Софья (обманутые иллюзии)

В самый разгар сезона, когда она коротала дни своего вдовства в монастыре, Лидия с супругом обосновались в столице в фамильном особняке Корсаковых. Лиди всегда мечтала жить в Петербурге и была в неописуемым восторге от того, что, наконец, мечты ее сбылись. Алексей ее восторгов не разделял. Самому Корсакову первопрестольная была куда более по сердцу, чем чопорный светский Петербург, но уступив просьбам супруги, этот сезон он проводил в столице.

Наутро после шумного бала по случаю празднования Нового 1810 года у губернатора, Лидия поздно проснулась и, спустившись в столовую, не застала там Алексея. Выяснив у прислуги, что «барин уже позавтракали», она направилась прямо в его кабинет. То, что муж не стал дожидаться ее и предпочел завтракать в одиночестве, неприятно кольнуло.

Корсаков просматривал корреспонденцию, которую поутру доставили на его адрес в столице. Он как раз вскрыл письмо от Андрея, когда в его кабинет вплыла Лидия.

- Что пишут, mon cher? – поинтересовалась она.

- Это от твоего брата, - отозвался Алексей. – Пишет, что нашел Софью.

- В самом деле? – улыбнулась Лидия.

- Не могу поверить, - тихо произнес Корсаков, читая строки письма. – Она собралась постриг принять. Это так ужасно.

- Единственное разумное решение, - пожала плечами Лидия, устраиваясь в кресле напротив супруга. – Ей не стоило выходить за Раневского. Они не пара, это было столь очевидно.

- Тебе совершенно все равно? – удивленно взглянул на жену Корсаков.

- Это ее жизнь, она сама выбрала этот путь, - отмахнулась Лидия.

Взяв со стола колокольчик, она позвонила.

- Любезный, - обратилась она к явившемуся на ее зов лакею, - принеси мне чаю.

- Лиди, - недовольно поморщился Алексей, - я не единожды просил тебя не устраивать завтраки в моем кабинете.

- Без твоего общества в столовой мне было бы одиноко, - улыбнулась она ему.

Вздохнув, Корсаков сдался, предпочитая не затевать новую ссору, коих и так было вполне предостаточно меж супругами в последнее время. Притом возникали эти ссоры из столь незначительных мелочей, что Алексей только диву давался способности Лидии раздуть какой-нибудь пустяк до размеров истинной катастрофы. Вовсе не о такой семейной жизни он мечтал. Ему виделась большая семья: пять, а лучше шесть детей, чтобы непременно три мальчика и три девочки, но к его огорчению Лиди не стремилась становиться матерью. Минуло более полугода с тех пор, как они обвенчались и ничего. Заподозрив неладное, Алексей с пристрастием допросил камеристку жены. В конце концов, разрыдавшись от страха, что барин сдержит слово и продаст ее подальше от семьи, девица поведала ему, что, будучи в Воздвиженском барыня ходила к местной повитухе и имела с той долгую беседу. Поговорить о том с Лидией Корсаков так и не решился, но сознание того, что она не стремится к тихой семейной жизни, что ее куда более волнуют светские развлечения, вызывало раздражение. Лидия обожала быть в центре внимания и после замужества привычки ее нисколько не изменились. Она все также кокетничала, флиртовала и не на шутку сердилась, если Алексей позволял себе сделать ей замечание.

- Ах! Это все твоя ревность! – вспыхивала она как сухой порох от искры. – Ты, видимо желал бы запереть меня в четырех стенах. – Может и мне в монастырь податься как моя кузина? – сердито выговаривала она ему после посещения оперы.

- Скажи мне, mon ange, - обратился к ней Корсаков, - случись мне не вернуться, ты тотчас забудешь обо мне?

Лидия провела кончиками пальцев, затянутых в шелковую перчатку по щеке супруга:

- Ты, верно, шутишь, mon coeur?

- Нет. Отчего же мне шутить? Я серьезен как никогда, - убирая ее руку, отозвался Корсаков.

- Чего бы ты желал? Чтобы я в монашки подалась и вечно оплакивала тебя до самой гробовой доски? – откинулась на сидение в экипаже Лидия.

