Страница 20 из 82
Перед молодым человеком на столешницу лег вымпел — треугольный кусок белой ткани со свинцовым грузом на конце.
— Надо написать какую-нибудь гадость про Вильгельма. Да позабористее, чтобы проняло и надолго запомнилось. Сможете, голубчик?
— Это судьба… — поручик облизнул вмиг пересохшие губы. — Меня со студенческой скамьи вышибли за то, что написал ругательство на доске в лекционной аудитории на перемене. Я не успел закончить фразу, что это Васька из второй группы, э-э… скотина эдакая. Профессор не поверил. Решил, что это про него. За это меня и отчислили. Давно мечтал повторить.
— Судьба, — эхом повторил Аким.
— Что хоть написали, лингвист вы наш? — неподдельно заинтересовался начштаба. — Переведите.
— Простите, не могу. Язык не поворачивается сказать вслух, — Денисов густо покраснел. — Могу написать.
— Тогда пишите, — штабс-капитан сунул летчику в руку синий химический карандаш.
Недоучившийся студент начал старательно выводить буквы на белом полотне. От усердия даже язык высунул. Фуражку сдвинул на затылок, чтобы не сползала на глаза. Он старательно выводил острые буквы готического шрифта. Слова складывались в длинные предложения. Похоже, Денисов поскромничал про ругательство, адресованное неизвестному Васе. Текст послания не уместился на одной стороне вымпела. Военлет расписался. Буквы становились меньше, текст изощреннее. О его содержании можно было лишь догадываться. Если уж профессора, закаленного постоянным общением со студентами, проняло, то уж немцам точно мало не покажется.
— Второй вымпел дать? — озаботился штабс-капитан.
— Не надо. Я уже закончил, — Денисов отложил карандаш.
— Молодец, — начштаба сунул вымпел Поплавкову. — Не забудь сбросить.
— Господин штабс-капитан, когда война закончится… — Денисов запнулся, — как вы думаете, когда мы победим, меня возьмут обратно в университет?
— Даже не сомневайтесь, батенька. Я лично напишу на вас ходатайство к ректору. А для верности подпишем у командующего армией. В этом деле нам поможет командир отряда. Мне он точно не откажет. Я умею убеждать. Правильно, Поплавков?
Прапорщик кивнул. Что да, то да, умеет убеждать.
— Ничего уточнить не хотите, господин прапорщик?
— А надо? — Поплавков по лицу начштаба догадался, что тот что-то недоговаривает.
— Батенька, надо будет сделать небольшой крюк до переправы. Совсем небольшой.
— Куда? — прапорщик следил взглядом за Буслаевым. Он не сел обратно за стол, заваленный картами и бумагами. Офицер широко шагал по кабинету, меряя шагами расстояние от стены до стены.
— Соседи из двенадцатого корпуса слезно попросили снять вторую линию немецких окопов. Фотографии первой линии есть, а второй нет. Им сегодня наступать. Желательно с минимальной высоты. Представляешь, как ты подразнишь немчуру. Сначала фотосъемка, потом переправа. Вернешься из полета — проси что хочешь!
— Новый самолет! — неожиданно для себя выпалил Аким. Он сам не успел подумать, а слова уже слетели с губ. Очередная выходка подсознания.
Начальник штаба наигранно сурово погрозил пальцем:
— Я же сказал, проси что хочешь. Про невозможное я ничего не говорил.
Офицеры попрощались. Штабс-капитан тряхнул Поплавкову руку на прощание и вернулся за стол. Проще самому слетать на боевое задание, чем разобраться в ворохе документов, скопившихся в папке с надписью «На доклад».
Когда прапорщики Поплавков и Денисов вышли из кабинета, начальник штаба тяжело вздохнул. Он хорошо понимал, что сейчас творится в душе у прапорщика. Все планы, которые строят военные в действующей армии, — всего лишь теория. А что будет на практике, остается только догадываться, уповая на благоприятный исход дела. Ему не раз приходилось отправлять подчиненных военлетов на трудные задания. Не все вернулись из полета целыми и невредимыми на родной аэродром.
Третьего дня он лично объяснил полетное задание по авиаразведке двоим прапорщикам. «Слушаюсь», — коротко ответили летчик Зеленов и летчик-наблюдатель Кондратьев. Откозыряли и ушли. Больше он их не видел живыми.
