Стихотворения и поэмы. Дневник

Свет и туман

Сколь ни живи, сколь ни учи наук —жизнь знает, как прельстить и одурачить,и робкий неуч, молвив: «Это – луг», —остолбенев глядит на одуванчик.Нельзя привыкнуть и нельзя понять.Жизнь – знает нас, а мы ее – не знаем.Ее надзором, в занебесном «над»исток берущим, всяк насквозь пронзаем.Мгновенье ока – вдохновенье губ —в сей миг проник наш недалекий гений,но пред вторым – наш опыт кругло глуп:сплошное время – разнобой мгновений.Соседка капля – капле не близнец,они похожи, словно я и кто-то.Два раза одинаково блестетьне станет то, на что смотрю с откоса.Всегда мне внове невидаль окна.Его читатель вечный и работник,робею знать, что значат письмена, —и двадцать раз уже я второгодник.Вот – ныне, в марта день двадцать шестой,я затемно взялась за это чтенье.На языке людей: туман густой.Но гуще слова бездны изъявленье.Какая гордость и какая власть —себя столь скрытной охранить стеною.И только галки промельк мимо глазне погнушался свидеться со мною.Цвет в просторечье назван голубым,но остается анонимно-бо́льшим.На таковом – малина и рубин —мой нечванливый Ванька-мокрый ожил.Как бы – светает. Но рассвета ростне снизошел со зрителем якшаться.Есть в мартовской понурости березособое уныние пред-счастья.Как всё неизымаемо из мглы!Грядущего – нет воли опасаться.Вполоборота, ласково: «Не лги!» —и вновь собою занято пространство.26 марта 1981Таруса

Луна до утра

Что опыт? Вздор! Нет опыта любви.Любовь и есть отсутствие былого.О, как неопытно я жду лунына склоне дня весны двадцать второго.Уже темно! И там лишь не темно,где нежно меркнет розовая зелень.Ее скончанье и мое окно —я так стою – соотношу я зреньем.Соблазн не в том, что схожи цвет и свет —в окне скучает роза абажура, —меж ними – му́ки связь: о лампа, нет,свет изведу, а цвет не опишу я.Но прежде надо перенесть зарю —весть тихую о том, что вечность – рядом.Зари не видя, на печаль моюокно мое глядит печальным взглядом.Что, ситцевая роза, заждалась?Ко мне твоя пылает сердцевинатакою страстью, что – звезда зажглась,но в схватке вас двоих – не очевидна.Зажглась предтеча десяти часов.Страшусь, что помрачневшими глазамия вытяну луну из-за лесовиль навсегда оставлю за лесами.Как поведенье нервов назову?Они зубами рвут любой эпитет,до злата прожигают синевуи причиняют небесам Юпитер.Здесь, где живу, есть – не скажу: балкон —гроздь ветхости, нарост распада илидревесное подобье облаков,образованье трогательной гнили.На всё на это – выхожу. Вон там,в той стороне, опасность золотая.Прочь от нее! За мною по пятамвихрь следует, покров стола взметая.Переполох испуганных листовспроста ловлю, словно метель иль стаю.Верх пекла огнедышит из лесов —еще сильней и выпуклей, чем знаю.Вздор – хлад, и желтизна, и белизна.Что опыт, если всё не предвестимо.Как оборотень, движется луна,вобрав необратимое светило.(И кстати, там, за брезжущей чертойи лунной ночи, и стихотворенья,истекшее вот этой краснотой,я встречу солнце, скрытое от зренья.Всем полнокровьем выкормив луну,оно весь день пробудет в блеклых нетях.Я видела! Я долг ему вернустихами, что наступят после этих.)Подъем луны – непросто претерпеть.Уж мо́чи нет – всё длится проволочка.Тяжелая, еще осталась третьиным очам и для меня заочна.Вот – вся округлость видима. Луну:взойдет иль нет – уже никто не спросит.Явилась и зависла. Я люблюее привычку медлить между сосен.Затем, что край обобран чернотой, —вдруг как-то человечно косовата.Но не проста! Не попрана пятой(я знаю: он невинен) космонавта.Вдруг улыбнусь и заново пойму,чей в ней так ясен и сохранен гений.Она всегда принадлежит Ему —имуществом двух маленьких имений.Немедленно луна меняет цветна мутно-серебристый и особый.Иль просто ей, чтоб продвигаться вверх,удобно стать бледней и невесомей.Мне всё труднее подступать к окну.Чтоб за луной угнался провожатый:влюбленный глаз – я голову клонюеще левей. А час который? Пятый.На этом точка падает в тетрадь.Сплошь темноты – всё зримее и реже.И снова нужно утро озирать —нежнее и неграмотней, чем прежде.26–27 марта 1981Таруса