Страница 21 из 82
Но как ни был силен обстрел с земли, не он был главной опасностью для летчика. Разрывы зенитных снарядов гарантировали Акима от встречи с неприятельскими самолетами. Бой с ними в воздухе для военлета намного опаснее.
Снаряды рвутся то ниже, то выше. У зенитчиков нет специальных приборов, определяющих с земли точную высоту летящего аэроплана. Прицельность заградительного огня низкая. Все зависит от наводчика, его глазомера и опыта.
Задул встречный ветер. Уменьшилась и без того небольшая скорость тихоходного «Ньюпора». Акиму показалось, что он так медленно летит, будто его привязали в воздухе на месте и хотят не спеша расстрелять, как мишень.
Ничего, скоро должна появиться переправа. Ошибиться невозможно. Он засек внизу приметный ориентир: вот церковь на холме. Купол-луковица зияет пробоинами дыр. Крест уцелел, непоколебимо осеняя окрестности. Рядом деревенька. Недолго осталось лететь до реки.
Перед самой переправой его встретил новый шквал огня. Снаряды беспорядочно разрывались в воздухе. Казалось, они прыгают по небу черными осьминожками, стараясь дотянуться короткими щупальцами до летчика. Нестерпимо захотелось сбросить единственную бомбу на голову зенитчиков. И вдруг все разом стихло. В первое мгновение показалось, что враг убедился в неуязвимости «Ньюпора» и прекратил стрельбу. Но нет, батарея осталась позади. Аким вышел из зоны огня.
До переправы осталось лететь несколько минут. Одиночный разрыв справа. Послали вдогонку снаряд на пределе дальности. Должно быть, очень близко. Слишком близко. Аэроплан резко бросило в сторону, и в то же мгновение что-то обожгло шею. «Ранен! Зацепили гады», — подумал Поплавков. Боль почувствовал позже, когда он уже выровнял аэроплан. Схватился за шею рукой. Кровь. На перчатке смазанное бурое пятно. Осколок чиркнул по касательной. Ничего страшного. Не рана, а глубокая царапина. И странно, осознание того, что ранен неопасно, придало Акиму новые силы. Словно ничто больше не угрожало ему. Летчик вытер кровь с кожаной перчатки о борт кабины. На светлой фанере остался смазанный красный след, будто художник пробовал на холсте краску.
По шее за шиворот потекла теплая струйка. Похоже, рана неглубокая, но какой-то сосудик перебило. Поплавков осторожно покрутил головой. Вроде нормально, лишь немного жжет рану.
Свободной рукой обмотал шарф несколько раз вокруг шеи вместо бинта.
Пора снижаться. Высота триста метров. Вот и переправа. По ней марширует колонна черных муравьев. Упрямые человечки, подгоняемые злой волей командиров, двигаются в сторону фронта. Стрелять, рубить, колоть. Среди них мелькают ездовые упряжки артиллеристов. Игрушечные лошадки тянут орудия и зарядные ящики со снарядами. Аким заложил крутой вираж, заходя на боевой разворот.
Черная змея пехоты, поблескивая на солнце ежиком штыков, извиваясь, ползла к линии фронта. Эту неудержимую мощь не остановить. Такое не по силам летчику-одиночке, хоть бы притормозить.
Пришло время готовиться к бомбометанию.
Прапорщик решил так: левой рукой положит бомбу головкой на борт, стабилизатор пока останется на коленях. В нужный момент перекинет через край кабины.
Выполнить то, что задумал, оказалось нелегким делом. Напряг все мышцы, чтобы приподнять левой рукой бомбу к краю. Одновременно надо следить за управлением. На какую-то секунду он ослабил внимание, не удержал ручку — и самолет дернулся.
От толчка все усилия пошли насмарку. Скрежетнув, бомба сорвалась с борта, стукнулась о колени и скатилась вперед, под ноги.
Летчик так и не понял, откуда у него взялись силы, чтобы предотвратить неминуемый штопор…
Поплавков несколько раз глубоко вздохнул. Надо успокоиться. Взять себя в руки. Бешено колотящееся сердце, казалось, пробьет грудь изнутри. Главное — спокойствие. Он опять начал двигать бомбу к борту. Кажется, она стала еще тяжелее. Сколько ни старался, никак не удавалось запрокинуть ее на борт.
