Софья (обманутые иллюзии)

- Ступай, я сейчас спущусь, - присела перед зеркалом Софи, поправляя прическу.

- Ну, так, что ты ему ответишь? - остановилась за ее спиной Лидия, глядя в глаза сестры через

зеркало.

- Скажу, что согласна, - обернулась Софья.

Лидия едва заметно улыбнулась, отступая в сторону и глядя вслед выходящей из комнаты Софье.

«Это мы посмотрит еще», - пообещала она сама себе, разглядывая в зеркале свое отражение.

Софья легко сбежала по ступеням, но чем ближе был кабинет дядюшки, тем тяжелее давался ей каждый шаг. Остановившись перед ним, девушка лихорадочно перекрестилась и кивнула лакею, тотчас распахнувшему перед ней двери. Ступив на порог, Соня замерла у входа: испуганный взгляд ее метнулся к Раневскому, но справившись с волнением, она приветливо улыбнулась и присела в легком реверансе:

- Bonjour, Александр Сергеевич, дядюшка.

- Софи, душа моя, - улыбнулся племяннице граф, - Александр Сергеевич просил у меня ныне твоей руки.

Софья сглотнула ком в горле и снова перевела взгляд на Раневского. Александр замер в ожидании ее ответа. «Господи! Помоги мне принять правильное решение!» – мысленно взмолилась девушка, прикрыв глаза. Ладони ее стали влажными, по коже пробежал озноб, будто бы тысячи ледяных иголок одновременно впились в нее, вспомнились насмешливые слова Лидии и те, что сказала ей в ответ.

- Я согласна, - выдохнула она, распахнув глаза.

- Софья Михайловна, - поднес к губам ее руку Раневский, - не могу выразить словами, как я счастлив слышать это.

Софи смутилась, но внимательного взгляда от его лица не отвела. Было ощущение, что она словно впервые увидела его. «Какие у него невероятно синие глаза! - вспыхнула она. – Какая горячая рука!» Никогда ранее она не касалась мужской руки без перчатки. «Удивительное ощущение!» - подумала Софья, осторожно вытащив свои пальчики из его ладони. В его взгляде, в этом касании ее руки было что-то пугающе волнующее. Отчего-то стало так жарко, кровь прилила к щекам, Софи судорожно вздохнула, пытаясь унять пустившееся вскачь сердечко.

Дмитрий Петрович будто бы ждал от нее еще чего-то, но Софья никак не могла взять в толк чего же именно. Робко улыбнувшись дядюшке, она повернулась, чтобы уйти. «Как глупо все вышло, - расстроилась она. Ничего я не почувствовала: ни радости, ни огорчения. Все так обычно, будто бы и не решилась только что моя судьба!» Отчего-то вспомнились восторженные улыбки Лиди и Корсакова, когда Дмитрий Петрович объявил о грядущем счастливом событии, у Софьи перед глазами и сейчас как живая была картина, когда Алексей опустился на оно колено и поднес к губам тонкие изящные пальчики кузины. Как больно тогда сдавило грудь, но она, пересилив себя, коснулась поцелуем щеки Лидии, поздравляя ее с помолвкой, а потом, как только позволили приличия, едва ли не бегом удалилась в свои покои и проплакала почти до самого утра. Не стала спускаться на другой день к завтраку, чтобы никто не увидел следы ее ночных слез на опухшем лице.

- Софи, - остановил ее Завадский, - дело за малым осталось, назначить день венчания.

- Ах, это! – рассеянно улыбнулась Софья и беспомощно оглянулась на Раневского, безмолвно предлагая ему принять это решение.

- Не будем отступать от традиции, - задумчиво отозвался Александр. – Софья Михайловна, что скажете, коли на Красную Горку?

«Как быстро! Ведь толком-то и осмыслить всего не успела. Может, последовать примеру Лидии и попросить отсрочки до лета?» - но поймав напряженный взгляд Раневского, она лишь кивнула головой, соглашаясь на предложенную им дату. Выйдя из комнаты, Софья тотчас обругала себя за малодушие.

Поднимаясь в свои покои, она вновь и вновь вспоминала ощущение тепла его ладони, краткое прикосновение горячих губ к своей руке, дыхание сбилось и вовсе не от того, что она торопливо шагала по лестнице через ступеньку, как то совсем не подобает барышне. Оказавшись у себя в комнате, Софи упала на кровать, раскинув руки в сторону. Что с ней происходит? Откуда эта дрожь по всему телу? От чего что-то теснится в груди не давая вдохнуть?

