Страница 55 из 69
Но больше, чем краски этого живого ковра, взволновал меня прислоненный к памятнику сноп. Тугой, налитой зерном, золотой сноп знаменитой русской пшеницы… Первый сноп нового урожая…
И подумалось: сама земля воздает почет своему сыну.
ИСКУССТВО. ЛИТЕРАТУРА. КУЛЬТУРА
А. И. Лазарев,
профессор, доктор филологических наук
ВЫСОКОЕ ЧУВСТВО ПРИЧАСТНОСТИ
(К 70-летию писателя А. А. Шмакова)
Легко говорить и писать о человеке с ясной жизненной позицией, с открытым отношением к людям, с честной и целеустремленной творческой биографией.
…В далекие теперь 30-е годы студента Литературного института Александра Шмакова пригласили в отдел пропаганды ЦК. Страна испытывала острый голод в квалифицированных кадрах газетчиков. Шмакову, как и другим его сокурсникам, совсем еще молодым людям, предложили работать в редакциях областных газет Ленинграда, Харькова, Ярославля, Иркутска — на выбор. К удивлению многих, Шмаков выбрал самую дальнюю точку — Иркутск.
Выбор, конечно, не был случайным. Он обуславливался творческими планами начинающего литератора. Почти с самого детства в его сознании лелеялась мечта: написать книгу о замечательном русском гражданине Александре Николаевиче Радищеве. Дерзкая мысль запала в голову с тех пор, как Саша Шмаков узнал, что великий писатель-революционер, направляясь к месту ссылки — в Илимск, проезжал через его родное село Боготол и короткое время жил в нем. Горячо вспыхнувшая жажда разузнать все, до мельчайшей подробности, что касалось пребывания Радищева в Боготоле и вообще в Сибири, одним махом определила и цель всей последующей жизни писателя и особенности его художественного почерка: он, во-первых, пристрастился к исторической теме; во-вторых, обращаясь к тому или иному объекту повествования, досконально изучает его, ни в чем не уступая ученому.
Как не позавидовать писателю, который так рано выбрал свою путеводную звезду, и сам не обманулся, и других не обманул! Его книга «Петербургский изгнанник» — одно из лучших художественных произведений о Радищеве, вошедшее в золотой фонд русской советской исторической литературы.
К творческой победе А. А. Шмаков шел трудно. Мечта звала, но жизнь задавала иные задачи.
«Революцией мобилизованный и призванный», он вместе с комсомолом занимался ликбезом, шел в строительные бригады первых пятилеток, а наступил срок действительной службы — влился в ряды Красной Армии. Это не было напрасно потерянное время. Нет, в буче великих дел формировался и закалялся характер будущего писателя-коммуниста, рос его жизненный опыт, пытливей становилась мысль, отточеннее слово.
Не забывая о задуманном, красноармеец Шмаков начинает большой роман «Гарнизон в тайге», в котором пытается отозваться на самые актуальные вопросы 30-х годов — о сложном международном положении Страны Советов, о становлении характера нового советского человека, об особой природе Красной Армии, о совершенно необычных формах воспитания ее бойцов и командиров. Образ В. К. Блюхера, прославленного героя гражданской войны, показанного в обстановке мирных будней, не менее тревожных, чем война, мог бы стать заметным явлением в советской литературе 30-х годов, однако некоторые обстоятельства не позволили тогда роману увидеть свет. Можно понять состояние молодого писателя, который связывал со своим первым произведением так много надежд.
Роман «Гарнизон в тайге» увидел свет только в 1959 году и встречен был критикой довольно равнодушно. Оно и понятно: актуальность проблематики исчезла, а форма романа несла на себе печать ученичества. Сам А. Шмаков относится к своему «первенцу» с высочайшим уважением и справедливо считает, что без этого опыта не было бы и «Петербургского изгнанника».
Неудача не выбила писателя из седла. Оставаясь активным общественником, сосредоточившись на журналистской работе, он овладевает тайнами литературного мастерства, в чем ему с большой готовностью помогают маститые писатели — Мариэтта Шагинян, Ольга Форш, Александр Фадеев… Первая из них до сих пор поддерживает с челябинским литератором оживленную переписку.
