Софья (обманутые иллюзии)

- Не слишком ли открыто? – смущенно улыбнулась Софья, глядя на тетку.

Портниха отошла, любуясь делом рук своих.

- Здесь можно эшарпом немного прикрыть, - подхватив отрез из газа, заговорила она.

Подойдя к Софи, мастерица ловко уложила полупрозрачную материю красивой драпировкой.

- Что скажете, ваше сиятельство? – посмотрела она на Ольгу Николаевну.

- Изумительно, - улыбнулась графиня. – Софи, душенька, ты как никогда хороша.

Посмотрев в зеркало, Софья судорожно вздохнула: может и хороша, да только не так, как та, которую она в Екатерининском парке видела.

- Что-то не по нраву пришлось? – обеспокоенно поинтересовалась Ольга Николаевна, заметив, как нахмурилась племянница.

- Нет-нет, ma tatie. Платье прекрасное.

- Тогда, о чем печаль, душа моя?

- Мa tatie, мне кажется, что Раневский не любит меня, - решилась Софья.

- Глупости, Софи, - улыбнулась Ольга Николаевна, не спуская настороженных глаз со своей племянницы, - зачем бы еще он просил твоей руки, коль был бы равнодушен к тебе?

- Да хотя бы затем, чтобы дела свои поправить, - тихо произнесла Софья. – Для чего же еще. Не было бы у меня ни гроша за душой, даже не взглянул бы на меня.

Ольга Николаевна отвела глаза.

- Софи, не пристало девице о таких вещах рассуждать. Не по сердцу тебе, Александр Сергеевич? Коли так, никто тебя неволить не станет.

Софья, закусила губу, но предательские слезы выступили на глазах. Графиня Завадская знаком отпустила прислугу и подойдя к племяннице, обняла девушку за плечи, погладила пепельно-русые кудри.

- Я люблю его, - тихо выдохнула Софья, - очень сильно люблю, но Александр Сергеевич не питает ко мне подобных чувств.

- Ты не можешь знать о том наверняка, - отозвалась графиня. – Когда Дмитрий Петрович просил моей руки, мне казалось, что я никогда не смогу полюбить его, мои родители настояли на том, чтобы я приняла его предложение, - улыбнулась своим воспоминаниям Ольга Николаевна, - но прошло время, все изменилось. Не торопи его, Софи. Всему свое время.

Глава 4

К концу марта вновь намело сугробы и похолодало. Вопреки всем ожиданиям начало апреля выдалось сырым и промозглым.

- Весна, как женщина – переменчива и капризна, - шутил Андрей, ожидая, когда возница подаст господам сани, после окончания крестного хода в светлый праздник Воскресения Христова.

- Такова женская природа, - поддержал его Корсаков и тотчас поднес к губам руку Лидии, одарившей его сердитым взглядом.

Раневский промолчал, лишь невесело усмехнулся, отвернувшись в сторону.

«Слишком переменчива, слишком ветрена, слишком не постоянна, - вздохнул Александр, вспоминая последнюю встречу с Надин. - Отчего солгала, что приняла предложение Березина? Уязвить хотела? Полно. Неужели мало ей мучений моих, надо бы, чтобы еще ревностью терзался. Да имею ли право ревновать, коли сам через седмицу с другой под венец иду? Сам себя в угол загнал. Может отступить, пока не поздно? Да в том-то и беда, что поздно», - глянул на свою невесту Раневский. Замечая иногда ее робкие взгляды и смущенные улыбки, Александр все более сомневался в своём решении. Отчего он был уверен, что Софья к нему равнодушна? Как вышло, что ошибся в том? Куда как проще было бы, не будь она им так увлечена. Разве мало заключается союзов по велению разума, а не сердца? И живут же не худо, как все. Но как быть с теми чувствами, что сумел вызвать к себе, сам того не желая? Не было ответов ни на один из этих вопросов. «О, Боже, зачем мне ее любовь? Зачем? Нет больше муки, чем знать о том. Как же ноша сия тяжела!»

С трудом подавив раздражение, Александр подал Софье руку, помогая ступить в сани, слегка сжал маленькую пухлую ладошку, прощаясь и отвернулся, как только сани Завадских отъехали с церковного двора. Корсаков напротив - долго смотрел вслед.

- Не жалеешь? – поинтересовался Алексей, застав Раневского врасплох.

- Нет! – излишне резко ответил Александр.

