Стихотворения и поэмы. Дневник

Одевание ребенка

Андрею Битову

Ребенка одевают. Он стоити сносит – недвижимый, величавый —угодливость приспешников своих,наскучив лестью челяди и славой.У вешалки, где церемониалсвершается, мы вместе провисаем,отсутствуем. Зеницы минералдо-первобытен, свеж, непроницаем.Он смотрит вдаль, поверх услуг людских.В разъятый пух продеты кисти, локти.Побыть бы им. Недолго погоститьв обители его лилейной плоти.Предаться воле и опеке силлелеющих. Их укачаться зыбкой.Сокрыться в нём. Перемешаться с ним.Стать крапинкой под рисовой присыпкой.Эй, няньки, мамки, кумушки, вы чторазнюнились? Быстрее одевайте!Не дайте, чтоб измыслие вошлопоганым войском в млечный мир дитяти.Для посягательств прыткого умавозбранны створки замкнутой вселенной.Прочь, самозванец, званый, как чума,тем, что сияло и звалось Сиеной.Влекут рабы ребенка паланкин.Журчит зурна. Порхает опахало.Меня – набег недуга полонил.Всю ночь во лбу неслось и полыхало.Прикрыть глаза. Сна гобелен соткать.Разглядывать, не нагляжусь покамест,Палаццо Пикколомини в закатводвинутость и вогнутость, покатость,объятья нежно-каменный зажимвкруг зрелища: резвится мимолётностьвнутри, и Дева-Вечность возлежит,изгибом плавным опершись на локоть.Сиены площадь так нарёк мой жар,это его наречья идиома.Оставим площадь – вечно возлежатьпрелестной девой возле водоёма.Врач смущена: – О чём вы? – Ни о чём.В разор весны ступаю я с порогане сведущим в хожденье новичком.– Но что дитя? – Дитя? Дитя здорово.Апрель 1990Репино

Портрет, пейзаж и интерьер

Как строить твой портрет, дородное палаццо?Втесался гость Коринф в дорический портал.Стесняет сброд колонн лепнины опояска.И зодчий был широк, и каменщик приврал.Меж нами сходство есть, соитье розных родин.Лишь глянет кто-нибудь, желая угадать,в какой из них рождён наш многосущий ордер, —разгадке не нужна во лбу седьмая пядь.Собратен мне твой бред, но с наипущей ласкойпойду и погляжу, поглажу, назову:мой тайный, милый мой, по кличке «мой миланский»,гераневый балкон – на пруд и на зарю.В окне – карниз и фриз, и бабий бант гирлянды.Вид гипса – пучеглаз и пялиться гораздна зрителя. Пора наведаться в герани.Как в летке пыл и гул, должно быть, так горят.За ели западал сплав ржавчины и злата.Оранжевый? Жарко́й? Прикрас не обновилкрасильщик ни один, и я смиренно знала:прилипчив и линюч эпитет-анилин.Но есть перо, каким миг бытия врисованв природу – равный ей. Зарю и пруд сложус очнувшейся строкой и, по моим резонам,«мой бунинский балкон» про мой балкон скажу.Проверить сей туман за Глухово ходила.А там стоял туман. Стыл островерхий лес.Всё – вотчина моя. Родимо и едино:Тамань – я там была, и сям была – Елец.Прости, не прогони, приют порочных таинств.Когда растет сентябрь, то ластясь, то клубясь,как жалко я спешу, в пустых полях скитаясь,сокрыться в мощный плюш и дряблый алебастр.Как я люблю витраж, чей яхонт дважды весел,как лал и как сапфир, и толстый барельеф,куда не львиный твой, не родовитый вензельчванливо привнесен и выпячен: «эЛь эФ».Да, есть и желтизна. Но лишь педант архаикпредтечу помянёт, названье огласит.В утайке недр земных и словарей сохраненсородич не цветка, а цвета: гиацинт.Вот схватка и союз стекла с лучом закатным.Их выпечка лежит объёмна и прочна.Охотится ладонь за синим и за алым,и в желтом вязнет взор, как алчная пчела.Пруд-изумруд причтёт к сокровищам шкатулка.Сладчайшей из добыч пребудет вольный парк,где барышня веков читает том Катулла,как бабочка веков в мой хлороформ попав.Там, где течет ковер прозрачной галереи,бюст-памятник забыл: зачем он и кому.Старинные часы то плач, то говореньемне шлют, учуяв шаг по тихому ковру.Пред входом во дворец – мыслителей арена.Где утренник младой куртины разорил,не снизошедший знать Палладио Андреа,под сень враждебных чар вступает русофил.Чем сумерки сплошней, тем ближе италиец,что в тысяча пятьсот восьмом году рожденв семье ди Пьетро. У, какие затаилисьдо времени красы базилик и ротонд.Отчасти, дом, и ты – Палладио обитель.В тот хрупкий час, когда темно, но и светло,Виченца – для нее обочин путь обычен —вовсельником вжилась в заглушное село.И я туда тащусь, не тщась дойти до места.Возлюбленное мной – чем дале, тем сильней.Укачана ходьбой, как дрёмою дормеза,задумчивость хвалю возницы и коней.Десятый час едва – без малой зги услада.Возглавие аллей – в сиянье и в жару.Во все свои огни освещена усадьба,столетие назад, а я еще живу.Радушен франт-фронтон. Осанисты колонны.На сходбище теней смотрю из близкой тьмы.Строения черты разумны и холёны.Конечно, не вполне – да восвоясях мы.Кто лалы расхватал, тот времени подменуприсвоит, повлачит в свой ветреный сусек.Я знаю: дальше что, и потому помедлю,пока не лязгнет век – преемник и сосед.Я стала столь одна, что в разноляпье дома,пригляда не страшась, гуляет естество.Скульптуры по ночам гримасничает догма.Эклектика блазнит. Пожалуй, вот и всё.Осень 1991 и 1992в Малеевке