Страница 65 из 74
А сам уединился в дальнем и темном углу с давнишним другом, актером Метробием. Злые языки поговаривали, что он в юности был влюблен в этого актера, как в женщину. Ни тот, ни другой этого прямо не отрицали. «Теперь мы стары для этого, – говорил Сулла. – Нам теперь нужны только женщины. Притом молодые…»
Метробий был одних лет с Суллой. В свое время успешно выступал в греческих трагедиях. От тех лет сохранил прекрасный цвет лица, живые глаза и царственную осанку.
– Я думал, что ты погибнешь в азиатской стороне, – сказал Метробий. Он чуть-чуть картавил.
– Как видишь, не погиб.
– И слава богам!
Актер глядел на своего друга с любовью и любопытством.
– Все помнишь, Сулла?
– Все! – Сулла обнял друга. – Я рад, что и ты здоров. Скажи мне, в чем нуждаешься?
– Ни в чем, – сказал гордый актер.
– А все-таки?
– Если угодно, хочу только твоей дружбы…
Сулла удивился:
– О, ты благороден, как всегда!… Но дом тебе не помешает?
– Чей дом?
– Такой богатый… С садом… И рабами…
– Где я возьму, Сулла?
– Ты получишь его, Метробий.
Актер подумал. И благородно отказался.
– Сулла, – сказал он, – я бы не хотел строить свое счастье на несчастье других.
Проконсул отодвинулся от него на локоть, чтобы получше разглядеть черты своего друга.
– Ты это всерьез? – спросил он.
– Вполне.
Сулла махнул рукой:
– Черт с тобой, ты как был пустым мечтателем, таким и остался!
Метробий рассмеялся. И сказал:
– Давай поговорим о тебе… Говорят, ты женишься?
– Да.
– На ком?
– На Цецилии… Дочери верховного понтифика.
Актер покачал головой.
– Не одобряешь, Метробий?
– Нет, отчего же?.. Тебе это не вредно. У тебя будет жена, связанная с нобилитетом. Нет во всем Риме семьи более богатой и крепкой своими связями с патрициями…
– Она хороша собой, Метробий.
– Да, перезрелая.
– Я надеюсь, она еще родит…
– Возможно.
– Если родит сына, Метробий, я назову его Фавстиком.
– Хорошее имя. Дай тебе боги!
Сулле взгрустнулось.
– Скажи мне что-нибудь веселое, – взмолился он.
– А на что эти девицы?! Они большие мастерицы взбадривать пожилых.
– Не оскорбляй меня.
– И не думал, Сулла. Я же люблю тебя.
Актер прижался к нему. Положил голову на грудь.
Вдруг с противоположного угла раздался звонкий голосок Хлои:
– Э, нет! Так не пойдет! Если мужчины будут миловаться друг с другом, то что нам здесь делать?
– Пить вино! – крикнул ей Метробий. И затрясся в смехе.
– Не желаю! – крикнула Хлоя. – Я мужчин люблю больше, чем вино.
– Звереныш, – беззлобно обозвал ее актер.
Сулла пошел к гостям, увлекая за собой Метробия. Он шел и прикидывал в уме, кого же все-таки выбрать… «Только не Хлою», – почему-то решил он. Разыскал низенькую скамейку и подсел именно к Хлое.
Его лицо пришлось прямо против ее полуобнаженных грудей. Хлоя звала его. Неслышно. Незаметно для других. В ней билась страшная женская сила, притягательная, как сама жизнь.
– Друзья мои, – сказал Сулла проникновенно, – мне так хорошо с вами. Скажите мне, кто что любит. Я желаю подарить вам нечто. Не стесняйтесь. Называйте.
Сразу стало тихо.
Хлоя захлопала в ладоши. Она сказала:
– Это правда?
– Да! – Сулла весь светился улыбкой. Доброй. Отеческой. И улыбкой опытного любовника.
– Сад и дом, – сказала Хлоя и застыла. Как изваяние.
Сулла поцеловал ее в оба колена и произнес торжественно:
– Да будет так… А тебе, Фебулла? А тебе, Сения? А вам, друзья мои? Говорите. Я не бросаю слов на ветер. Говорите же…
И заговорили все. Разом.
Кроме Метробия. Он стоял в стороне. Слушал. Смотрел. Запоминал…
6
К р а с с. Ты чем-то расстроен, Помпей?.. Выпей кальды. Или этого вина. С летним снегом…
П о м п е й. Лучше со снегом. (Пьет с явным удовольствием.) Хорошее вино. Откуда оно?