Они даже не долетели до линии фронта. Стал давать перебои мотор. Зеленов начал планировать к земле. При посадке самолет клюнул носом. Удар о землю, скапотировал, перевернулся несколько раз и превратился в груду обломков, перевитую проволокой и тросами. Летчик и наблюдатель погибли сразу. Тела офицеров были так изуродованы, что Зеленова и Кондратьева с трудом опознали. Военлетов хоронили в закрытых гробах. Дожить до конца войны — такой шанс выпадает не каждому. Жизнь диктует свои правила игры.
Выйдя из штаба, Аким уныло побрел к своему «Ньюпору». Через полчаса на взлетку выехал автомобиль. Два унтер-офицера с эмблемами саперов осторожно извлекли из кузова «парочку бомбочек»… Каждая весом по девять килограммов. Саперы, которые по возрасту годились летчику в отцы, с нескрываемым восхищением смотрели на прапорщика. Лихие парни служат в авиации. Все им нипочем.
Прапорщик ошалело смотрел на стальные чушки, выкрашенные в защитный зеленый цвет. Широкие юбочки стабилизаторов, острые конические носы, оканчивающиеся жалами взрывателей. Предохранительные колпачки уже сняты. Он не знал, что сказать. Слова застряли в горле. Страшно принять такой груз на «Ньюпор», тем более задул сильный боковой ветер. Отказаться тоже нельзя. Он уже дал согласие начштабу. Еще подумает, что Поплавков празднует труса. Он решил взять, но только одну бомбу.
У молодого прапорщика в новенькой летной форме было много энтузиазма и мало опыта.
Запустил мотор. Аким уселся на место и знаками попросил подать опасный гостинец. Положить его было некуда, кроме как на колени.
Смертоносный груз давил на ноги, мешал сосредоточиться. Ноги намертво припечатало к полу кабины. Укладывая бомбу на колени, Поплавков не учел одного обстоятельства: пока аэроплан стоял на земле, девятикилограммовая смерть пригревшейся гадюкой уютно устроилась у самого живота. При взлете самолет принял горизонтальное положение. Тут-то прапорщик понял свою ошибку.
Как только при подъеме приподнялся хвост самолета, бомба покатилась вперед и толкнула ручку управления. Ручку резко на себя. Если бы Аким моментально не среагировал, самолет неминуемо скапотировал бы, а это верный «гроб».
Прапорщик летел, обливаясь холодным потом.
Самолет постепенно карабкался в небо, набирая высоту. Каждый оборот пропеллера приближал линию фронта. Под крылом мелькнули кукольные домики безымянной деревни. Перемахнули две линии окопов, разделенные нейтральной полосой, изрытой оспинами воронок.
Поплавков летел и ждал — вот-вот что-то случится…
По данным разведчиков-пластунов из пехоты, противник усилил зенитную артиллерию. Узнав об этом, летчики решили летать на высоте полтора километра. Самая безопасная зона для аэроплана во время обстрела. Выходя на цель, снижались для фотографирования, пролетая над линией траншей.
Уже над первой линией вражеских окопов Аким почувствовал всю силу зенитного огня. Вокруг вспышки. Стреляли бризантными снарядами. Вот и вторая линия фортификационных укреплений. Надо снижаться. Снимки приказали сделать с минимальной высоты. Дымки разрывов становятся гуще, все плотнее сжимаясь вокруг самолета. Если снаряд разрывался ниже «Ньюпора», машину, как щепку, подбрасывало вверх. Верхние разрывы толкали к земле.
Немецкие зенитчики изменили тактику: впереди самолета образовалась сплошная стена вспухающих взрывов. Присмотрелся: большинство снарядов рвется чуть выше. Мелькнула мысль: спуститься еще ниже. Опасность прямого попадания меньше, чем от стального дождя осколков. Обдумывать и взвешивать все «за» и «против» не было времени. Аким потянул ручку на себя и пошел на снижение. Боялся в этот момент лишь, что из-за резкой смены высоты снимки получатся нерезкими.
Самолет проскочил полосу огня. Минуту-две слышен был лишь ровный гул мотора. Неожиданно несколько разрывов расцвели траурными цветками в опасной близости. Воздушной волной самолет швыряло то в одну, то в другую сторону. Казалось, «Ньюпор» вот-вот развалится в воздухе. Грохот разрывов заглушает рев мотора. Мелькнула мысль: немедленно повернуть назад, вырваться из-под обстрела. Уйти к своим. На душе сразу стало противно, словно сделал какую-то гадость тайком. Скулы занемели от страха, прапорщик невольно втянул голову в плечи, как будто это могло защитить его от осколков. Самолет упрямо продолжал полет. Левая рука автоматически через равные промежутки продолжает нажимать грушу фотоаппарата.