Софья (обманутые иллюзии)

- Здравствуй, Софи.

- Почему вы обманули меня, Александр? – шагнула к нему Софья.

- Я не лгал вам, ma chиre, - улыбнулся ей Раневский, - Я вернусь.

Тихо вскрикнув, Софья села на постели: «Сон, все сон и только», - вздохнула она – А правда такова, что нет его более, и не вернется».

Наутро в маленькой церквушке Рощино было весьма многолюдно: многие пришли проститься с Раневским. Софья, стоя у изголовья заколоченного гроба, обратив свой взгляд к царским вратам, не обращала внимания ни на что вокруг. «Господи! За что ты так со мной? Все чего я хотела – быть любимой. Неужто это столь великий грех, что расплата за него столь велика? Ведь знала, что Раневский никогда не ответит на чувство мое, знала и продолжала надеяться, что однажды случиться чудо». Горестно вздохнув, Софи отвела глаза от образов и обвела взглядом лица собравшихся. Кити, повернувшись к даме, чье лицо было скрыто густой черной вуалью, что-то тихо говорила той, склонившись в ее сторону. На какое-то краткое мгновение дама, приподняла вуаль, утирая слезы, что струились по бледному лицу, и Софья с удивлением узнала в ней ту самую девушку из Екатерининского парка, с которой Александр не пожелал ее знакомить. Столь явная демонстрация близкого знакомства со стороны Катерины, свидетельствовала о том, что девушки часто виделись, и возможно прекрасная незнакомка живет где-то неподалеку, а столь неподдельное горе, говорило лишь о том, что эту девушку с семьей Раневских связывали не просто добрососедские отношения. Болезненный укол ревности отозвался болью в сердце. Софья вопреки всем правилам хорошего тона не могла отвести взгляда от хрупкой фигурки в черном платье.

Заметив обращенный на нее пристальный взгляд молодой вдовы, незнакомка расправила плечи и только выше подняла голову. Презрительная улыбка, скользнувшая по красиво изогнутым губам, обожгла Софью словно огнем, обида невыносимой болью стиснула сердце: вот та, о которой он наверняка думал до самого своего последнего вздоха, а она лишь постылая жена, навязанная ему волею обстоятельств.

Отвернувшись от нее и Кити, Софья достояла до конца обряда отпевания, более так и не повернувшись в ту сторону. Как во сне смотрела она, как гроб опустили в могилу и засыпали землей, установив над невысоким холмиком деревянный крест. Тягостным был поминальный обед. Большинство из тех, кто подходил к ней выразить свои соболезнования, были ей незнакомы. Уже после погребения и завершения поминок к вечеру приехал единственный близкий родственник Раневских – дядя Александра и Кити Владимир Александрович Раневский.

- Софья Михайловна, - обратился он к ней, едва они остались наедине поздним вечером в малой гостиной, - я понимаю, что возможно разговор, о котором я просил вас не ко времени сейчас, но к своему великому сожалению не могу задержаться в Рощино слишком долго.

- Говорите, Владимир Александрович, - безразлично отозвалась Софья, - я слушаю вас.

- Как вы сами понимаете, я не могу оставить Кити на вашем попечении. Вы еще слишком молоды, чтобы взять на себя заботы о девушке ее возраста.

- Вы хотите забрать Катерину? – вскинулась Софья. – Впрочем, это, наверное, и к лучшему будет, - пробормотала Софья, вспомнив, обращенные к ней последние слова своей золовки.

- Вы можете оставаться в Рощино, если пожелаете, - продолжил Владимир.

- Могу оставаться в Рощино? – переспросила Софья, не совсем понимая, что хотел сказать ей дядя ее покойного супруга.

- Видите ли, ma chиre, - несколько смутился Раневский, - Александр не оставил завещания и никаких распоряжений относительно вас. Следуя закону, вам принадлежит одна седьмая его имущества. Хотя, какое там имущество, - вздохнул Владимир Александрович, - Штыково мой племянник отписал Натали, вдове Анатоля, - остается Рощино, да Нежино, поскольку Вознесенское по-прежнему в залоге у опекунского совета находится.

- Я не совсем понимаю вас, - медленно произнесла Софья, силясь уразуметь, что пытается ей втолковать этот пожилой, холеный господин.

