Софья (обманутые иллюзии)

Накануне Александр получил письма из дома. Одно было от Кити, второе от Софьи. Вскрыв первым послание сестры, Раневский с улыбкой читал ровные строки, написанные таким родным округлым почерком. Кити написала ему о поездке к Завадским. Александр обратил внимание на то, что в письме сестры слишком часто упоминалось имя Андрей. Тревожно сжалось сердце: «Похоже, младшая сестренка влюблена», - вздохнул Раневский. Он давно уже не держал зла на Завадского, понимая его поступок. Окажись Кити на месте Софьи, вряд ли он поступил как-то иначе, другое тревожило его – слишком велика была разница между единственным сыном графа Завадского и скромной провинциалкой, коей была его сестра.

Отложив письмо сестры, Раневский вскрыл другой конверт. Софья весьма подробно писала ему о делах в имении, спрашивала его совета в том, затевать ли ремонт во флигеле, или отложить до лучших времен. Написала несколько слов о свадьбе Корсакова и Лидии. И хотя писала о том весьма сдержано, печаль ее от того, что их собственная свадьба разительно отличалась от пышных торжеств, устроенных по этому случаю, легко читалась между строк.

Решив, что напишет ответ после того, как вернется с вылазки, которую решено было предпринять, чтобы изучить местность и определить наилучшее место для расположения батарей, Раневский, едва рассвело, с небольшим отрядом казаков выехал из лагеря. В эту вылазку с ним напросился ординарец Засса поручик Меньшов. Александр за те два месяца, что пробыл в штабе Андрея Павловича, близко сошелся с поручиком. Отчего-то молодой человек ему сильно напоминал Завадского. Может быть, все дело в том, что такая же решимость и упрямство, свойственные Андрею, нет-нет, да и мелькали в светло-серых глазах Меньшова.

Укрывшись за твердыней Измаила, турки не предпринимали вылазок за стены крепости, предпочитая не встречаться с неприятелем в открытом поле. Тем неожиданней стала встреча с турецким отрядом, по численности явно превосходившим небольшой казачий разъезд. Турки были в той же мере растеряны этой встречей, что и казаки. Они никак не ожидали встретить русских так близко у стен крепости. Раневский положил руку на седельную сумку, где держал заряженный пистолет. Александру показалось, что неприятель не склонен вступать в бой, и отчасти он был прав. Молодой турецкий воин что-то запальчиво сказал старшему в своем отряде и тот ему возразил, как то понял по интонации Раневский.

- Не стрелять! – тихо отдал приказ Александр, все еще надеясь, что они разъедутся миром в этот раз.

Несусветной глупостью было столь малыми силами: восемь казаков и два офицера, атаковать более многочисленный и хорошо вооружённый отряд. Раневский надеялся, что им дадут уйти, и турки не предпринимали никаких действий, позволяя казакам осторожно отступить.

Раневский всего лишь на мгновение отвел глаза от противника, и в тот же миг раздался бешенный боевой клич. Тот самый юноша, что явно подбивал своего командира напасть на русских, увлекая за собой нескольких воинов, бросился вслед за казаками. Осадив лошадей, русские развернулись, чтобы принять бой. Раневский метким выстрелом уложил юного задиру и выхватил саблю их ножен. Завязалась кровавая бойня. Острая боль обожгла левое плечо, потемнел от крови кафтан. «Только бы верхом удержаться, - стиснув зубы, наносил удары направо и налево Александр, - упасть под копыта - верная смерть». В глазах мутилось, один за другим падали вокруг казаки, - «Не уйти. Видит Бог, не уйти. Знать костлявая и вовсе близко!». Сильным ударом приклада в висок Раневского вышибли из седла.