- Ну, мне-то можешь и правду сказать, - усмехнулся Корсаков, заметив, как стиснул зубы Раневский, как слишком поспешно отвел глаза.

- Не в этом дело: жалею я или нет, mon ami, - вздохнул Александр. – Софи заслуживает лучшей доли, чем та, что она обретет со мной. Я не люблю ее, и видит Бог, никогда не смогу ответить на ее чувства.

- А я вот напротив, люблю. Люблю, так что сердце болит, - исчезла улыбка с губ Корсакова. – А Лиди играет мною, моими чувствами, для нее любовь моя - очередная забава.

- Я плакал — ты смеялась, шутила надо мной, – процитировал Раневский.

- Моею забавлялась сердечною тоской! – подхватил Алексей. – Предлагаю выпить за любовь. Едем в Троицкий! Я угощаю!

- Не сегодня, - улыбнулся в ответ Раневский. – Не сегодня, mon ami, боюсь, что нынче я плохой собеседник, увы.

В ночь перед венчанием Софье не спалось: каждый нерв был как натянутая струна. Может быть, это ее воображение играло с ней злые шутки, может быть, она слишком много значения придавала каждой мелочи, каждому взгляду, каждому слову, но отчего-то казалось, что Раневский день ото дня становился все более холоден к ней. Поутру пришла Алёна, принесла чай и легкий завтрак, распахнула плотные портьеры. Нехотя поднявшись с кровати, Софья уставилась в окно. В сером сумраке пасмурного утра за окном мелкой крупой кружился снег.

- Это хорошо, Софья Михайловна, - улыбнулась ей камеристка. – Коли дождь или снег в день венчания, жизнь семейная непременно счастливая будет.

- Кабы так и было, Алёна, - вздохнула Софья.

Постучавшись, в комнату кузины проскользнула Лидия.

- Софи, - смущенно улыбнулась она, - я знаю вы с Александром Сергеевичем уедете сегодня… Кто знает, когда свидимся теперь? Прости меня, прости за все. Не держи на меня зла.

- Я не держу зла, Лиди, поверь, - улыбнулась в ответ Софья, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза.

- А вы, барышня-то, поплачьте, - распуская закрученные на папильотки локоны, проговорила Алёна. – Сейчас поплачьте, чтобы потом при замужней жизни слез не лить.

- Софи, скажи, что чувствуешь? Страшно тебе? – поинтересовалась Лидия, устраиваясь в кресле.

- Страшно, - повернулась к кузине Софья. – Страшно, Лиди. Я хочу этого и боюсь.

- Чего бояться-то? – пожала плечиком Лидия. – Раневский хорош собой, кто знает, может быть, если бы я его раньше увидала, а не Алексея Кирилловича, может…

- Ой, барышня! – взвизгнула Алёна, неловко подвинув чайную пару и уронив ту на пол.

- Разиня косорукая! - подскочила Лидия, глядя на забрызганный чаем подол белоснежного шелкового капота. – Вот ужо велю тебя на конюшне выпороть.

- Надобно застирать сразу, а не то пятно останется, - пробормотала Алёна.

Сердито сверкнув глазами, Лиди выскочила из комнаты.

- Зачем ты, Алёна? – повернулась к ней Софья. – Знаешь же, что накажет.

- Вовсе нет, - отмахнулась Алёна. – Мне Ольга Николаевна вечор сказали, что я с вами, Софья Михайловна, поеду.

Софья притихла перед зеркалом, пока Алёна колдовала над ее прической. Вновь вспомнился тот сон, в котором она видела Александра и Лиди. Отчего Лидия заговорила о том? Сама прощения просила, каялась… И без этих, сказанных как бы между прочим слов, хватало в голове тревожных мыслей. Ночью ей мерещились видения одно страшнее другого: то Раневский не приехал к венчанию, то приехал, да отказался от нее перед всеми.

Задумавшись, Софья не заметила, как Алёна закончила укладывать локоны и отступила в сторону осматривая свою работу.

- Ну, вот только платье надеть осталось, - довольно отметила камеристка.

Софья кинула быстрый взгляд в зеркало: ее собственные огромные голубые глаза со страхом смотрели на нее из зазеркалья. В дверь тихо стукнули, и в комнату вошла Ольга Николаевна.

- Софи, душа моя, как хороша ты нынче, - улыбнулась графиня.

Открыв шкатулку, что принесла с собой, Ольга Николаевна вынула длинные бриллиантовые серьги.

- Надень, - протянула она их Софье. Это маменьки твоей были.