Стихотворения и поэмы. Дневник

Пашка

Пять лет. Изнежен. Столько же запуган.Конфетами отравлен. Одинок.То зацелуют, то задвинут в угол.Побьют. Потом всплакнут: прости, сынок.Учён вину. Пьют: мамка, мамкин Дядяи бабкин Дядя – Жоржик-истопник.– А это что? – спросил, на книгу глядя.Был очарован: он не видел книг.Впадает бабка то в болезнь, то в лихость.Она, пожалуй, крепче прочих пьет.В Калуге мы, но вскрикивает Липецкиз недр ее, коль песню запоет.Играть здесь не с кем. Разве лишь со мною.Кромешность пряток. Лампа ждет меня.Но что мне делать? Слушай: «Буря мглою…»Теперь садись. Пиши: эМ – А – эМ – А.Зачем всё это? Правильно ли? Надо ль?И так над Пашкой – небо, буря, мгла.Но как доверчив Пашка, как понятлив.Как грустно пишет он: эМ – А – эМ – А.Так мы сидим вдвоём на белом свете.Я – с черной тайной сердца и ума.О, для стихов покинутые дети!Нет мо́чи прочитать: эМ – А – эМ – А.Так утекают дни, с небес роняяразнообразье еженощных лун.Диковинная речь, ему родная,пленяет и меняет Пашкин ум.Меня повсюду Пашка ждет и рыщет.И кличет Белкой, хоть ни разу онне виделся с моею тёзкой рыжей:здесь род ее прилежно истреблен.Как, впрочем, все собаки. Добрый Пашкане раз оплакал лютую их смерть.Вообще, наш люд настроен рукопашно,хоть и живет смиренных далей средь.Вчера: писала. Лишь заслышав: Белка! —я резво, как одноименный зверь,своей проворной подлости робея,со стула – прыг и спряталась за дверь.Значенье пряток сразу же постигший,я этот взгляд воспомню в крайний час.В щель поместился старший и простивший,скорбь всех детей вобравший, Пашкин глаз.Пустился Пашка в горький путь обратный.Вослед ему всё воинство ушло.Шли: ямб, хорей, анапест, амфибрахийи с ними дактиль. Что там есть еще?23 апреля (и ночью) 1983Таруса

Пачёвский мой

– Скучаете в своей глуши? – Возможно льзанятьем скушным называть апрель?Всё сущее, свой вид и род возмножив,с утра в трудах, как дружная артель.Изменник-ум твердит: «Весной я болен», —а сам здоров, и всё ему смешно,когда иду подглядывать за полем:что за ночь в нём произошло-взошло.Во всякий день – новёхонький, почетныйгость маленький выходит из земли.И, как всегда, мой верный, мой Пачёвский,лишь рассветет – появится из мглы.– Он, что же, граф? Должно быть, из поляков?– Нет, здешний он, и мной за то любим,что до ничтожных титулов не лаком,хотя уж он-то – не простолюдин.– Из столбовых дворян? – Вот это ближе. —Так весел мой и непомерен смех:не нагляжусь сквозь брызнувшие бликина белый мой, на семицветный свет.– Он, видите ли… не могу! – Да полносмеяться Вам. Пачёвский – кто такой?– Изгой и вместе вседержитель поля,он вхож и в небо. Он – Пачёвский мой.– Но кто же он? Ваши слова окольны.Не так уж здрав Ваш бедный ум весной.– Да Вы-то кто? Зачем так бестолковы?А вот и сам он – столб Пачёвский мой.Так много раз, что сбились мы со счёта,мой промельк в поле он имел в виду.Коль повелит – я поверну в Пачёво.Пропустит если – в Паршино иду.Особенно зимою, при метели,люблю его заполучить привет,иль в час, когда две наших сирых тенив союз печальный сводит лунный свет.Чтоб вдруг не смыл меня прибой вселенной(здесь крут обрыв, с которого легкоупасть в созвездья), мой Пачёвский верныйниспослан мне, и время продлено.Строки моей потатчик и попутчик,к нему приникших пауз властелин,он ждет меня, и бездна не получитменя, покуда мы вдвоём стоим.24—29 апреля 1983Таруса

«Мне Звёздкин говорил, что он в меня влюблен…»

Мне Звёздкин говорил, что он в меня влюблен.Он так и полагал, поскольку люто-свежийк нам вечер шел с Оки. А всё же это онмне веточку принес черемухи расцветшей.В Ладыжине, куда он по вино ходил,чтобы ослабить мысль любви неразделенной,черемухи цветок, пока еще один,очнулся и глядел на белый свет зеленый.За то и сорван был, что прежде всех расцвел,с кем словно не в родстве, а в сдержанном соседстве.Зачем чужой любви сторонний произволлетает мимо нас, но уязвляет сердце?Уехал Звёздкин вдруг, единственный этюдне дописав. В сердцах порвал его – и ладно.Он, говорят, – талант, а таковые – пьют.Лишь гений здрав и трезв, хоть и не чужд таланта.Со Звёздкиным едва ль мы свидимся в Москве.Как робкая душа погибшего этюда —таинственный цветок белеет в темнотеи Звёздкину вослед еще глядит отсюда.Власть веточки моей в ночи так велика,так зрим печальный чад. И на исходе сутоксодеян воздух весь энергией цветка,и что мои слова, как не его поступок?28—29 апреля 1983Таруса