К р а с с. Собственное. Налей еще. Его надо пить залпом. Не люблю, когда вино сосут, подобно телку. Мужчины должны опрокидывать в себя. Пить, как в Колхиде.
П о м п е й. Пожалуй, ты прав. Лей! С утра можно?
К р а с с. Можно. На ночь не лучше… На тебе лица нет. Что с тобой?
П о м п е й (пригубив вино). Что происходит, Красс?
К р а с с (удивленно). Где?
П о м п е й. В Риме, разумеется. Ты ничего не замечаешь?
К р а с с. Замечаю. И что с того?
П о м п е й (Осушив чашу. Горячо). Ты можешь сохранять спокойствие? Посмотри вокруг! Людей убивают без суда. И не только популяров! Имущество их конфискуют. Передают другим. Всяческим проходимцам!
К р а с с. Не понимаю. Если ты намекаешь на меня?..
П о м п е й (привстав на ложе). Почему – на тебя? Разве и ты получил дворец?
К р а с с (с улыбкой). Получил. На Палатине.
П о м п е й. Вот как!
К р а с с. Если враги отечества бегут? Если они бросают свое имущество? На основании закона…
П о м п е й (перебивая). Бегут? Потому, что им отрубают головы. Я же говорю: без суда! Это же произвол!
К р а с с (рассудительно). Послушай, ты слишком горяч. В твои лета это понятно. Вникни в совет старшего по годам: не горячись, не повышай голоса, если ты не хочешь сам угодить в список.
П о м п е й. Ты предашь меня, что ли?
К р а с с (тихо). Не я. Но мой раб, мой слуга предаст. Они получат за это свободу и десять процентов от конфискованного имущества.
П о м п е й (в отчаянии). Какой ужас!
К р а с с. Я тебя люблю, Помпей. Любя, даю совет…
П о м п е й. Я знаю его: не горячись, не повышай голоса, сиди в собственном дерьме и не пищи!
К р а с с (деланно смеясь). Во! Молодец. Да ты же умный. Быстро все схватываешь.
П о м п е й (возбужденно). Людей казнят без суда. Жену разлучают с мужем. Детей – с родителями. В один день пускают богатого по миру. Центурионы сделались всесильными. Народ трепещет при виде их.
К р а с с (не слушая его). Есть у меня на примете дворец. На Квиринале. С чудесным садом. Осмотри его. Может, приглянется тебе?
П о м п е й. Что же тогда?
К р а с с. Я поговорю с Суллой. И полагаю, что вскоре сможешь переехать во дворец. Или продать по сходной цене.
П о м п е й (в ужасе). И ты, Красс, предлагаешь мне это?
К р а с с (наливая ему вина). Да.
П о м п е й. От всего сердца?
К р а с с. Да.
П о м п е й. И тебя не мучает совесть?
К р а с с. Нет.
П о м п е й. Значит, набрать в рот воды и молчать?
К р а с с (с милой улыбкой). Молчать, набрав в рот вина! Зачем же воды?.. Итак, я предлагаю тебе присмотреть имение. Где-нибудь в Этрурии или Кампанье. Или же дом с садом. В самом Риме. Может, не один? А?
П о м п е й. Налей, скорее налей!.. Это невозможно!
К р а с с (наставительно). Потише!.. Мой слуга прильнул к двери.
П о м п е й. И ты говоришь об этом без волнения?
К р а с с. Даже с улыбкой. Наливая вино. Вот так.
П о м п е й. О!
К р а с с. Ах, молодость, молодость!.. Твое здоровье! За твой новый дворец! И новое имение! (Подумав.) И не одно! Ты меня понял?
П о м п е й (прильнув к чаше). Не знаю, пойму ли тебя когда-нибудь?
К р а с с (уверенно). Поймешь, Помпей. Ручаюсь тебе!
7
– О великий!
Эпикед стоит в дверях. Он просит разрешения войти в таблинум. Как всегда, слуга подтянут, строг, бережет улыбку.
– Входи, входи, Эпикед.
Слуга шагает по коврам. Неслышно. Как кошка. Как тигр азиатский.
– Слушаю. Эпикед говорит:
– Все судачат о твоей женитьбе, о великий.
– Хают меня?
Это остийское выражение, которое больше приличествует морякам, чем римскому патрицию, режет слух у тонко воспитанного Эпикеда.
– Да, хают!
– Кто?