- Что ты, - иронично улыбнулся Корсаков. – Я и мечтать не смел о подобном. Лиди, зачем вы сказали Бетси о Софи? О длинном языке княжны Черкасской в столице разве что анекдоты не рассказывают, - перевел он разговор на другую тему.

- Полно, Алексей Кириллович, я не думала, что из ухода моей кузины в монастырь надобно сделать великую тайну, - надулась Лидия.

Она и сама не знала, зачем рассказала Бетси о Софье. Видимо от того, что Лиза говорила без умолку и все восторженно внимали ей, и Лиди захотелось вдруг сказать что-нибудь такое, чтобы обратить на себя внимание, вот тогда-то она и вспомнила о Софи. Сколько вздохов вызвала рассказанная ей история. Кто-то счел весьма романтичной такую преданность супругу даже после его смерти, кто-то счел поступок Софи глупостью. «Как можно хоронить себя заживо в монастырских стенах?» - удивленно протянула Бетси, оглядев тех, кто собрался в тесном кружку вкруг нее после завершения представления, и всем своим видом предлагая присоединиться к ее мнению. «Позвольте не согласиться. Мне кажется, что подобная преданность достойна уважения, а не порицания», - тихо заметил Корсаков.

Лидия растерялась от того, что так и не решила, чью точку зрения ей следует поддержать: с одной стороны, была Бетси, к мнению которой прислушивалась добрая половина великосветского Петербурга, а с другой ее супруг, чье мнение она должна была уважать и почитать. Недовольная тем, что Алексей поставил ее перед подобным выбором, она сочла за лучшее покинуть собравшееся общество, чем и дальше мучительно пытаться поддержать разговор, когда каждый вокруг так и ждет, что она ответит на фразу, сказанную Корсаковым.

Промеж супругов вновь повисло тягостное молчание. Лидия нахмурилась и отвернулась. Алексей вздохнул, вид ее недовольства уже стал привычен ему и уже не огорчал как ранее. Мысли его снова и снова возвращались к Софье: «Как странно, - думал он, - неужто она настолько сильно любила Раневского? Я бы мог поклясться, что она была увлечена мною. Это было так очевидно: эти взгляды украдкой, ее неловкость и волнение всякий раз стоило встретиться взглядами, пунцовый румянец во всю щеку. Так откуда же взялась эта любовь к Александру? Софи никогда не была ветреной, напротив она казалась такой рассудительной и не по годам серьезной. Странно. Очень странно. А может и не любовь то вовсе? В последнюю встречу Завадский говорил что-то о том, что именно он поспособствовал тому, что Раневского определили адъютантом к Зассу. Если уход от мирской жизни – попытка искупить грехи, то не слишком ли суровую епитимью наложила на себя Софи? Все так неясно в этой истории».

За размышлениями он и не заметил, как они миновали дорогу домой. Выйдя из экипажа, Алексей подал руку супруге. Лидия спустившись с подножки, устремилась к парадному даже не оглянувшись. Столь явная демонстрация обиды, задела: видит Бог, он старался угодить ей, он всегда уступал ее просьбам, но до коле это будет продолжаться? Корсаков и раньше не чурался светского общества, но завсегдатаем раутов и балов его назвать было трудно. После женитьбы на Лидии его жизнь превратилась в бесконечную череду праздников и развлечений. Как получилось так, что ныне он полностью зависел от капризов и настроения своей супруги? Разве о такой семейной жизни он мечтал? «Устал, - вздохнул Алексей, поднимаясь в свои покои. – Кто бы мог подумать, что бесцельное праздное существование может быть столь утомительным? Сейчас бы поехать в Воздвиженкое, окунуться с головой в тихие радости сельской жизни, но разве ж Лиди согласится променять шумный и суетный Петербург на спокойную размеренную жизнь в деревне? Вероятно, предложение сие не найдет у нее отклика и дай Бог, если не выльется в новую шумную ссору».

Раздевшись при помощи камердинера, Корсаков с тихим стоном удовольствия вытянулся на широкой постели. Уже в полудреме он услышал, как открылась дверь в смежные с его комнатами покои Лидии. Тонкая фигурка в почти прозрачной сорочке скользнула к его постели.

- Лиди? – удивленно приподнялся он на постели.

Тонкие руки обвились вокруг его шеи.

- Я не могу уснуть, когда мы в ссоре, - зашептала она ему на ухо, приникая к его груди.