Страница 87 из 104
Прошли годы, и я покинул приют. Я стал юношей, затем – мужчиной. Детская хандра потихоньку отпускала. Тело изменилось, мышцы стали крепче, выносливее. Во мне появилась уверенность. Но иногда по ночам мне снился Майкл со своей линейкой.
«Спой–ка нам хаву нагилу, малыш Иззи! Давай же! Покажи его нам!»
Я жил совершенно другой, новой жизнью, но детские воспоминания вскармливали ненависть и жестокость в моей душе. Я был спокойным человеком. Вежливым и услужливым библиотекарем. Я улыбался людям, но моя душа плакала. Я смотрел на детей, на их счастливые улыбки и вспоминал насмешки тех, кто показывал на меня пальцем. И так день за днем, Боб, из года в год. Казалось, это никогда не закончится.
Когда мне было двадцать семь, библиотеку закрыли, а в другую меня не взяли. Пришлось искать новую работу. После долгих поисков я стал почтальоном. Мне нравилась эта работа, Боб. Нет, серьезно, я любил ее. Я ходил по городу, слушая любимую музыку.
«Пожалуйста, мэм. Ваша утренняя газета! Сегодня чудесный день для прогулок, не правда ли?»
Адресаты ждали прихода веселого улыбчивого почтальона. Старушки нет–нет угощали имбирными пряниками и чаем. Мне улыбались и говорили, что я очень хороший человек. Боже, как же мне это нравилось. Я почувствовал, что нашел свое место в жизни. Наконец–таки я смог почувствовать себя счастливым…
Близилось Рождество. Судя по дате в дневнике, это две тысячи пятый год. Был тихий вечер сочельника. Я заглянул в свой график и обнаружил в нем незнакомый адрес, по которому еще ни разу не доставлял ни писем, ни посылок. Включив плеер, я направился прямиком туда. У меня было прекрасное настроение в тот вечер, Боб. Мне нравилось смотреть на кружащийся снег, подсвеченный уличными фонарями. В наушниках играла какая–то симфония. Я любил классическую музыку. Она божественна.
Я шел, и снег хрустел под моими ногами. Я, как и прежде, был один, Боб, но теперь мне было уютно в своем одиночестве. Когда другие люди разделяли вместе со своей семьей праздничный ужин, я сидел в своей коморке, зажигал несколько свечей и в тишине съедал пиццу или бифштекс. И мне было хорошо…
Боб, я не был плохим человеком, понимаешь? Да, порой у меня случались приступы ярости и агрессии, но во всем городе не нашлось бы ни одного человека, кто был свидетелем этого. Я сам справлялся со своей бедой, один. Если на меня накатывали воспоминания, я переживал, плакал и злился, но старался держаться подальше ото всех. Люди ничем не заслужили мой гнев. Никто из них не был повинен в моем горе, и даже если среди них и были те, кто смеялась надо мною в детстве, я прощал их. Я любил людей, Боб, даже если они не любили меня.
Я подошел к назначенному адресу. Это был небольшой дом, какой обычно молодые семьи берут в долгосрочный кредит. На первом этаже за оградой было окно в гостиную. На улице стемнело, а окно лучилось добрым теплым светом. Я решил заглянуть в него и посмотреть, не оторву ли я хозяев дома от праздника. Я заглянул…
Как ты догадался, Боб, именно этот момент я и видел в своем сне. Воспоминание из прошлой жизни. Не знаю, как такое возможно, но это и не важно. Важно было другое. Тот мальчик, которого я принял за себя во сне, был младшим сынишкой этого семейства. Когда я стоял окна и на меня медленно опускался снег, он обернулся и посмотрел прямо на меня…
На какой–то момент, Боб мы встретились с ним взглядом. Он смотрел на меня такими добрыми глазами, какими только могут смотреть счастливые дети, не знающие бед. Он улыбался, Боб. Не так, как другие малыши. Улыбался по–доброму, от души, потому что именно так, с улыбкой, и воспринимал этот мир.
Никто в доме не обращал на него внимания. Он помахал мне своей ручонкой, а я улыбнулся и помахал в ответ.
Я стоял и смотрел на это радостное семейство: четверо детей и старушка, укрытая клетчатым пледом. Все было именно так, как в том сне. Именно так, Боб. Красивая молодая женщина, вероятно, их мама, ставила на стол горячие блюда и закуски. Когда она выходила из комнаты, старшие дети хватали что–нибудь с тарелок и запихивали в рот, делая вид, что ничего не произошло. Иногда мать заставала их за этим и делала замечания, но что ребятне толку? И лишь только маленький мальчик продолжал смотреть на меня. Он просто сидел и глядел на незнакомца за окном.
Все семейство в сборе и не хватало отца. Сначала мне показалось, что его и вовсе нет, но это было слишком сурово для этого образца идеальной американской семьи. Отец был и очень скоро я его увидел…
Майкл Уиллис. Он вошел в комнату, натачивая тонкий разделочный нож. Он был совсем взрослым мужчиной, но я узнал в нем именно те черты, которые запомнил в детстве. Он по–прежнему зачесывал волосы назад, а глаза так же хищно смотрели на запеченных куропаток, как когда–то на меня самого.
Я не верил тому, что вижу… Спустя столько лет я встретил того, кого ненавидел всеми фибрами своей души. Я отказывался верить в происходящее и думал, что это какие–то игры разума, или галлюцинации, или я настолько продрог на морозе, что перестал соображать. Заглянув в график корреспонденции, я увидел то, на что поначалу не обратил никакого внимания.