Рыцари

Лежа в кровати, погруженная в благодетельную все скрывающую темноту, Глориана разрыдалась. Она так долго ждала этой ночи, ждала объятий мужа, прикосновений его крепкого сильного тела, ждала, что он лишит ее невинности, и втайне надеялась зачать ребенка. Вместо этого она, как и прежде, лежала в одиночестве. Настоящая любовь Дэйна, француженка Мариетта, находилась под одной с ней крышей. И Глориане ничего не оставалось, как только дожидаться завтрашнего разговора со своим мужем, от которого она, однако, не ожидала получить утешения.

Полагая, что сон так и не придет к ней в эту ночь и что ей придется лежать, не смыкая глаз, и ждать утра, Глориана все же заснула. Ей снился сон, не посещавший ее уже долгое время.

Чистилище. Да, наверное, это было чистилище. Там было очень шумно, вокруг суетились люди, одетые в странные одежды и говорящие на непонятном, но знакомом Глориане языке. Во сне она была не взрослой женщиной, Глорианой Сент-Грегори, а маленькой девочкой по имени Меган.

В руках у нее была прекрасная кукла. Она бродила одна, потерявшись, по руинам древнего аббатства. Она искала кого-то и никак не могла найти. Вот за воротами встает полуобвалившаяся стена. Глориана хотела вспомнить что-то очень важное, но мысли ускользали.

Странные слова сорвались с ее губ, и она понимала, что они означают. Смысл этих слов подсказывала охватившая ее сердце тоска. Я им не нужна.

Внезапно сон отлетел от нее. Вскрикнув, Глориана проснулась. Жадно глотая свежий воздух, провела рукой по мокрому от пота лбу.

Глориана дрожала, забившись под одеяло. Наконец-то она вспомнила. Когда-то давно она наивно рассказывала всем о Другом Мире и даже писала о нем, веря в его реальность. Но леди Элейна, а потом и Эдвенна строго-настрого запретили ей говорить кому бы то ни было об этом Другом Мире. Прошло время, и воспоминания стирались из памяти Глорианы. Она считала, что все это — плод ее фантазий. Годы шли, и она и думать забыла об этом своем выдуманном мире, но вдруг, словно молния, ее разум пронзало воспоминание. А иногда этот Другой Мир снился ей, вот как сегодня ночью.

Глориана свернулась калачиком на своем пуховом матрасе, закрыла глаза.

Повертевшись с боку на бок, она наконец заснула. На этот раз ничто не тревожило ее покой. Глориана проснулась от петушиного крика и поспешила одеться, дрожа от утренней прохлады. Она надела простое скромное платье из коричневой шерсти и пристегнула плащ. В плаще было теплее, и у него был капюшон, который можно было набросить на голову. Конечно, это было сделано из боязни не перед мужем, но перед Богом, так как появиться в церкви без головного убора считалось для женщины настоящим святотатством.

Таинственная француженка Мариетта, по-видимому, все еще была больна, так как не присутствовала на утренней мессе. Дэйн пришел вскоре после Глорианы вместе с Гаретом и Эдвардом. Он сел на скамью рядом с женой, чем вызвал молчаливое одобрение присутствующих. Бросив на него косой взгляд, Глориана отметила про себя, что Дэйн бледен и утомлен. Он либо вовсе не спал этой ночью, либо сон не принес ему желанного отдыха.

Глориана нервно поерзала на скамье. Ясно, что лорд Кенбрук желает предстоящего разговора в покоях Элейны не больше, чем его жена.

ГЛАВА 3

Под одобряющие улыбки и кивки присутствующих Глориана и Дэйн вместе покинули церковь после утренней мессы. Какие бы слухи ни ходили о француженке Мариетте, всем было приятно видеть супругов, идущих рука об руку. Однако никто, кроме самой Глорианы, не замечал, что рука Дэйна покоится у нее чуть ниже спины, подталкивая к выходу.

Тем, кто приветствовал супругов, Дэйн лишь кивал в ответ, не произнося ни слова, будучи целиком поглощен каким-то своим делом. Муж и жена поднялись по лестнице на самый верх, в опустевшую комнату Элейны.

