Не страшись урагана любви

Не было ведь реальных причин, почему Бонхэм должен его искать. Кто может попасть в беду над дном из песка и камней на глубине пятнадцать футов? Только Рон Грант, вот кто! Он начал искать трубопровод, видел, как Бонхэм зажег горелку, посмотрел, как тот делает первый разрез, а затем показал, что уплывает посмотреть все вокруг. Не было у Бонхэма причин думать, что здесь он не в абсолютной безопасности.

Осторожно, стараясь не учащать дыхания, он попытался освободить правую руку, прижатую к бедру и спине, и постучал пальцами по баллону. Но звук был столь слабым, что сам он едва его услышал, и щупальца страха охватили его, вызвав учащение дыхания. Он сосредоточился на дыхании, пытаясь его замедлить, замедлить расход воздуха. Ничего металлического, чтобы постучать, у него не было, а если бы и было, то он не сумел бы достать. Ничего не оставалось, только лежать связанным, как бык перед бойней, и надеяться, что Бонхэму придет в голову искать его. Время от времени он видел, как свет резака отражается в маске Бонхэма, когда большой человек поворачивал голову, но самого Бонхэма он не видел, а потому был уверен, что и большой ныряльщик его не видит. Иисусе! Перед глазами поплыли заголовки нью-йоркской «Дейли ньюс»: «КРАСИВАЯ МОЛОДАЯ АКТРИСА ВЫШЛА ЗАМУЖ И В ТУ ЖЕ НЕДЕЛЮ ОВДОВЕЛА В РЕЗУЛЬТАТЕ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ ПОД ВОДОЙ С ПЛЕЙ-БОЕМ И ДРАМАТУРГОМ!»

Он знал, что воздуха хватит минут на пятнадцать. А Бонхэму, поскольку он работает, воздух понадобится раньше, если, конечно, сам Грант не запаникует. И тогда Бонхэм может вернуться на катер, обнаружить, что он не вернулся, и поплыть искать его. Но и тогда, черт возьми, откуда он будет знать, где искать? Да и Грант не был уверен, сколько времени осталось, поскольку левая рука с часами тоже была привязана к ноге.

Им овладел чудесный покой, когда в голову пришла одна мысль. Он думал об этом целых двадцать секунд. Смотри. Ага! «И что бы вы делали, мистер Собеседник, в моей ситуации?»Затем он осторожно начал двигать левой рукой. Когда она оказалась у баллона, который он нащупал пальцами, он сделал пальцами конус в узком пространстве между баллоном и спиной, чтобы развернуть руку и повернуть запястье вверх, и затем постучал металлическими часами по баллону. И почти сразу же он увидел, что голова повернулась, изменился отблеск на маске.

Он снова постучал. Горелка выключилась. Грант стучал и стучал, и через несколько секунд перед ним, как гигантский морж-циклоп, возник Бонхэм, ион никогда в жизни не испытывал такой радости от встречи с человеком. Покачивая головой, ныряльщик осмотрел его. Освободить его было делом пары минут, потом Бонхэм показал на пустые ножны на ноге. Грант ткнул пальцем вниз. Ныряльщик опустился, огляделся, очевидно, заметил отблеск, поднял нож и отдал Гранту. Затем он показал большим пальцем вверх: хочет ли Грант подняться?

Именно об этом и думал Грант, но через мгновение он покачал головой. Они вдвоем собрали опасную сеть, порезали ее на мелкие кусочки и затолкали в ил под трубопровод. Позднее Бонхэм пояснил, почему он это сделал, а не поднял ее наверх: он не хотел, чтобы в лодке узнали об инциденте. Закончить его работу — вопрос еще пяти минут, и когда они пошли вверх, он показал Гранту на якорную цепь, вместо того, чтобы, как обычно, плыть к корме. Как только они высунули головы из воды, он вынул нагубник и тихо сказал:

— Я бы не рассказывал Лаки об этом. И никому. Чего не знаешь, то и не волнует, а из-за этого они только расстроятся — и зря, без всяких оснований.

Грант кивнул, и они поплыли к корме.

На катере Бонхэм сразу начал есть, поскольку до погружения оба они не ели. Но Гранту не очень-то хотелось. Он в одиночестве уселся на корме. Страх уже прошел, но слегка угнетала мрачная мысль о том, что и впрямь моглослучиться. Он и вправду мог отдать концы, как говорят мальчишки. И тут он ощутил чью-то ладонь на своем плече, глянул и увидел, что это Лаки. Она не сняла руки.