Учеба в Литературном институте также была для Шмакова огромной школой. Но ее, как мы уже знаем, не суждено было закончить: вызов в ЦК, выбор…
В этом эпизоде Шмаков — весь, как он есть. Предоставлялось право отказаться и завершить учебу. Но никогда для него личные интересы не были выше общественных; собственно, он и такого разделения не знает: личное — общественное. Заботы и нужды Родины — его личное дело; планы и деянья партии — порыв его сердца, его боль и радость.
И только в том, что он выбрал Иркутск, было немножко «корыстного». Илимск в Иркутской области — значит, дорога жизни ведет туда не напрасно: быть поближе к мечте.
И вот — Иркутск. 1939 год. Молодой журналист — редактор областной газеты «Восточно-Сибирская правда». Там, в городе на Ангаре, он, наконец, смог приступить к работе над «Петербургским изгнанником», третий, последний, том которого вышел из печати в 1956 году. Итак, семнадцать лет жизни и напряженного труда. А если вспомнить, что и после пятьдесят шестого года работа над романом не прекращалась (каждое новое издание перерабатывалось), если учесть, что в серии «Уральская библиотека» произведение (1979 год) вышло совершенно в новой редакции, то не трудно понять: научное и художественное исследование личности и творчества Радищева составляет ключевой аспект всего писательского труда А. Шмакова, став для него в полном смысле слова делом жизни.
Работая над «Петербургским изгнанником», автор публикует ряд статей и очерков о выдающемся писателе-революционере: «Радищев в журналистике дореволюционной Сибири», «Радищев о Сибири», «Зарубежная печать о Радищеве», «Интерес Радищева к Востоку» и другие. Заметным явлением в литературоведении тех лет был выход книги А. Шмакова «Радищев в Сибири» (Иркутск, 1958), в которой всесторонне освещалась жизнь и деятельность писателя в ссылке, а также его связи с передовыми людьми далекого края.
Стремясь к предельной достоверности в изображении персонажей и событий, Шмаков долго и скрупулезно собирал необходимые материалы, начиная от документов, хранящихся в архивах, и кончая записью песен, преданий в местах, где развертывается действие романа. Прочитаны были сотни книг, в том числе уникальные издания конца XVIII — начала XIX века, которые помогли автору войти в атмосферу жизни описываемого времени, усвоить и специфический аромат светских салонов с их манерной речью, заученными гримасами и жестами, и характерные особенности речи чиновников, крестьян, купцов.
И доныне хранящаяся в доме у писателя литература о Радищеве — одна из самых уникальных. Нельзя без волнения листать страницы книг, в полном смысле пахнущих временем, таких, как «Описание столичного города Санкт-Петербурга» (в 2-х частях, 1794 г.), «Путешествие флота капитана Сарычева» (Спб., 1802), «Сибирская летопись» (XVII в.), «Кяхта» (Сборник документов о торговле России с Китаем — XVIII в.) и другие.
Сибиряк по рождению, Александр Шмаков, казалось бы, хорошо знал многие места, которые проезжал Радищев. Но писатель счел это знание недостаточным. Желание быть максимально точным позвало в дорогу: писатель — то на машине, то на лодке, то просто пешком — повторил почти весь путь Радищева от Москвы до Илимска. Правда, это было совсем другое время: города, села, дороги, а главное, люди совершенно преобразились — и все же путешествие не было напрасным. Оно обогатило автора конкретным представлением о протяженности пути, проделанного ссыльным писателем-революционером, помогло возбудить фантазию и, оттолкнувшись от сохранившихся с XVIII столетия реалий, воссоздать достоверные картины прошлого.
Книга, охватывающая самый драматический период жизни Радищева — с момента ареста и до трагической развязки, когда писатель, почувствовав безысходность своего конфликта с царской властью, покончил с собой, — построена предельно просто. Здесь нет искусно закрученной фабулы, эффектных поворотов сюжета, нет ни малейшей попытки изукрасить слог радужными красками модной исторической стилизации. Сама судьба Радищева настолько драматична, так богата неожиданными поворотами и перепадами в счастье и несчастье, что автору оставалось только воспроизвести все это с точностью и художественным тактом. Скрупулезность, даже, мы бы сказали, педантичность в изображении всех перипетий и обстоятельств жизни героя, его «мыслей и чувствований» — одно из неоспоримых достоинств «Петербургского изгнанника».