юаньмина361, ведя за поводья быка, сопутствует отшельнику с горы Цзишань362. К тому же, имея должность, он служит и в службе не знает устали. Дом его беден и, похоже, бедность ему по душе. И кто, как f не этот человек, умеет, урывая минуты отдохновения Г у городской суеты, достичь душевного покоя?
Хлопковый гребень.
Чем не лютня? Ааскает слух
В бамбуковой чаще.
<1683>
ПОСЛЕСЛОВИЕ К «ПУТЕШЕСТВИЮ В ИСЭ»363
Все это — не более чем досужие речи, невзначай 1 сорвавшиеся с недостойных уст, подобно травам без f корней, они не цветут и не плодоносят.
127
Так вот, в тот год, когда Кикаку364 обрел пристанище под столичным небом, он свел короткую дружбу с господином Кёраи из рода Мукаи, вместе пили они вино, вместе беседовали за чашечкой чая, и раз за разом Кикаку наставлял его, открывал сокровенные тайны пресного, соленого, терпкого, невесомого, начиная с того, что лежит на поверхности, и кончая тем, что прячется в глубинах — по одной капле воды познал тот характер сотни рек.
Нынешней осенью, взяв с собой младшую сестру, Кёрай отправился в Исэ. Оставив позади продуваемую осенними ветрами Сиракаву365, продвигались они вперед, ночами стелили на ложе стебли прибрежных мискантов, и все, что трогало их души, оба запечатлевали на бумаге, запечатлев же, отправляли «почтительнейше» в мою травяную хижину. В первый раз, увидев, восхитился, во второй раз, произнеся вслух, забыл обо всем. В третий же раз, прочтя, ощутил, сколько в этом покоя. О да, он достиг всего, чего только можно достичь на этой стезе.
Восток ли, запад —
Одной печалью пронзает
Осенний ветер.
<1684>
СЛИВА У ИЗГОРОДИ
Зайдя как-то навестить одного человека в его убежище, обнаружил, что хозяина нет дома, — как мне сказали, он отправился в паломничество по монастырям, — хижину же охранял какой-то старик. Рядом
128
у изгороди пышно цвела слива. «Вот кто чувствует себя здесь хозяином!» — невольно воскликнул я, старик же ответил: «Но ведь изгородь эта не наша...» На это я сказал:
Нет хозяина дома.
И даже слива цветет сегодня
За изгородью чужой366.
<1686>
СНЕЖНЫЕ ШАРЫ
Некий Сора поселился по соседству с моей хижиной и с тех пор ни утра, ни вечера не проходит без того, чтобы мы не сообщались: то он меня навестит, то я его. Когда я готовлю еду, он помогает мне собирать хворост и разводить огонь в очаге, вечерами же, когда я кипячу воду для чая, он приходит и стучит в мою дверь. По натуре это человек, склонный к затворничеству, и нас с ним связывает несокрушимая дружба. Однажды вечером, когда он пришел ко мне, падал снег...
Огонь разведи,
Я же порадую взор твой —
Снежный скатаю шар.
<1686>
ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ ЖИВУЩИМ УЕДИНЕННО
Ну и разленился же этот старик! В последнее время даже гости стали докучать мне, и я многажды клялся себе: «Не буду больше ни с кем видеться, не
5 М. Басе 129
буду никого к себе звать!» И только лунной ночью или снежным утром сердце сжимается от безмерной тоски по другу! Молча пью вино, самого себя спрашиваю, самому себе отвечаю. Распахнув дверь хижины, любуюсь снегом, пригубив вина, берусь за кисть, потом откладываю ее... Ну что за безумный старик!
Пью вино,
Но заснуть все трудней и трудней. Снежная ночь.
<около 1688>
ЗАПИСКИ О ДОРОЖНОЙ ШЛЯПЕ
Я живу одиноким затворником в травяной лачуге, и каждый раз, как подует унылый осенний ветер, заимствую резец у Мёкана367, перенимаю мастерство у Такэтори368, и, нарезав бамбуковых веток, сгибаю их, имя же мне в эти дни Касацукури-но окина — Старец-Шляпочник. Мастер я никудышный, чаще всего целого дня недостает, дабы завершить начатое, я лишаюсь покоя, и с каждым днем занятие мое кажется мне все более докучным. Утром я обтягиваю шляпу бумагой, к вечеру она высыхает, и я снова обтягиваю. Затем крашу, пользуясь веществом, которое называется терпчина369, и, наведя глянец, слежу за тем, чтобы поверхность затвердела. И вот к вечеру второго дня шляпа наконец готова. Поля шляпы закручиваются внутрь, выворачиваются наизнанку, точь-в-точь как не успевший развернуться полностью лотосовый лист. Впрочем, выглядит она куда занятнее,
130 чем если бы была сделана по всем правилам. То ли это шляпа одинокого странника Сайге? То ли шляпа старца По, бредущего сквозь снег370? Пойду ли взглянуть на белые росы Дворцовой равнины — Мияги371* направлю ли свой посох к снежным вершинам горы Ушань372? Торопя встречу с градом, дожидаясь дождя, привязался я к этой шляпе несказанно, и забавляет она меня более, чем что бы то ни было. Но забавляясь, вдруг начинаю испытывать глубокое волнение. И почувствовав, как холодный дождь Соги увлажняет мои рукава373, сам поднимаю кисть, и пишу на готовой шляпе:
Пусть старость все ближе —
Все же мир наш служил
Пристанищем Соги.
< 1686-1687>
ТЫКВА «ЧЕТЫРЕ ГОРЫ»
Была у меня тыква-горлянка — не в память о той, что росла когда-то на изгороди Ян Хуэя374, и не из семечка, подаренного Хуэйши375, а просто так — тыква Я отдал ее мастеру, чтобы сделал вазу для цветов, однако она оказалась слишком большой и не поддавалась мерке. Сделал я из нее кувшин и хотел держать в нем вино, но очень уж он оказался неприглядным. Как сказал один человек: «В травяной лачуге припасы надобно иметь отменные». Увы, я был чем-то вроде перепелки, «порхающей между кустиками полыни»376. Вскоре обратился я к старцу
131
Со377 с просьбой дать тыкве имя. Слова же его я привел выше378. Во всех строфах, им присланных, говорится о горах, потому и назвал я тыкву «Четыре горы». Есть там строфа о горе Фаньиншань, на ней жил когда-то старец Ду, и именно о ней упоминает в своем шуточном стихотворении Ли Бо379. Старец Со от лица старца Ли превознес мою скудость за ее чистоту. Пустая же, будь, о тыква, вместилищем для всякого мусора. И один горшок, когда он у тебя есть, бывает дороже тысячи слитков380. Гора Тайшань, и та покажется легче, чем он381.