Высота все меньше. Скоро переправа. Сейчас заметят с земли и откроют заградительный огонь. Исполинский змей втянулся на мост, возведенный за одну ночь. Голова колонны уже была на противоположном берегу. Как он вовремя успел. И всего одна бомба. Второго шанса не будет.
Идти второй заход — потерять фактор внезапности. Аким решился на последнее. Бросил управление и обеими руками вцепился в бомбу. Перевалил на борт. Толкнул.
Все это произошло в какие-нибудь две-три секунды. Этого хватило, чтобы аэроплан, лишенный управления, клюнул носом и начал заваливаться в штопор.
Бомба понеслась вниз, разворачиваясь взрывателем к цели. Ветер весело засвистел в оперении стабилизатора, радуясь новой игрушке. Следом за бомбой полетел смятый вымпел. В воздухе он расправился и, крутясь, как кленовое семечко, устремился вниз.
Сбросив смертоносный груз, прапорщик мертвой хваткой схватился за ручку управления. И вовремя. Задержись на мгновение — и вряд ли удалось бы выровнять самолет.
Под крылом распустился огненный цветок взрыва. С опозданием донеслось буу-у-ум. Смельчакам всегда везет. Первый блин оказался не комом. Судьба военного переменчива. Сегодня она одарила летчика благосклонной улыбкой, а не повернулась, как обычно, спиной. Бомба с ювелирной точностью попала в зарядный ящик. Боезапас сдетонировал. На месте переправы остались обломки бревен и досок, плывущих по течению. На месте взрыва с тяжелым вздохом разошлись волны. На берегу обезумевшие от страха, посеченные осколками лошади рвали постромки, калеча не успевших увернуться солдат…
С набором высоты Аким уводил «Ньюпор» подальше от реки, стараясь укрыться в облаках. Сейчас опомнятся и решат поквитаться с летчиком. Отлетев на безопасное расстояние, прапорщик перевел дух. Можно немного расслабиться после пережитого.
Настроение отличное. Жаль, солнце все ниже и ниже. Стыдливо собирается спрятаться за горизонт. Надоело смотреть на грешную землю. Скоро сумерки начнут сгущаться. Ничего, он успеет до темноты вернуться на аэродром.
Курс домой. Поплавков снизился, выходя из облаков. Надо искать ориентиры на земле. По ним он доберется до аэродрома, как мальчик из сказки, который крошил хлеб, чтобы не заблудиться. Вот и церковь, и деревня, над которой он уже сегодня не раз пролетал. На месте игрушечных домиков дымились пепелища. Даже на высоте летчик почувствовал запах гари, неприятно щекотавший ноздри.
Аким представил, как начштаба Буслаев меряет шагами кромку взлетки: пятьдесят метров в одну сторону, пятьдесят обратно. Штабс-капитан, если сам не был на задании, никогда не уходил с аэродрома, пока не возвращался последний летчик из полета. Терпеливо и тревожно ждал возвращения подчиненных. В первую очередь они его боевые товарищи. Для него отряд — одна семья. Ходил взад-вперед и страшно волновался, когда кто-то запаздывал. Невозвращение с вылета в лучшем случае сулило вынужденную посадку. Но обычно это значило, что где-то появится земляной холмик с пропеллером наверху.
Воображение Поплавкова рисовало картину, как он вылезает из кабины и идет по взлетному полю. Мысленно рапортует: «Господин штабс-капитан, ваше задание выполнено. Переправа уничтожена». Начштаба в ответ улыбнется и скажет: «Батенька, я в вас не сомневался. Побольше бы таких военлетов. С такими орлами не пропадем…»
От приятных мыслей его отвлек новый стрекочущий звук. Он назойливо лез в уши. Мешал сосредоточиться.
Далекий стрекот понемногу уходил. Прапорщик наконец углядел вдалеке черную точку. Точка, басовито гудя, приближалась, на глазах превращаясь в аэроплан. Самолет летел с нашей территории.
«Наконец-то! Пусть и с опозданием, но послали прикрытие».
Самолет приближался. К своему удивлению, Аким узнал в нем немецкий «Фоккер». Что он делает в нашем тылу? Тут он вспомнил, что в сводке, циркулярно разосланной по армии, сообщали, что истребители из Четвертого авиаотряда захватили «Фоккер». Немец в горячке боя расстрелял все патроны. Его взяли в «клещи» и посадили на нашей территории. Эта мысль успокоила, значит, этот «Фоккер», видимо, и послали в воздушный патруль.