Страница 424 из 430
– Расписочку позвольте, – толкнул к нему несколько листов чистой бумаги Саша, покоробленный резкой сменой тона. – Я, такой‑то и такой‑то, получив от такого‑то сумму в таком‑то размере, не имею к покойному князю Вельяминову Д. А., равно как к его наследникам, никаких финансовых претензий…
– Да знаю, знаю! – Барон быстро набросал несколько строк и снова тронул кнопку вызова. – Афиноген? Быстро нотариуса ко мне!.. Придется подождать, – елейно улыбнулся он, снова становясь радушным хозяином. – Может быть, все же рюмочку коньяка?
– Благодарю, – буркнул поручик. – Кстати, наши дела еще не закончены.
– Да‑а? И что же еще? Неужели опять «браунинг»?
– Нет. Помнится, вам задолжал еще один из моих добрых знакомых.
– Кто же? – сыграл непонимание барон. – Среди должников моего банка… Банка, акционером которого я являюсь, естественно… Так вот, он – кредитор множества гвардейских офицеров. В том числе и улан. Конкретнее, пожалуйста, ваше сиятельство. За кого еще вы желаете рассчитаться?
– Нет, ваш должник не из гвардейцев. Вам должен отец Насти. Анастасии Александровны Головниной, – поправился офицер.
– Насти?.. – Раушенбах отвел глаза. – Так я и знал. Все‑таки любовь. Неразделенная, – ядовито улыбнулся он. – Но вас ведь сейчас это должно мало волновать, не правда ли?
– И все равно. Господин Головнин должен вам, сударь, деньги. Сколько?
– Триста пятьдесят тысяч, – улыбаясь неизвестно чему, ответил банкир. – Копеечка в копеечку. Желаете заплатить и эту сумму? Право, я велю написать слово «благородство» на своем гербе!
– Вы этого девиза недостойны. Напишите лучше «алчность».
– Ну, хорошо, хорошо, – покладисто согласился барон. – Напишем «готовность к взаимовыручке». Так я прав?
– Правы.
Александр открыл чемоданчик и выгрузил еще семь пачек. Брови Раушенбаха с появлением каждой поднимались все выше и выше. Но придвигать их к себе он не спешил, почему‑то колебался, и это было написано у него на лице.
– Документы, пожалуйста.
– Понимаете, Александр Павлович… – Барон задумчиво почесал кончик носа. – Расписки Головнина хранятся в банке. Сегодня суббота, банк уже закрыт… Давайте, я пришлю все бумаги в понедельник, с курьерской почтой. Или зайдите за ними в банк сами. А расписку я вам напишу уже сейчас. Да‑да, я помню: я, такой‑то и такой‑то, получив от такого‑то сумму в таком‑то размере, не имею… И все такое. Сейчас подойдет нотариус – он обе бумаги и заверит. Ну, как?
– Думаю, можно… – Александру самому претили эти бумажные вопросы. – Только бумаги отошлите не ко мне – зачем мне это? – а сразу Головниным.
– Подарок? – кривая ухмылка обнажила сахарно‑белый клык.
«Как у волка, – подумал офицер неприязненно. – Нет, не волка – пса. Наглого дворового шелудивого пса…»
– Да, подарок, – с вызовом ответил он.
– Похвально, похвально… Кстати, – спохватился банкир. – Поскольку вы вносите сумму наличными, я сделаю вам скидку. Семь процентов вам хватит? Скажем, пятьдесят тысяч.
– Оставьте их себе.
– Ну уж нет! Благородство не только ваша – столбовых дворян – привилегия. Нам, мелкой сошке, оно тоже не чуждо. И я вам это докажу, граф! Получите! – одна из нераспечатанных пачек шлепнулась перед поручиком. – И распишитесь, кстати!
Если бы барон не потребовал расписки, Александр бы ни за что не взял деньги назад. Но простейшая бюрократическая процедура словно сломала какой‑то предохранитель.
«И куда ты сунешься, такой хороший, без гроша за душой? – явственно услышал он чей‑то знакомый голос. – Ты ведь решил уйти со службы. А сто тысяч – пятьдесят этих и пятьдесят, оставшихся от продажи перстня, – приличные деньги на первое время. Кому‑то этой суммы хватает на всю жизнь… Тем более – они все твои. Все восемьсот тысяч. Эти пятьдесят – в любом случае. Твое благородство удовлетворено полностью. Не на паперть же идти из‑за него?..»