— Что случилось?

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Что-то случилось. Я не знаю, что. Но ощущаю.

— О, я просто попал в старую сеть, которую какой-то идиот выбросил за борт.

— Это опасно.

— Нет. Но могло быть. Но рядом был Бонхэм, — солгал он.

— Он просил, чтобы ты не говорил мне?

— Нет, — снова солгал он. — Зачем? Иисусе, это пустяки.

— Тогда почему же ты мне не сказал?

— Зачем? Я собирался сказать, — в третий раз солгал он. — Позднее.

Она глянула ему в глаза, и в ее голубых глазах гнева уже не было.

— Ах, Рон, нам надо прекратить это.

— Знаю, — ответил он. — Я же сказал, это пустяки.

— Дети в лесу, — сказала она и глянула через залив на Палисадоуз. — Если мы потеряем друг друга, мы просто потеряем почти все.

— И это я знаю, — откликнулся он. Дуг и Франсуаза, Рене и Лиза разговаривали с Бонхэмом в крошечной кабине. Поскольку Джим Гройнтон отказался от поездки, Бонхэм должен был все делать сам, он запустил мотор и одной рукой вертел штурвал, а в другой держал огромный бутерброд с ветчиной. Лаки отвела взгляд от Палисадоуз и снова посмотрела на него.

— Даже ныряние и Бонхэм не стоят того, — сказала она.

Грант взял ее ладонь в руки.

— Конечно, не стоит. Ничто того не стоит.

— Я не могу теперь отвечать за все, что было до встречи с тобой, — не требуя ответа, сказала Лаки.

— И это я знаю, — ответил он.

— Не хочешь поесть?

— Через минутку. Устал немного.

— Я принесу тебе сандвич и пиво, — сказала она.

— О'кей.

В отеле он рассказал ей о спасательных работах, что следовало бы сделать раньше, о двенадцати бронзовых пушках, и о том, что он хочет участвовать в этом.

— И тогда мы все закончим. Мы вернемся на север, в Нью-Йорк. Если только они не приготовят к тому времени первое плавание на шхуне.

Они только что занимались любовью, и он лег на нее, чтобы дать ей, возможно, наилучший оргазм, которого он когда-либо добивался. Они лежали бок о бок, поперек покрытых простынями сдвинутых двойных кроватей.

— И мы можем жить у Эвелин де Блистейн и одним выстрелом убить двух зайцев, — сказал он.

— Но эта... эта «спасательная операция» — главная причина, по которой мы туда едем? — спросила она.

— Ну, скажем, одна из главных. Этот парень, Хит, снова сегодня остановил меня — прицепилсяко мне, как...

А Бредфорд Хит это и сделал. Он остановил его на террасе, когда они возвращались с пикника-ныряния, и был особенно противен, даже для Хита.

— А, привет, Грант, — так это началось. И он встал прямо перед Грантом, так что тот вынужден был остановиться. — Ну, полагаю, похоже, что ваша старшая приятельница не будет говорить. И полагаю, я не могу добиться правды от вас, не так ли? — Он гадко улыбнулся.

Этого уже нельзя было переварить.

— Мистер Хит, почему я должен говорить вам правду? — улыбнулся он. — Почему я должен говорить вам правду о чем-либо? Если вы хотите понять мою жизнь, читайте мои пьесы. Там все есть. А теперь — извините. — Он обошел Хита. — На самом же деле, — выстрелил он напоследок, — моя жена и я, мы собираемся нанести визит графине и миссис Эбернати через несколько дней.

— Конечно же, нас не слишком затруднит маленькая манифестация дружбы, — говорил он Лаки, рассказав о встрече с Хитом. — И думаю, с Кэрол будет все в порядке. Ей же выгоднее. — Затем он усомнился. Был ли настоящей причиной Бредфорд Хит? Должны ли они ехать только из-за Бредфорда Хита? Или был другой, более глубокий мотив, тянущий его обратно? Может, подсознательное желание раскрыть карты? Может быть, — Ты так не думаешь? — спросил он.

— Ладно, — спокойно сказала она. — Если ты так считаешь. Я знаю, что вполне смогу управиться с этой дерьмовой матерью. — Она помолчала. — Чего я по-настоящему хочу, это иметь возможность любить тебя. — Она улыбнулась, а потом слегка вспыхнула. — Любить тебя, помогать тебе делать то, что ты хочешь, может, то, что должен делать. — И добавила: — Ты сегодня был великолепен, правда...