К вечеру того же дня, когда улеглась метель, с визитом пожаловал Алексей Кириллович, чуть позже, почти вслед за ним приехал Раневский. Собрались в малой гостиной, около пылающего камина. Андрей принес гитару. О чем-то тихо беседовали Лидия и Алексей, уединившись на софе, в неглубокой нише. Софья, как ни старалась, не могла отвести глаз от этой пары. Рука Корсакова покоилась на спинке софы, почти касаясь плеча Лидии, казалось, что они не замечают никого вокруг, занятые лишь друг другом.

Андрей молча перебирал струны, но занятие это быстро ему наскучило, и он отложил инструмент. Поднявшись со своего места, Лидия, шурша шелком, прошлась по комнате, провела ладонью по струнам отложенной братом гитары и вскинула лукавый взгляд на Раневского.

- Александр Сергеевич, спойте нам что-нибудь. Andrй, говорил, что у вас недурственно получается.

- Мне трудно судить о том, Лидия Дмитриевна, - усмехнулся Раневский.

- Ну, полно, - поддержал ее Корсаков. – Спой.

Взяв в руки инструмент, Лидия грациозно пересекла комнату и протянула гитару Александру.

- Ну, пожалуйста, - очаровательно улыбнулась она.

- Только ради вас, сударыня, - учтиво склонил голову Раневский, принимая из ее рук инструмент. Лидия расправив юбки, устроилась на банкете подле него и, подперев подбородок кулачком, приготовилась слушать.

Длинные пальцы легко пробежали по струнам. В комнате сделалось так тихо, что слышно было, как потрескивают поленья в пламени камина. Взяв несколько аккордов, Александр запел. Голос у него был негромкий, но приятный:

«Кто мог любить так страстно,

Как я любил тебя?

Но я вздыхал напрасно,

Томил, крушил себя!

Мучительно плениться,

Быть страстным одному!

Насильно полюбиться

Не можно никому.

Не знатен я, не славен:

Могу ль кого прельстить?

Не весел, не забавен:

За что меня любить?

Простое сердце, чувство —

Для света ничего.

Там надобно искусство —

А я не знал его!

(Искусство величаться,

Искусство ловким быть,

Умнее всех казаться,

Приятно говорить.)

Не знал — и ослепленный

Любовию своей,

Желал я, дерзновенный,

И сам любви твоей!

Я плакал — ты смеялась,

Шутила надо мной,

Моею забавлялась

Сердечною тоской!

Надежды луч бледнеет

Теперь в душе моей…

Уже другой владеет

Навек рукой твоей!..

Будь счастлива, покойна,

Сердечно весела,

Судьбой всегда довольна,

Супругу — ввек мила!

Во тьме лесов дремучих

Я буду жизнь вести,

Лить токи слез горючих,

Желать конца — прости!»

(Николай Михайлович Карамзин 1792 г.)

Ироничная улыбка скользнула по губам Раневского при последних словах романса. Лидия томно вздохнула, не отводя восторженных глаз от его лица:

- Ах, Александр Сергеевич, так бы и слушала вас. Право, вы поскромничали, у вас несомненный талант.

Александр отложил гитару, глядя в глаза Лиди. Уголки его губ дрогнули в улыбке:

- Вы мне льстите, сударыня. Одного не пойму, зачем?

Улыбка исчезла с губ Лидии, взгляд ее сделался холоднее, чем зима за окном.

- Вам неприятно, когда о вас хорошее говорят? – спросила она уже совершенно иным тоном.

- Отчего же? – усмехнулся Раневский. – Доброе слово оно всегда приятно, когда от чистого сердца сказано.

Поднявшись с кресла, Александр остановился рядом с Софьей.

- Софья Михайловна, господа, позвольте откланяться.

- Я провожу вас, - поднялась со своего места Софья, и отвела глаза под его внимательным взглядом, смутившись своего порыва.

Раневский предложил ей руку, и они вместе покинули гостиную. Дойдя до передней, Софи хотела было проститься и вернуться в гостиную, но не успела даже рта раскрыть, как Александр склонился к ней с высоты своего немалого роста и коснулся поцелуем ее щеки.

- Доброй ночи, Софья Михайловна, - улыбнулся он, и шагнул к лакею, держащему наготове его шинель.