Страница 20 из 48
— Да нравилась, чего уж там! И вдруг предпочла вам другого парня…
— Мне?! Этого козла? А наоборот не хотите? Может, это я ей отставку дал! Может, другую получше ее нашел!
Орехов не сдержал улыбки.
— Красивее Лены Пономарёвой? И где же такие проживают, интересно знать?
— А не скажу вам! — с шутовской гримасой отрезал Суслик. — Еще отобьёте, глазом не успею моргнуть. Вы ведь такой народ…
— Нет, Рябов, как это ни печально, — с серьезным видом заговорил Орехов, — как это ни печально, а все-таки не вы Пономарёвой дали отставку. Все-таки она предпочла вам Студенова.
Суслик дурашливо всхохотнул.
— А дальше что? Интересно послушать, я-то ведь ничего не знаю!
— Может, вначале вы и смирились со своей судьбой, решили, что насильно мил не будешь, — продолжал рассуждать Орехов. — Как говориться, ушли с дороги. Но затем каким-то образом вам стало известно, что Студенов оставил Пономарёву в интересном положении… Знаете, на вашем месте я тоже, наверное, захотел бы отомстить…
— Вы побудьте на моем месте, — Суслик ткнул пальцем вниз, — а потом я бы вас послушал…
— И когда вы узнали о смерти Пономарёвой?.. — спокойно продолжал Орехов.
— Вы не шутите? — вскинулся Суслик. — Она что, в самом деле?.. Да нет, вы…
— Не прикидывайтесь, Рябов, будто вам ничего не известно! — сказал Орехов.
— Если хотите знать, последний раз мы с ней встретились где-то в сентябре прошлого года. Поговорили по-хорошему и решили поставить точку. Не было у нас никакой любви! — и опять задергался, замахал руками: — Мужики, одумайтесь!
— Это все, что вы можете пока нам сообщить? — спросил у него Орехов.
Суслик как отрезал:
— Всё!
— Тогда вам придется еще одну ночь провести в кутузке. Подумайте хорошенько еще раз обо всем и примите правильное решение, — спокойно напутствовал его Орехов.
А когда Суслика увели, закинул сцепленные руки за голову, откинулся на спинку стула и устало проговорил в потолок:
— До чего упрямый парень!
— До утра образумится, — пообещал Савельев. — Он же выдал себя с головой.
— Каким образом?
— А назвал Студенова «козлом вонючим»! Это ж у зеков самое непереносимое ругательство. И тот тип в дубленке…
— Ну да, тоже обругал Студенова «вонючим козлом», — оживился Орехов. — Ты это здорово подметил, Паша. А то я уже начал сомневаться…
— С чего вдруг? — удивился Савельев. — Все нормально. Утром этот артист расколется, я тебе говорю!
10
Однако следующее утро началось с плохих новостей.
Обыск, произведенный накануне вечером на квартире у Рябовых, не дал ожидаемых результатов: не было обнаружено ни отвертки со следами крови, ни следов крови на одежде Суслика. Тщательное обследование дубленки, в которой задержали Суслика, тоже ничего не дало.
Поэтому рассчитывать на то, что прокурор даст санкцию на арест, сейчас и думать было нечего. По закону, подозреваемый может быть задержан в интересах следствия не более чем на трое суток. Затем он либо освобождается из-под стражи, если нет достаточных оснований для его ареста, либо арестовывается с санкции прокурора на более длительный срок, если в результате предварительного расследования такие основания возникают.
Когда Орехов зашел к Савельеву обменяться соображениями на этот счет, Паша говорил по телефону. Заказывал билет на самолет. До Томска.
Орехов сразу почувствовал неладное: он знал, что в Томске проживают родители Савельева, и что его отец болен раком.
— Худо? — спросил Орехов, когда Паша положил трубку.
Вместо ответа Савельев молча протянул телеграмму:
«Вылетай. Отец…»
— Прими соболезнования…
Савельев промолчал, скорбно кривя губы.
— Как я без тебя буду? — спросил немного погодя Орехов.
— Да уж немного осталось, — сказал Савельев.
— Вся надежда на таксиста, — Орехов тяжело вздохнул. — Ты не звонил ему?
