Софья (обманутые иллюзии)

- Лиди, mon ange, - обнимая тонкий стан, вздохнул Алексей, - я не сержусь на тебя. Покойной ночи, mon coeur, - коснулся он поцелуем гладкого лба.

- Вы желаете спать, супруг мой? – шутливо погрозив ему пальчиком, улыбнулась она.

- Я не стану возражать, если вы составите мне компанию, - откинулся на подушки Корсаков.

Задув свечу, Лидия скользнула под одеяло и, положив голову ему на грудь, принялась водить пальчиком по его щеке.

- Ты не любишь меня более, - тихо заметила она.

- Отчего ты думаешь так? – поинтересовался Корсаков.

- Ты не желаешь меня более, - вздохнула Лидия.

- Я просто устал, Лиди. Ничего более. Спи, ma chйre. Не забивай свою хорошенькую головку подобными глупостями.

Глава 9

В трудах, заботах, молитвах минула зима. День накануне Вербного Воскресенья выдался на редкость теплым, и Софья выразила желание отправиться за вербой вместе с сестрой Прасковьей. Выйдя за стены обители, девушки неспешно направились в сторону небольшой речушки, по берегам которой в изобилие произрастал тальник. В воздухе витал аромат влажной земли, близлежащая роща наполнилась птичьим гомоном, скоро, совсем скоро природа очнется от долгой зимней спячки, примерит новый зеленый убор, расцветит зелень лугов первоцветами, зацветут дивным бело-розовым кружевом сады.

- Хорошо-то как нынче, - улыбнулась Софья, подставляя лицо теплому весеннему солнышку и легкому ветерку.

- И то правда, - согласилась обычно неразговорчивая сестра Прасковья.

Она хотела что-то еще добавить, но стук копыт за спиной заглушил ее слова и заставил девушек сойти с дороги.

- А, ну, сестры, посторонись! – верхом на великолепном гнедом жеребце мимо пролетел всадник и, проехав еще несколько саженей, круто осадил скакуна.

Сестра Прасковья перекрестилась и недовольно поджала губы. Софья от неожиданности выронила из рук корзину, что взяла с собой и, невольно отшатнувшись в сторону, оступилась, подвернула ногу и неловко осела на землю. Оглянувшись, Корсаков тихо чертыхнулся и поспешил вернуться, чтобы помочь подняться упавшей по его вине монахине. Подъехав к растерявшимся женщинам, Алексей спешился и протянул руку, сидящей на земле монашке. Однако рассмотрев одеяние последней, Корсаков понял, что ошибся: девушка, скорее всего, была послушницей при монастыре.

- Бога ради, простите меня, - обратился он к ней. – Я не желал ничего подобного.

- Алексей Кириллович, - удивленно распахнула глаза Софья, опираясь на его руку.

Корсаков замер, внимательно вглядываясь в лицо той, что назвала его по имени.

- Бог мой, Софья Михайловна! Вы ли это? – недоверчиво покачал он головой, помогая ей подняться. – Не могу поверить. Как Вы здесь? Впрочем, Андрей писал мне.

Алексей не верил своим глазам. Вне всяких сомнений, перед ним была Софи, но какие же поразительные перемены произошли в ней. Как могла стоящая перед ним прелестница быть той Софьей, что он знал ранее. Голубые глаза, опушенные длинными темными ресницами, с веселым изумлением взирали на него, ветер играл пепельно-русыми локонами, выбившимися из-под шляпки, но самое поразительное было в том, что неуклюжая и неловкая толстушка исчезла и ныне перед Корсаковым предстала красивая молодая женщина. Широкий плащ надежно скрывал контуры ее фигуры, но Алексей опытным глазом завзятого сердцееда легко угадал, что скрывает под собой темное одеяние.

- Вы не ушиблись? – поинтересовался он.

- Не стоит беспокоиться, Алексей Кириллович. В который раз пострадало лишь мое самолюбие, - иронично улыбнулась она, забавляясь его смущением при упоминании того конфуза, что случился с ней на балу в московском доме Завадских. – Но вы, какими судьбами здесь, под Ростовым?

- Мы с Лидией приехали две седмицы назад в Воздвиженское. Это в пяти верстах отсюда. Будем рады видеть у нас, - поспешно добавил он.

- Боюсь, это невозможно, - вздохнула Софи. – Отрешившись от мирской жизни, я не могу наносить визиты и покидать стены обители без особой на то надобности.

- Куда же ныне путь держите? – улыбнулся Корсаков не в силах отвести взгляда от ее лица.

- Завтра Вербное Воскресенье. Вот, собирались до тальника вербы наломать.

- Позвольте, я помогу, - взял из рук Софьи корзину Корсаков.

- Сестра Прасковья, - обернулась к своей спутнице Софи, - давайте вашу корзину.

Отдав Корсакову еще и корзину монашки, Софи усмехнулась тому, как Алексей пытается удержать обе корзины и одновременно вести на поводу своего скакуна. До берега речки оставалось совсем недалеко.

- Оставайтесь на дороге, - обратился к девушкам Алексей с недовольством глядя на раскисшую от талого снега землю у себя под ногами.

Привязав жеребца к дереву, Корсаков в несколько шагов дошел до зарослей тальника и легко наломал ивовых прутьев, покрытых пушистыми почками. Вернувшись с двумя полными корзинами, Алексей передал их ожидающим его девушкам.

- Благодарствую, - буркнула сестра Прасковья, недовольная его обществом.