Как и все остальные покои замка, комната была проветрена, пол в ней подметен, устлан свежими тростниковыми циновками и посыпан пахучими травами. Приготовления к завтрашней церемонии посвящения в рыцари шли полным ходом. Глориане показалось странным, что комната Элейны прибрана, потому что по приказу Гарета никто не смел входить в это по сути дела святилище — память о живой, но навсегда потерянной для него жене.

Дэйн оглядел безжизненные стены, и на мгновение что-то похожее на боль исказило его черты. Но он недолго предавался сантиментам, решив как можно скорее разрешить мучивший его вопрос. Легко коснувшись плеча Глорианы, он усадил ее напротив себя. Начал было говорить, но тут же замолчал, словно обессиленный внутренней борьбой.

— Вы хотели поговорить со мной о той женщине, — сказала Глориана. Хотя ей это стоило огромных усилий, голос ее не дрогнул, и внешне она оставалась абсолютно спокойной. Во всяком случае она надеялась на это.

Руки Дэйна скользнули по ее плечам. И вновь Глориана поразилась той нежности, с которой эти сильные руки, руки воина, коснулись ее сейчас. Дэйн тихо вздохнул.

— Вдали отсюда объяснение казалось таким простым и легким, — вымолвил наконец он.

Глориана чувствовала, что не стоит сейчас перебивать его. Она смотрела на него молча, но глаза ее выдавали все тайные желания плоти. Его нежность больно поразила Глориану, всколыхнула в ней чувства, которых она и страшилась и ждала одновременно. Она понимала, что с каждой минутой ей все труднее и труднее отказаться от борьбы за своего мужа.

Они сидели на резной скамье, украшенной изображениями единорогов, прекрасных дев, взял ее руку в свою, цветов и птиц. Дэйн переплетя их пальцы.

— Я привез Мариетту из Франции, — с большим трудом сказал Дэйн, — чтобы жениться на ней.

У Глорианы перехватило дыхание. Похоже, Дэйн не собирался обманывать ее, а выложил все начистоту. Она поняла, что не в силах больше сдерживаться.

— Но вы мой супруг, — прошептала она, потрясенная.

Дэйн опустил глаза, но потом пересилил себя и вновь взглянул на нее.

— Глориана, — начал он, пытаясь смягчить свой хриплый голое, — наш брак заключался не по любви, он был не больше чем контрактом.

Она моргнула. Это было что-то новое: брак по любви. Если чувства вспыхивали до брака, это считалось счастливой случайностью. Но так бывало редко. Нет, чувства росли медленно, день за днем, когда люди начинали жить вместе и учились любить и ценить друг друга. Но Глориане было отказано в этом счастье, и она едва не разрыдалась при мысли о подобной несправедливости.

— Мой отец, — сказала она холодно, расправляя юбки своего пышного платья, — считал вас человеком чести и долга, который держит свое слово.

Дэйн поморщился, показывая, что колкость Глорианы попала в цель, а потом улыбнулся.

— Прекрасная Глориана, неужели вы хотите мужа, который желает другую?

Глориана вырвала у него свою руку и резко встала. Капюшон плаща откинулся, открывая ее прекрасные волосы, но она даже не потрудилась водворить его на место.

— Нет, — тихо и с яростью молвила она, и слова ее эхом отдались в огромной комнате. — Нет, не хочу. — Глориана повернулась к нему спиной, чтобы хоть отчасти скрыть свои страдания, но почувствовала, что он подошел к ней.

— Не так уж все и плохо, — ласково заверил ее Дэйн. — В Англии много женских монастырей. В любом из них такая одухотворенная девушка, как ты сможет прекрасно провести свои дни…

Глориана резко повернулась к нему.

— Монастырь? — неверяще переспросила она. — Вы что, надеетесь упрятать меня в монастырь, будто я сумасшедшая, как Элейна, или прелюбодейка?

Дэйн скрестил руки на груди. В конце концов он воин, напомнила себе Глориана, его стихия отнюдь не мир, но война. В его холодных голубых глазах зажглись гневные искорки.

— Ты так возмущена, словно тебя сажают в клетку. Монастырь не такое уж плохое место. Мариетта сама выросла и получила воспитание в одном из…

— Так пусть она и убирается туда, пусть сидит там и прядет, вышивает и молится! На здоровье! А я — ни за что!

— Хоть ты в действительности и не жена мне, но все «же я несу за тебя ответственность. И я позабочусь о тебе, хочешь ты этого или нет!