Софья (обманутые иллюзии)

Софья замерла перед зеркалом, чуть качнула головой, любуясь игрой света в прозрачных гранях. «Заметит ли Раневский все мои старания?» – вздохнула девушка.

- Tatie, может статься так, что и Александр Сергеевич меня полюбит? – не сдержала своих страхов Софья.

- На все воля Божья, Софи, - вздохнула Ольга Николаевна, - счастлив тот, кто может довольствоваться тем, что имеет.

Спустившись к подъезду, Софья с помощью Дмитрия Петровича поднялась на подножку экипажа и заняла место напротив Лидии и Ольги Николаевны. Андрей уехал раньше и должен был встречать их вместе с Раневским и Корсаковым у церкви Святого Владимира, что в Старых Садах. «Быстрее, быстрее!» - стучало в висках под мерный стук колес по мостовой. Экипаж остановился прямо у ступеней храма. Выглянув в оконце, Софья разглядела всех троих на крыльце. Александр, несмотря на непогоду, был без шинели и с непокрытой головой, его алый вицмундир был хорошо заметен среди остальных, как и белый ментик Корсакова. Опираясь на руку Дмитрия Петровича, Софи торопливо спустилась с подножки и остановилась, ожидая пока дядюшка поможет сойти на землю Лидии и Ольге Николаевне. Раневский не поспешил им навстречу, так и остался стоять на крыльце, перед входом в храм.

У Софьи тряслись коленки, пока она под руку с Дмитрием Петровичем поднималась навстречу своему нареченному. Чопорное сухое приветствие: ни улыбки, ни теплого взгляда в ее сторону. Положив свои пальчики на согнутую в локте руку Раневского, Софья вошла с ним под своды старинной церкви. Андрей помог ей снять крытый бархатом салоп, Ольга Николаевна осторожно расправила тонкое кружево фаты. Приняв из рук священника зажженную свечу, Софья перекрестилась и, чуть повернув голову, украдкой глянула на Раневского. В тот момент, когда рука Александра коснулась свечи, пламя колыхнулось и погасло. Тихий вздох за спиной, заставил девушку похолодеть: «Господи! Спаси и сохрани!» - прошептала она, едва шевеля побелевшими губами. Тотчас подскочил худенький дьячок и подал батюшке другую свечу, которую тот и вложил в руку Раневского.

- Суеверие – есть грех, - покачал головой батюшка и продолжил начатый обряд, - Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков!» «Аминь!» - донеслось со всех сторон. Софья вполуха слушала напевные слова обряда, и только повторяла про себя: «Господи! Спаси и сохрани его! Спаси и сохрани целым и невредимым! Для меня, прошу, сохрани!» «Обручается раб Божий, Александр, рабе Божией, Софье, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь». Отступив в самый дальний угол храма, тихо всхлипнула Надин, прикрыв ладошкой рот. «Обручается раба Божия, Софья, рабу Божию, Александру, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь», - тонкий золотой ободок скользнул на безымянный палец правой руки.

- Имеешь ли ты искреннее и непринуждённое желание и твердое намерение быть мужем этой Софьи, которую видишь здесь перед собою? – обратился к Раневскому священник.

- Имею, честный отче, - тихо, но отчетливо прозвучало в храме.

- Не связан ли ты обещанием другой невесте? – продолжал вопрошать святой отец.

- Нет, не связан, - даже не повернув головы к Софье, ответил Раневский.

- Лжец! – выдохнула Надин.

Не в силах и далее присутствовать, девушка осторожно пробираясь между прихожанами, заторопилась к выходу. Движение в задних рядах привлекло внимание Андрея. Обернувшись, Завадский застыл в немом удивлении: «Она. Бог мой, это же она. Девушка из парка». Не думая о том, что делает, Андрей последовал за незнакомкой. Он догнал ее, когда она торопливо спускалась по ступеням к небольшой коляске, в которой, судя по одежде, ее дожидалась прислуга.

- Говорила я вам, барышня, не надобно было сюда ехать, - участливо проговорила женщина, протягивая обшитый кружевом платок своей хозяйке.

- Mademoiselle, постойте! – выкрикнул Завадский.

Стоя на подножке экипажа девушка обернулась.

- Что вам угодно, сударь? – глядя на него сверху вниз, поинтересовалась она.

- Кто вы? Зачем приезжали?

- Не важно, - высокомерно улыбнулась Надин. – Теперь уже не важно. Ступайте, сударь, ваше место там, а не здесь.

Надин грациозно опустилась на сидение и отвернулась от Завадского. Коляска тронулась, унося ее прочь, а Андрей так и остался стоять на месте. Перед глазами все еще было заплаканное лицо, улыбка сквозь слезы, высокомерный взгляд, за которым прятались боль и отчаяние. Очнулся он лишь тогда, когда открылись двери храма, и шумно приветствуя молодую чету, на улицу высыпали те, кто был на венчании.

«Господи, - перекрестился Завадский, - сохрани сей союз».