И рука сама собой протянулась к тугой пачке тускло‑коричневых купюр…
* * *
– Кому?! – округлила глаза симпатичная девица‑приемщица, вертя в руках объемистый пакет, перечеркнутый широкой синей полосой. – Вы не ошиблись, господин офицер?
– Нет, не ошибся. – Александр аккуратно надел на ручку колпачок и спрятал ее в карман. – Именно князю Вельяминову. Товарищу министра двора его величества. Лично в руки.
– Тут наверняка важное донесение. – От улыбки на щеках сотрудницы «Экспресс‑почты» появились симпатичные ямочки. – Не лучше ли фельдъегерской почтой?
– Да нет, – поручик улыбнулся в ответ. – До фельдъегерской я пока не дорос. Вы уж отправьте обычной, но чтобы обязательно – в руки и под роспись. Вы все поняли, мадам?
– Поняла, мой капитан!
– Всего лишь поручик, – развел руками Саша.
– А я – мадемуазель, – кокетливо опустила длинные ресницы девица. – Все сделаем в лучшем виде!
«Хороший признак, – Бежецкий вышел на улицу и жестом остановил проезжающее такси. – Я снова начал обращать внимание на симпатичных девиц. Все бежит, все меняется… Старые раны затягиваются, как говорил когда‑то покойный Герман…»
Можно было отослать вторую расписку тоже почтой, но молодой человек не мог не встретиться с Настенькой еще раз. Последний, безнадежный раз, ничего не решающий и от того особенно притягательный… К тому же оставалось еще одно дело. Формальность, не более, но, увы, без нее было не обойтись.
– На Серафимовскую, – бросил он водителю, усаживаясь на заднее сиденье видавшей виды, но вполне приличной «Двины». Место рядом с водительским предполагает контакт с шофером, пусть даже молчаливый, а Саша сейчас хотел побыть наедине со своими мыслями. – Дом номер восемнадцать.
– Будет исполнено! – сверкнул улыбкой парень, чем‑то похожий на Федюнина. – Домчим с ветерком, ваше благородие!
Увы, с ветерком не получилось – по обеденной поре центральные улицы столицы были запружены автомобилями, и «Двина» передвигалась с черепашьей скоростью под невнятное бормотанье водителя, костерившего на чем свет стоит городские власти, ничего не делающие для облегчения транспортной проблемы. Слушать его было неинтересно, и Александр, откинувшись на удобную спинку кресла, прикрыл глаза…
* * *
– Нет, Саша, – спокойно, даже чересчур спокойно, ответила Настя, не отводя глаз. – Ты опоздал. Я помолвлена.
Мир, минуту назад казавшийся молодому человеку незыблемым и прекрасным, дал трещину и осыпался уродливыми обломками. Текли секунды, казавшиеся часами, и ему не верилось, что все вокруг осталось по‑прежнему – деревья, дома, гравий дорожки под ногами… Только девушка рядом в мгновение ока стала еще дальше, чем была. Он все так же держал ее под руку, ощущал тепло ее тела, но теперь она была бы ближе, если бы находилась на Луне, Марсе или далекой звезде. Между ними легла пропасть…
– И кто же… – голос едва не предал Александра, но он справился с собой, – этот счастливец? Я его знаю?
– Да, ты его знаешь, Саша. – Настя не смотрела ему в глаза. – И даже очень хорошо. Не знаю, что между вами произошло…
– Мне все‑таки хотелось бы знать имя твоего избранника, – перебил девушку Бежецкий. – Если это не государственная тайна, конечно, – попытался он пошутить, хотя на душе скребли кошки.
– Нет, это не тайна. Его фамилия – Линевич. – Настя подняла глаза, и поручик мгновенно понял, что она не шутит.
Линевич?! Он вообще отказывался что‑либо понимать. Каким образом этот… этот…
– Ты не ожидал? – спросила спутница.
– Нет… конечно… да… – Саша смешался. – Да, я понимаю…
– Мы познакомились на одном званом ужине. – