Не страшись урагана любви

— Я и вправду не знаю, что с тобой, но что-то есть. Со всеми вами. Что-то ужасное нависает над всеми нами, и я боюсь. Ты должен увезти меня отсюда, от этих людей. Мы просто должны уехать, Рон!

— Ты права, — ответил он. — Абсолютно права. Уедем. С другой стороны, это могло бы случиться с каждым. Какого черта они поставили этот проклятый островок безопасности в таком месте, в крошечном городишке?

Но скорость он снизил. Сэр Джон, пьяный в лучшем случае, как и Грант, ушел на несколько миль вперед. Но Гранту было плевать. К тому времени, когда подъехали к Монтего-Бей, он отрезвел от бутылки пива, открытой Лаки. «Господи Иисусе, ну и смесь!» — сказал он, въезжая в город. Перекусив лишь бутербродом и быстро упаковав то малое, что у них было, они сразу же уехали в Ганадо-Бей.

Дуг с ними не поехал. Улыбаясь Терри Септембер, он сказал, что решил побыть здесь, пока девушки не закончат работу. Может быть, Терри останется еще на пару дней.

Так что ночную поездку они совершили вдвоем.

18

У нее никогда раньше не было такой дикой сумасшедшей ночной поездки. Машина мчалась между морем и горами так, будто они и вправду собирались взлететь. На всем лежал странный привкус похмелья. Единственное, что отдаленно напоминало это в ее опыте, это сумасшедшая ночь в Калифорнии несколько лет тому назад, когда она едва не наехала на Бадди Ландсбаума на его же машине. В тот раз они все тоже были пьяны, Конечно, они с Роном сейчас трезвее. Но они протрезвели, и возникли обезвоженная, перенапряженная усталость и внутреннее покачивание. Эта ромовая смесь сэра Джона давала тот же искаженный, странный, жуткий результат, как будто ты все еще перепил.

Большую часть пути она полулежала в уголке переднего сиденья, притворяясь спящей. Так ей не нужно было разговаривать с Грантом.

Она узнала теперь о нем нечто, чего не знала раньше. Она не знала точно, что именно, но знала, что теперь это знает. И знала, что знает, как это использовать. Он, в конце концов, не неуязвим. И она подумала, что когда-нибудь заставит его заплатить.

Заплатить за все. За то, что он вот так оставил ее в Нью-Йорке, за то, что вытянул из нее это глупое купание нагишом, ошеломив и смутив ее сегодня, за то, что привез ее сюда на этот нелепый пьяный уик-энд с кучей больных, страшных пьяниц. Заставит его заплатить прежде всего за то, что он заставил ее влюбиться в него. Вот за это она заставит его платить больше всего. Впервые с тех пор, как они встретились, Лаки вновь ощутила себя сильной и уверенной. И она знала, что может заставить его жениться на ней. Вдобавок. Нет вопросов. Проще пареной репы. Она может заставить его делать все, что угодно.

И в то же время она ощущала свою любовь к нему больше, чем раньше, и с большей нежностью. Бедный слюнтяй. Бедный раб.Ей всегда хотелось иметь раба. После сегодняшнего дня она чувствовала себя твердой и резкой, даже завоевательницей, и в то же время она сильно его жалела. Как можно уважать своего раба?

Вот он сидит рядом, за рулем, прочный, как любая скала, зависимый как любая гибралтарская страховая компания, лицо тускло освещено приборным щитком и ни малейшего представления о том, что она ему приготовила. Она еще больше любила его. Он верит во что-то. Идиот. Или думает, что верит. Хотя и заявляет, что он циник. О, обидит она его.

Он, возможно, был самым лучшим водителем, с которым она ездила, кроме, наверное, папочки. Она узнала об этом в поездке во Флориду. И сейчас он гнал большую, взятую напрокат машину по неровной дороге; так же, как опытный всадник, полностью ее контролируя, резко посылая вперед, но не переходя ни границ ее возможностей, ни предела безопасности. Да, она бы заставила его платить.

