Страница 48 из 126
День: 12 марта 1981 года
Дни марта меж собою не в родстве.Двенадцатый – в нём гость или подкидыш.Черты чужие есть в его красе,и март: «Эй, март!» – сегодня не окликнешь.День – в зиму вышел нравом и лицом:когда с холмов ее снега поплыли,она его кукушкиным яйцомснесла под перья матери-теплыни.Я нынче глаз не отпускала спать —и как же я умна, что не заснула!Я видела, как воля Дня и статьпришли сюда, хоть родом не отсюда.Дню доставало прирожденных сили для восхода, и для снегопада.И слышалось: «О, нареченный сын,мне боязно, не восходи, не надо».Ему, когда он челядь набирал,всё, что послушно, явно было скушно.Зачем позёмка, если есть буран?Что в бледной стыни мыкаться? Вот – стужа.Я, как известно, не ложилась спать.Вернее, это Дню и мне известно.Дрожать и зубом на зуб не попастьмне как-то стало вдруг не интересно.Я было вышла, но пошла назад.Как не пойти? Описанный в тетрадке,Дня нынешнего пред… – скажу: пред-брат —оставил мне наследье лихорадки.Минувший день, прости, я солгала!Твой гений – добр. Сама простыла, дура,и провожала в даль твои крылана зябких крыльях зыбкого недуга.Хворь – боязлива. Ей невмоготутерпеть окна красу и зазыванье —в блеск бытия вперяет слепоту,со страхом слыша бури завыванье.Устав смотреть, как слишком сильный Деньгнёт сосны, гладит против шерсти ели,я без присмотра бросила метельи потащилась под присмотр постели.Проснулась. Вышла. Было семь часов.В закате что-то слышимое было,но тихое, как пенье голосов:«Прощай, прощай, ты мной была любима».О, как сквозь чернь березовых ветвейи сквозь решетку… там была решетка —не для красы, а для других затей,в честь нищего какого-то расчета…сквозь это всё сияющая вестьо чём-то высшем – горем мне казалась.Нельзя сказать: каков был цвет. Но цветчуть-чуть был розовей, чем несказанность.Вот участь совершенной красоты:чуть брезжить, быть отсутствия на грани.А прочего всего – грубы черты.Звезда взошла не как всегда, а ране.О День, ты – крах или канун любвик тебе, о День? Уж видно мне и слышно,как блещет в небе ровно пол-луны:всё – в меру, без изъяна, без излишка.Скончаньем Дня любуется слеза.Мороз: слезу содеешь, но не выльешь.Я ничего не знаю и слепа.А Божий День – всезнающ и всевидящ.12—13–14 марта 1981ТарусаРассвет
Светает раньше, чем вчера светало.Я в шесть часов проснулась, потому чтов окне – так близко, как во мне, —веща́я,капель бубнила, предсказаньем муча.Вот голосок, разорванный на всхлипы,возрос в струю и в стройное стенанье.Маслины цвета превратились в сливы:вода синеет на столе в стакане.Рассвет всё гуще набирает силу,бросает в снег и в слух синичью стаю.Зрачки, наверно, выкрашены синью,но зеркало синё – я не узнаю.Так совершенно наполненье зренья,что не хочу зари, хоть долгожданна.И – ненасытным баловнем мгновенья —смотрю на синий томик Мандельштама.22 марта 1981ТарусаНепослушание вещей
Что говорить про вольный дух свечей —все подлежим их ворожбе и сглазу.Иль неодушевленных нет вещей,иль мне они не встретились ни разу.У тех, что мне известны, – норов крут.Не перечесть их вспыльчивых поступков.То пропадут, то невпопад придут,свой тайный глаз сокрыв, но и потупив.Сейчас вот потешались надо мной:Вещь – щелкала не для, а вместо света,и заточённый в трубы водянойне дал воды и задрожал от смеха.Всю эту ночь, от хваткости к стихам,включатель тьмы пощелкивал над слухом,просил воды назойливый стакани жадный кран, как щедрый филин, ухал.Удел вещей: спешить куда-то вдаль.Вчера, под вечер, шаль мне подарили —под утро зябнет и скучает шаль,ей невтерпёж обнять плеча другие.Я понукаю их свободный бег —пусть будет пойман чьей-нибудь рукою,как этот вольный быстротечный снег,со всех холмов сзываемый Окою.Я не умела вещи приручать.Их своеволье оставляю людям.Придвиньтесь ближе, лампа и тетрадь.Мы никакую вещь не обессудим.Сейчас, сей миг, от сей строки – рукаотпрянула, я ей перекрестилась:для шумного, из недр души, зевкадверь шкафа распахнулась и закрылась.В ночь на 23 и 23 марта 1981Таруса