— Нет еще. Позвони сам.
— Ладно.
Скупо простились. От Савельева Орехов зашел к своему шефу, начальнице следственного отдела, и поплакался в жилетку.
Ангелина Андреевна согласилась с ним, что при сложившейся ситуации без помощи опытного опера не обойтись. Тут же созвонилась с начальником уголовного розыска Феоктистовым, и тот пообещал подумать.
Видимо, думал он на этот раз недолго, потому что уже через каких-нибудь полчаса к Орехову зашел старший оперативный уполномоченный Бородин и попросил для ознакомления все имеющиеся в наличии материалы по делу.
— Посмотрю, потом поговорим, — и снова ушел.
В связке с Сергеем Бородиным Орехову работать еще не приходилось, однако он знал, что это классный оперативник, у которого самый высокий процент раскрываемости. Но и по всякого рода взысканиям он также шел с большим отрывом от остальных сотрудников уголовного розыска: методы его работы не всегда согласовывались со статьями уголовно-процессуального кодекса. Ко всему прочему, он не любил заниматься писаниной. Но это, последнее, Орехов заранее решил целиком взять на себя.
Пока Бородин отсутствовал, Орехов созвонился с таксопарком, и водителю Шмелеву было передано по рации уведомление о том, что ему следует к такому-то часу явиться в милицию.
Таксист подъехал, а к этому времени и Бородин ознакомился с материалами по делу, так что следователь и опер вместе провели процедуру опознания.
Когда Суслика вместе с двумя другими задержанными ввели в кабинет и усадили на стулья, он продолжал качать права. И даже после того, как Бородин рявкнул на него, возмущение отчетливо читалось на бледном худощавом лице Суслика.
Шмелев показал на него, но без особой уверенности, оговорившись, что более всего запомнились ему дубленка и норковая шапка, которая была надвинута на самые глаза. А полосатый шарф закрывал низ лица, почти до носа. Во время же процедуры опознания Суслик сидел в одном пиджаке, без шапки и шарфа.
— Так он или не он? — нетерпеливо допытывался Орехов у Шмелева, когда Суслика и статистов увели.
— Точно не могу сказать, — честно признался Шмелев. — Если б его одели, как он тогда был…
С тем таксист и вернулся к своей баранке.
А Бородин спросил у вконец расстроенного Орехова, не поинтересовались ли они с Савельевым, что сейчас поделывают приятели Суслика, проходившие вместе с ним потому старому делу.
Нет, не успели поинтересоваться, не до того было.
— А как сейчас у Суслика по части женского пола? С кем-нибудь встречается?
— Упоминал он какую-то Верку, — вспомнил Орехов. — Я понял так, что его мать не одобряет эту связь…
— Где живет Верка?
— Бог ее знает, об этом речи не было.
— Ну ладно… — Бородин потер ладонью лоб. — Давай тогда вот что сделаем: узнай сейчас, приехала ли из деревни бывшая соседка Пономарёвой… Как ее?
— Брагина.
— Вот узнай про нее. А я пока позвоню в Верхнюю Пышму.
— Зачем?
— Попрошу кое о чем ребят. На всякий случай, — и ушел к себе.
Он попросил к телефону дежурного опера верхнепышминской милиции и наказал ему принести из архива городского суда уголовное дело Рябова Е.А. Опер ответил, что он не может никуда отлучаться.
— Ну кто-нибудь из следователей пускай принесет и отдаст тебе! — резко прокричал в трубку Бородин. — Расследуется тяжкое преступление, понял!
— И куда мне с ним? — спросил опер.
— Держи пока у себя, я вечером подъеду — полистаю!
Брагина этим утром вышла на работу.
— Позвони еще раз в аптеку, — сказал Бородин Орехову. — Пускай Брагина сейчас же едет в общежитие, там с ней и потолкуем.
— И Суслика туда повезем для опознания?
— Думаю, обойдемся фотографиями, — сказал Бородин.
В тамбуре общежития он задержался, оглядел стены, потолок, двери. Спросил у Орехова, на каком месте стояли Студенов и его подружка. Этого Орехов не мог сказать.