От сильного удара по ребрам Раневский пришел в себя. Оглядевшись вокруг, Александр вздрогнул: все восемь казаков сложили головы в этом побоище, в живых оставались только он и Меньшов. Однако же, и турок немало успели забрать с собой на тот свет погибшие казаки. Пленных поставили на колени перед тем самым турком, что возглавлял отряд. «Беслы, - мелькнуло в голове у Раневского, бегло осмотревшего обмундирование и знаки отличия турецких воинов. (Беслы формировались из лучших всадников с целью совершения набегов на территорию противника).– От этих пощады ждать не стоит». Вынув из ножен саблю, турок взмахнул ею, со свистом рассекая воздух. Раневский зажмурился, теплые капли брызнули на лицо. Открыв глаза, Александр замер глядя на обезглавленное тело Меньшова. Турок снова взмахнул клинком, Раневский не выдержал и снова зажмурился, губы сами собой зашевелились: «Отче наш иже еси на небеси. Да святится имя твое, да прибудет царствие твое...» Мгновение растянулось в вечность. «Господи! Что же он медлит?!» Послышался характерный звук, с которым саблю вкладывают в ножны. Не доверяя собственному слуху, Александр взглянул на турка перед ним. Обернувшись к замершим чуть позади воинам, он что-то выкрикнул на своем языке. Турки зашевелились, пропуская вперед щуплого юношу лет пятнадцати. Остановившись перед пленником, все еще стоявшим на коленях, юноша вопросительно посмотрел на турка. Командир турецкого отряда заговорил. Обратив свой взгляд на Раневского, юнец стал переводить, произнося русские слова с легким акцентом: «Беркер говорит, что быстрая смерть от его руки будет слишком малой платой за убийство его брата, русский. Он сохранит тебе жизнь, но только лишь затем, чтобы ты молил своего Бога о том, чтобы каждый день этой жизни стал для тебя последним».

Услышав последние слова, Александр ощутил, как озноб пробежал вдоль позвоночника: «Лучше смерть!» - мысленно простонал он. Раневский, шатаясь поднялся на ноги под любопытными взглядами турок и, собрав остатки сил, бросился на их предводителя, занеся связанные впереди руки над головой для удара. Его враг с легкостью увернулся и подставил пленнику ногу, отчего тот рухнул как подкошенный. На пальце Раневского блеснули фамильный перстень и тонкий ободок обручального кольца. Склонившись над ним, турок попытался стащить кольцо, но Раневский сомкнул пальцы в кулак. Наступив на связанные запястья, Беркер принялся выкручивать пальцы пленника. Стащив кольца, он подошел к телу Меньшова и надел их на руку трупа. Сделав знак своим людям, Беркер вернулся к лежащему ничком Александру. Юноша вновь перевел сказанные турком слова: «Твои близкие переживут туже боль, что сейчас испытываю я, глядя на тело своего брата. Никто не станет искать тебя более». Раневский если бы мог перекрестился, глядя на то, как подобрав с земли окровавленную голову Меньшова, один из воинов засунул ее в мешок и привязал к своему седлу.

Пленника рывком подняли на ноги, привязали длинную веревку, которой обмотали его запястья к седлу Беркера. Дорога до крепости была недалека, но для привязанного к седлу превратилась в сущий ад. При первом же рывке Раневский упал, но Беркер даже не подумал остановиться, продолжая тащить его волоком по земле. К тому времени, когда отряд достиг крепости, одежда русского пленника превратилась в лохмотья, все тело было в ушибах и ссадинах. Одно было хорошо: ничего этого Александр не видел и не ощущал, поскольку находился в глубоком беспамятстве.

Придя в себя, Александр с тихим стоном перевернулся на спину. Где-то высоко вверху над стенами узкого каменного колодца, в котором он оказался, ему подмигивали огромные южные звезды. «Господь всемогущий, отчего я не умер по дороге сюда?» - вздохнул Раневский и тихо чертыхнулся от боли пронзившей сломанное ребро.

- Русский, - послышался тихий голос сверху. – Слышишь меня? Ты жив, русский.

- Жив, - хрипло произнес Раневский. – Кто ты? Русский?

- Хохол, - тихо хохотнул паренек. – Сашко.

- Тезка, стало быть, - отозвался Александр. – Здесь как оказался?

- Не помню. Мал был, - уклончиво ответил паренек. – Я тебе воды принес.

В горле нещадно першило от того, что наглотался пыли. Она скрипела на зубах, въедалась в раны, отчего ссадины на лице нестерпимо пекло. Сверху послышался шорох, подняв голову, Александр различил очертания какого-то сосуда привязанного к веревке, которую осторожно спускал к нему в колодец Сашко. Приняв в руки глиняный кувшин, Раневский жадно припал к нему губами.