- Я говорю, что после смерти Александра его наследницей является Кити, - теряя терпение, произнес Владимир Александрович. – Вам полагается седьмая часть имущества, но это ничтожно мало, потому вы можете оставаться в Рощино, пока Кити не выйдет замуж и не вернется сюда полновластной хозяйкой. Я выкуплю Вознесенское. Видит Бог, я предлагал помощь Александру, но он оказался слишком горд, чтобы принять ее от меня и попытался решить все свои проблемы собственными силами и тем самым только усложнил все.

- Вот как, - слабо улыбнулась Софи.

- Вы молоды и еще устроите свою жизнь. Не стоит так отчаиваться, - вновь заговорил Раневский.

- Вы, правда, считаете, что кому-то нужна будет вдова без гроша за душой? – поинтересовался Софья, поднимаясь с кресла.

- Софья Михайловна, зачем же делать столь поспешные выводы? – нахмурился Владимир Александрович. – Как вдова моего племянника вы получите вполне приличное содержание.

- Благодарю, - глядя на него сверху вниз, отозвалась Софья. – Я не нуждаюсь в вашей благотворительности, Владимир Александрович. Если вы внимательно читали брачный договор, то должны были увидеть, что Нежино остается за мной даже в случае смерти моего супруга. Завтра я уеду из Рощино, дабы больше не смущать вас своим присутствием.

Степенно выйдя из комнаты, Софья едва ли не бегом бросилась к своей спальне. Слезы душили, не давая дышать полной грудью. Ей весьма недвусмысленно дали понять, что более она не имеет никакого отношения к семье Раневских.

Как ни горько было покидать усадьбу, к которой привыкла, в которую вложила частичку своей души, Софья, верная своему слову, наутро велела упаковать багаж и после полудня отправилась в Нежино – единственное пристанище. Возвращаться в Завадное не было сил. Вернуться, значит признать полное и безоговорочное поражение, крушение всех надежд и иллюзий, которые придумала сама себе, в которые верила и только тем и жила.

Проехали около трех верст, когда мысль, внезапно пришедшая в голову Софьи, заставила ее высунуться из оконца и приказать развернуть экипаж:

- Мефодий, разворачивай!

- Тпру окаянные, - натянул вожжи возница. – Куда прикажете, барыня? Обратно в Рощино вертаться?

- В Ростов езжай, - велела Софья и откинулась на спинку сидения в мрачном раздумье.

До Ростова, миновав по пути Москву добрались на третий день, благо погода была хорошая и осенняя распутица миновала путешественницу. Добравшись до стен монастыря Рождества Богородицы, Софи велела остановиться. Сойдя на дорогу, она в нерешительности обозревала монастырскую обитель. Вновь сомнения зашевелились в душе: «Все одно никому не нужна более», - нахмурилась девушка.

Подойдя к калитке у внушительных врат, Софья постучала.

- Доброго вам дня, - поздоровалась она, с монахиней, открывшей смотровое оконце. – Могу я с игуменьей увидеться.

- Входите, барышня, - отворила калитку, пожилая женщина. – Матушка Павла примет вас, как только трапеза окончиться.

Софью проводили в гостиный двор, где останавливались все путники, что искали пристанища в стенах монастыря. Долго ждать ей не пришлось. В довольно скромную гостиную вошла женщина, облаченная в рясу и монашеский клобук.

- Мне сказали, что вы хотели видеть меня, - обратилась она к Софье. – Как вас звать, дитя?

- Софья, матушка, - склонилась в поклоне Софи.

- О чем вы говорить со мной хотели, милая? – скупая улыбка на миг осветила лицо монахини.

- Я вдова, матушка. Жизни своей дальнейшей в миру я не вижу. Я хотела бы постриг принять, - выдохнула Софья на одном дыхании.

- Сколько вам лет, Софья?

- Восемнадцать.

Игуменья покачала головой:

- В этом возрасте церковь не одобряет пострига. У вас вся жизнь впереди, и принятое с горяча решение, ни есть самое верное.

- Я прошу вас. У меня никого не осталось. Детей мы с супругом не нажили, - попыталась возразить Софья. – Я проделала долгий путь сюда.

- Поверьте, дитя, жизнь куда длиннее, чем вы себе это нынче представляете.