А затем это настроение рассеялось. Он настаивал на этой скорости, чтобы не заснуть, сказал он, хотя было холодно. Она укрылась пальто. Под тоненьким серпиком луны, который, казалось, все затемнял, а не освещал, океан тускло светился слева, темная мощная потенциальная опасность, а справа угрожали черные гробы заросших холмов и шумящие черные поля двенадцатифутового тростника. Время от времени они проносились мимо групп домиков, где обитали руки, обрабатывающие эти поля, почти всегда неосвещенные, и слышали там гитарный перезвон; до ушей доносились глухие разговоры, густой черный смех. Раз или два в свете фар появлялись черные люди, размахивающие мачете и что-то кричащие. Похоже, будто опустившаяся ночь освободила примитивность, джунгли, Африку из того, что при дневном свете было всего лишь вежливо бормочущими фигурами. Все городки по пути мертвецки спали. Лаки казалось, что только яркое двойное пятно от фар, бегущее перед ними, удерживало абсолютный примитивизм, первобытность от того, чтобы поглотить их, удерживало цивилизацию в живых. Она ощутила ужас при мысли, что пятно может погаснуть. Там, в Голливуде, то, что произошло, происходило все-таки в цивилизованномокружении. Без сна ни в одном глазу, укутавшись в теплое верблюжье пальто, она украдкой глянула на Гранта, и сознание погрузилось в пряную роскошь тайных воспоминаний.

Бадди пригласил ее и Лесли полететь с ним на Западное Побережье, где он должен был встретиться с Доном Селтом насчет фильма, который они хотели вместе делать в Канаде. Да, Дон Селт! Именно он ставит новую пьесу Рона! Она тогда около двух недель трахала Бадди. Да, трахала его,сознательно повторила она, сознавая, что Грант думает, что она спит, и не может знать, о чем она думает. Тогда им обеим, в то время, это казалось шалостью. Но когда они туда прилетели, все быстро полетело к чертям. Она знала, что Бадди скуп. Но только поехав с ним на две недели, она поняла, что представления не имела, насколько он скуп. Это немедленно проявилось на Побережье. Но если было что-то, чего она не переносила, так это как раз скупость.

Сначала он сэкономил, поместив их в какой-то дешевый маленький мотель на шоссе, никуда не ведущем. Денег, которые он им дал, едва хватало на завтрак гамбургерами, но уже добраться до города они могли только на автобусе. Потом он взял напрокат большой лимузин с шофером и исчез. Большая машина, пояснил он, необходима для бизнеса. А после этого они видели его только по вечерам. Ужинали они, естественно, только по приглашениям. У Бадди там было много-много друзей. И, конечно же, такими же были и вечеринки, на которые он их возил, — по приглашению. Дон Селт, конечно, всегда был с ними, довольно тепло и сентиментально пытаясь заполучить Лесли, у которой не было ни малейшего желания. Обе девушки знали, что Дон Селт на самом деле хочет Лаки, они это обсуждали и смеялись.

Однажды вечером Бадди повез их к Клинтону Эптону после обеда с обильной выпивкой. Клинт Эптон для своего поколения был таким же большим драматургом, как Рон Грант для своего. В последние годы он писал мало пьес, они всегда проваливались, но зато он очень много работал в кино, большей частью занимаясь спасением плохих сценариев, за что получал фантастические деньги. У него был огромный, невероятно дорогой дом, фантастическая коллекция пластинок для одной из самых фантастических в мире по качеству систем, бесценная коллекция Клее, Кандинского и подобных, дом был украшен подлинными вещами времен Реставрации. И он все это показывал обеим девушкам, особенно Лаки. Все, вплоть до малейшей вещи. И вскоре стало ясно, что Бадди самым чудесным, самым вежливейшим из возможных, конечно, способов предлагает Лаки Клинту Эптону, который, со своей стороны, берет ее. Позднее выяснилось, что у Бадди и Дона Селта были проблемы с их канадским сценарием. Они хотели, чтобы Эптон поработал над ним.

Сначала она не могла в это поверить. Не ее. Может быть, Хорн Йорк или других подобных ей девушек, которых она знала. Но не ее.Так что она все смеялась, шутила и флиртовала, все более смущаясь, и шутила все хуже. Когда она все-таки поверила, то тут же ушла. И ушла не тихо. Конечно, к тому времени она крепко напилась. Как и все остальные. Она бросила свой бокал в Эптона, успевшего пригнуться, так что он разбился вдребезги о большой камин, а потом встала и побежала к машине. К счастью, шофер где-то болтался у прислуги, в чем она была вполне уверена. Пока она разбиралась с управлением незнакомой машины, мужчины выбежали из дома. Они пытались ее остановить, Бадди и Дон стали на дороге в свете фар. Она погнала машину прямо на них по длинной, дорогой, украшенной цветами и кустами дорожке, и Селт, стоявший чуть дальше, успел отступить, а Бадди спасся только тем, что выставил вперед руки, уперся в фары и радиатор и полетел головой в кусты. Господи, как он смешно выглядел, последними исчезли в кустах сверкнувшие в свете фар подметки. Тогда ей было все равно, убила она его или нет. Позднее, конечно, она была счастлива узнать, что он жив. Но была задета ее гордость. А никто не мог задеть ее гордость дважды.