Софья (обманутые иллюзии)

- Бог мой, Натали! – подскочил Раневский.

Схватив шлафрок, висевший на спинке стула, Александр накинул его на плечи и только после этого обернулся к кровати.

- Вы совсем стыд потеряли, madame, - в бешенстве произнес Раневский. – Вон из моей спальни!

Нисколько не стесняясь собственной наготы, Наталья выбралась из его постели. Натянув через голову полупрозрачную сорочку, женщина остановилась у окна. В призрачном свете луны, ее силуэт четко вырисовывался на фоне ночного светила. Александр подавил судорожный вздох, отводя глаза от соблазнительного зрелища, открывшегося его взгляду.

- К чему сопротивляешься? – улыбнулась Наталья.

- Натали, уходите, - глухо отозвался Раневский. – Я прошу, уйдите.

- Хорошо, я уйду, - подойдя к нему, усмехнулась Наталья. – Смотри, не пожалей потом.

Увлекшись чтением, Софья и не заметила, как дочитала книгу. Отложив ее на столик, она поднялась, убрала нагар со свечи и с тоской посмотрела на пустой графин: в горе пересохло, нестерпимо захотелось глотнуть холодной воды. Девушка выглянула в будуар, где сладким сном спала Алёна, почти все время не отходившая от нее все время ее болезни. Решив не будить ее, Соня взяла пустой графин и вышла в коридор, думая найти кого-нибудь из лакеев и сказать, чтобы ей воды принесли. С тихим скрипом открылась дверь покоев ее супруга, тонкая женская фигурка в прозрачном одеянии выскользнула в коридор.

- Бога ради, идите же, Натали, - услышала она тихий голос своего мужа.

Графин выскользнул из рук и разлетелся на осколки, точно также как в сей миг разлетелось на осколки ее собственное сердце, только звона этого не было слышно, лишь чудовищная боль стиснула грудь.

Оглянувшись на звон разбитого стекла, Раневский замер на месте.

- Софи, - шагнул он к ней. – Боже мой, Софи. Это не то, что вы могли подумать.

- Не подходите ко мне, - чужим голосом взвизгнула она.

Метнувшись к дверям в свою спальню, Софи повернула ключ в замке.

- Софья, открой, - услышала она из-за двери. – Я прикажу дверь выломать. Открой.

- Уходите, Бога ради, уходите. Делайте, что пожелаете, мне все равно, - сдерживая рыдания, проговорила она. – Я вас ненавижу!

Александр прислонился спиной к двери. «Глупая маленькая дурочка, - вздохнул Раневский, вспомнив слова целительницы Агрипины, - Господи, только бы ничего не сотворила с собой!»

- Открой, Софи, прошу.

Софья долго молчала, зная, что он не уйдет, пока она не откроет. В мыслях вновь и вновь мелькала Натали – стройная, изящная, выходящая из покоев Александра в одной ночной сорочке. Захотелось завыть в голос, ударить его, причинить боль. Но разве ж может боль физическая сравниться с той болью, что терзала сейчас ее собственное сердце. Дрожащими пальцами повернув в замке ключ, Софья отступила в сторону, позволяя Раневскому войти.

- Софи, - начал он, но не договорил.

Звонкая пощечина, заставила его умолкнуть. Софья схватилась другой рукой за ушибленную ладонь, как завороженная глядя на алый след своей ладони на его щеке. В голубых глазах сверкнула злость. Убийственная ярость затмила рассудок, ослепила, заставляя забыть, кто перед ним. От силы ответного удара у Софьи зазвенело в голове, щеку обожгло огнем, не устояв, она рухнула к ногам своего супруга.

- Никогда более не смей поднимать на меня руку, - процедил Раневский, глядя на нее, как на вошь, сверху вниз. – Видит Бог, я пытался быть терпелив. Отныне, ma chйre, я буду следовать вашим же словам и делать только то, что мне хочется.

Оставив ее на полу, Александр вышел за дверь, хлопнув ею так, что с потолка посыпалась штукатурка. В комнату робко заглянула Алёна и всплеснула руками, глядя на лицо Софьи.

- Ой, Софья Михайловна, да что же это. Я сейчас что-нибудь холодное принесу. Да вот хотя бы зеркальце приложите покамест.