Не обращая на нее внимания, Корсаков повернулся к Софье:

- Андрей писал мне, что вы собираетесь постриг принять, - тихо заметил он.

- Еще ничего не решено, Алексей Кириллович, - уклончиво ответила Софья, не желая говорить с ним о причинах, побудивших ее принять такое решение.

- Будет преступлением упрятать такую красоту под монашеский клобук, - коснулся выбившегося из косы локона Алексей.

- Странно, - отозвалась Софья.

- Странно сказать женщине, что она красива? – поинтересовался Корсаков.

- Странно слышать это от вас, Алексей Кириллович. Вы, в самом деле, находите меня красивой? – со свойственной ей прямотой поинтересовалась Софья.

- Вы очень изменились, Софья Михайловна. Надо быть слепым, чтобы не заметить того, - тихо ответил Корсаков.

Софья смущенно улыбнулась. Его слова были ей приятны, в душе всколыхнулись давно позабытые воспоминания.

- Вы никудышный льстец, - тихо рассмеялась она.

- Я даже не пытался льстить, - улыбнулся он в ответ. – Вы позволите проводить вас?

Недовольно покосившись на них, сестра Прасковья пошла немного впереди тихо беседующей пары.

- Как поживает Лиди? – поинтересовалась Софья.

- Ей скучно в деревне, - вздохнул Корсаков, - а в остальном вполне благополучно.

- Скука легко излечивается, если найти себе достойное занятие, - заметила Софья и тотчас рассмеялась. – Я, верно, ханжа, коль позволяю себе нравоучительные речи.

- Нисколько. Я полностью согласен с вами, - совершенно серьезно заметил Алексей.

Корсаков проводил ее до самых ворот обители.

- Мне, по-видимому, не стоит спрашивать у вас позволения навестить вас здесь? – прощаясь с ней, спросил Алексей.

- Вы правы. Не стоит, - улыбнулась Софья. – Прощайте, Алексей Кириллович.

Запретив себе оглядываться, Софья проскользнула в распахнутую калитку в воротах монастыря и, привалившись к ним спиной, прикрыла глаза. Сердце билось в груди часто-часто, сбилось дыхание и отчего-то непрошенные слезы навернулись на глаза. Как жаль, что он не говорил ей этого ранее. Как жаль, что ныне ничего нельзя изменить. Открыв глаза, она встретилась с осуждающим взглядом сестры Прасковьи.

- Слишком вольно вы себя ведете в своем вдовстве, сестра Софья, - неодобрительно покачала она головой.

- Алексей Кириллович муж моей сестры, - бросив надменный взгляд в сторону монахини, осмеливавшейся осуждать ее, заметила она. – Находите что-то предосудительное в этой встрече?

- Вам виднее, сестра Софья. Как вам то ваша совесть подсказывает? – подхватив обе корзины с вербой, монашка зашагала к собору, оставив Софью наедине с ее мыслями.

Пожав плечами, Софи побрела к себе в келью. «Я ведь не сделала ничего дурного, - размышляла она. – Или сделала? Но что может быть предосудительного в случайной встрече за стенами монастыря? Я ведь не желала того. Странно, но отчего мне так легко, так тепло на душе? Отчего я так рада была увидеться с ним? Нет-нет. Не может быть ничего дурного в том. Все это случайность, не более. Я не завлекала его, не кокетничала с ним», - нахмурилась она. Войдя в свое жилище, она плотно прикрыла за собой двери и, убрав с большого сундука, стоящего в углу платье, которое собиралась немного ушить и кое-где починить, откинула крышку. «Да где же оно?» - в сердцах топнула она ногой, не найдя небольшое зеркальце, что держала в сундуке. Она давно не пользовалась им за ненадобностью и сейчас, когда ее одолевало любопытство, как назло не могла его найти. Рассердившись, она принялась вытаскивать все вещи из сундука, сбрасывая их прямо на кровать. Наконец, когда поиски ее увенчались успехом, Софья нерешительно взглянула на свое отражение. «Не может этого быть!» - было ее первой мыслью. Софи с изумлением рассматривала собственное отражение. Конечно, она несколько похудела, скромная жизнь при монастыре с ее трудами и заботами, скудная трапеза, призванная поддержать и укрепить дух, а не усладить тело, немало тому способствовали, но чтобы она так изменилась?! Из зеркальца на нее смотрела незнакомка: ровные дуги бровей, прямой тонкий, чуть вздернутый нос, высокие скулы, изящная линия шеи, тонкие ключицы. И все же: это лицо было ей знакомо. Отложив зеркало, она вновь метнулась к сундуку и, разыскав в нем небольшую шкатулку, извлекла из нее серебряный медальон на тонкой цепочке. С едва слышным щелчком легко открылась крышка, Софья осторожно кончиком пальца дотронулась до миниатюры, скрытой внутри. «Маменька, папенька», - слезы навернулись на глаза. Дед не раз говорил ей, что она чертами лица своего весьма схожа со своей матушкой, но она не верила тому. Будучи робкой и неуверенной в себе Софи дичилась сверстников, а все свои обиды и горечи частенько заедала сладостями, до которых была большая охотница, от того и обрела к семнадцати годам полные округлые формы, а теперь, глядя на свое отражение, убедилась в правоте Петра Гавриловича. Зажав в кулачке медальон, Софья повернулась к образам в углу кельи и торопливо перекрестилась. «Спасибо тебе, Господи! Спасибо за чудный дар твой! Пусть грех это, пусть тщеславие мною владеет сейчас, но ведь есть в этом некое знамение твое».