Раневский молча предложил руку супруге, помогая спуститься по ступеням храма, помог подняться на подножку экипажа и сам забрался следом. Карета, запряженная великолепной гнедой четверкой, тронулась с места, увозя молодоженов к дому Завадских, где давали торжественный обед по случаю свадьбы. Софья тяжело вздохнула, но тотчас ироничная улыбка скользнула по ее губам: «Ни пылких признаний, ни страстных поцелуев, только ледяное молчание между ними». Еще в храме она ждала хоть малейшего знака с его стороны, что небезразлична ему, но тщетно.

- Чему вы улыбаетесь, madame? – глядя ей в глаза поинтересовался Раневский.

- Только что и остается, Александр Сергеевич, - отозвалась Софья. – Плакать, видимо, уже поздно.

- Вам хочется плакать? – приподнял бровь Раневский. – Разве это не то, чего вы желали?

- А Вы? Вы тоже желали этого? – огрызнулась Софья, чувствуя, злость на него за этот невозмутимый тон, иронию, сквозящую в каждом слове.

- Нет! – камнем упало между ними. – Но постараюсь стать вам хорошим мужем.

Софья едва не рассмеялась: «Боже! Как он собирается стать мне хорошим мужем?! Целовать в щечку по вечерам, желая спокойной ночи, или по утрам - доброго утра?»

- Я совершила ошибку, - тихо проговорила Софи. – Я не должна была соглашаться на брак с вами.

- Чего Вы хотите от меня, Софи?! – чуть повысил голос Раневский. – Я никогда не говорил, что люблю вас… Никогда не обещал вам ничего сверх того, что могу предложить.

- А что вы можете мне предложить, Александр Сергеевич? – глядя прямо ему в глаза поинтересовалась Софи. – Что, кроме имени?

И тотчас осеклась, видя, как побледнел Раневский, как заходили желваки на скулах, каких трудов ему стоило удержать себя. «Боже! Зачем я это говорю? Зачем хочу сделать ему больно?

Потому что мне больно от его безразличия, от его отчуждения. Но негоже так семейную жизнь начинать».

- Простите меня, Александр Сергеевич, - опустила глаза девушка.

- Ну отчего же, Софья Михайловна, продолжайте в том же духе, - усмехнулся Раневский. – Вы нынче имеете полное право попрекать меня моим незавидным положением.

- Пожалуйста, простите, - отчаянно прошептала она. – Я не должна была…

- Вам не за что извиняться, - отозвался Раневский. – Вы абсолютно правы: мне нечего вам предложить кроме честного имени, - отвернулся от нее Александр.

Экипаж остановился, спустившись с запяток, ливрейный лакей Завадских распахнул дверцу. Раневский вышел и, помедлив немного, протянул руку жене, помогая спуститься.

На крыльце особняка молодых встретили Ольга Николаевна и Дмитрий Петрович. От взгляда графини не укрылись ни бледное лицо Софьи, ни хмурый вид Раневского. Оба опустились пред графской четой на колени, принимая родительское благословение. Поднявшись, Раневский помог встать Софье, запутавшейся в длинном подоле подвенечного платья. Тяжело опираясь на его руку, Софья, дурно алеющая лицом и досадуя на себя за свою неуклюжесть и неловкость, испытывая жгучий стыд, поднялась и стала подле Александра. Со всех сторон их поздравляли, желали долгих лет, семейного счастья, скорейшего прибавления в семье. Раневский с вежливо-отстранённой улыбкой, принимал приличествующие случаю поздравления, в то время как для самой Софьи, все слилось в какой-то смутный нестройный хор голосов, мелькание знакомых и незнакомых лиц. Закружилась голова, то ли от тесноты в маленьком салоне, где собрались в ожидании молодых гости, то ли от неимоверного напряжения дня, потребовавшего от нее немалых душевных сил. Стиснув зубы, Софья всеми силами старалась удержаться на ногах, не поддаться тому вихрю, что грозил увлечь ее сознание куда-то в черноту. Она немного перевела дух лишь тогда, когда прошли в столовую и расселись за праздничным столом. Тихо зазвенели столовые приборы, чуть громче хрусталь, когда произносились здравицы в честь молодых. Софи ничего не ела, ей даже от одного вида стола, заставленного разной снедью, становилось дурно. Пригубив вино, она искоса глянула на супруга, увлеченного беседой с очаровательной соседкой. Тоскливо сжалось сердце: сколько еще кокеток будет виться вокруг него, кому еще он будет столь же открыто улыбаться? Тяжело вздохнув, Софья опустила глаза в бокал с вином, который к тому времени уж совершенно опустел. Поставив его на стол, она посмотрела на лакея, наливавшего вино. Юноша с невозмутимым видом наполнил вновь ее бокал. Отрешившись от всего, Софи откинулась на спинку кресла и представила себе, что ее нет в этой столовой, что она наблюдает за всеми со стороны, будто бы подглядывает в щель между портьерами, спрятавшись у дверей. Так бывало в детстве, когда они с Лидией тайком пробирались из детской комнаты к входу в бальную залу, чтобы только одним глазком взглянуть на роскошные платья дам и вечернее убранство комнат, пока mademoiselle Элоиза не находила их и не водворяла обратно в детскую, лишая на следующий день десерта за непослушание.