Совершенно ошеломленная произошедшим, Софья без возражений приложила к опухшей щеке небольшое зеркало. «Господи! Он ударил меня, - пронеслось в голове. – Он ударил меня. Это как же мало я значу для него, не более, чем девка крепостная». Забравшись в постель, Соня съёжилась под одеялом. Никто здесь не затупиться за нее, у Александра все права, он может сделать с ней все, что пожелает, но, видимо, его единственное желание избавиться от нее. Не было сил даже плакать, ее всю трясло так, что зубы выбивали дробь. Впервые она испытала подобное потрясение. Никто, никогда ранее не поднимал на нее руку. Никогда она не испытывала страха перед мужчиной. Все было: неловкость, смущение, но никогда она не боялась представителей сильного пола. Таким Раневского она не видела никогда.

Вернувшись в свою спальню и застав там Тимошку, Раневский отвесил денщику полновесную затрещину.

- Бренди принеси! – прикрикнул он на него.

- Эт я мигом, ваше благородие, - бросив собирать раскиданную хозяином одежду, ретировался из комнаты слуга.

Налив полный бокал, Александр осушил его в несколько больших глотков. Обожгло. Поставив на стол фужер, Раневский закрыл лицо руками. «Не могу поверить, что ударил женщину, - вздохнул он, - Как я дошел до того? Господи, прости. Как мне смотреть ей в глаза после всего? Как вышло так, что не смог удержать в узде свою ярость?» Как вышло так, что его хваленая выдержка в этот раз изменила ему? В течение часа он почти допил содержимое графина, а после уснул пьяным сном. Проснулся Александр ближе к полудню, голова его нещадно болела, открыв глаза и увидев на столе почти пустой графин, Раневский мыслями вернулся к ушедшей ночи. Поднявшись с постели, он кликнул Тимошку, который памятуя о том, насколько тяжела у барина рука, более из его покоев не отлучался.

- Одеваться! – коротко бросил Раневский.

Поморщившись от того, что в голове его стучало словно кузнец молотом по наковальне, Александр прошел к покоям жены. Завидев его, Алёна одарила барина сердитым взглядом.

- Вон! – указал он ей на дверь.

«Как посмела смотреть так? Холопка, а взгляды кидает, будто не хозяин перед ней, а ничтожество!» - злился Раневский.

Услышав его голос, Софья вздрогнула и метнулась к двери, чтобы закрыть ее, но не успела. Александр выставил вперед ногу, помешав ей осуществить это намерение. Войдя в комнату, Раневский остановился у нее за спиной. Софи всем своим видом продемонстрировала, что не желает говорить с ним, но он не ушел. Положив руки ей на плечи, Александр развернул жену к себе лицом. Приподняв двумя пальцами ее подбородок, Раневский сосредоточенно разглядывал багровый кровоподтек на нежной коже.

- Мне жаль, что так вышло, - тихо произнес он. – Простите меня, если сможете.

- Ненавижу вас, - прошептала в ответ Софья. – Ненавижу. Все чего я хочу – это никогда более

не видеть вас.

Раневский тяжело вздохнул:

- Софи, что я могу сделать, чтобы загладить свою вину? Хотите на колени встану?

- И что это изменит, Александр Сергеевич?

Александр долго не отрывал взгляда от широко распахнутых голубых глаз. Доверчивая, наивная и очень напуганная. Он явственно видел, что она боится его, хоть и старается всем своим видом не выказать страха. Склонившись к ней, он легко коснулся поцелуем чуть приоткрытых пухлых губ.

- Простите меня, Софи, - прошептал, проведя рукой по распущенным пепельным локонам.

Софья тихо всхлипнула и прижалась к нему всем телом, но опомнившись, оттолкнула обеими руками.

- Оставьте меня. Довольно. Поезжайте в Москву или позвольте мне уехать в Нежино.

- Софья Михайловна, - заглянула в комнату Алёна, - Андрей Дмитриевич с визитом пожаловали.

Александр тихо выругался. Приезд Андрея был более, чем некстати. Пока он думал, как объясниться с Завадским, Софья, схватив с кресла шаль, ту самую, что он дарил ей на день рождения, и, завернувшись в нее, устремилась прочь из комнаты. Сбежав по ступеням вниз, Соня бросилась в раскрытые объятья брата.

- Andrй, милый, ты приехал, - прошептала она, пряча лицо на его плече.

- Софи, что случилось? – заподозрив неладное, поинтересовался Завадский.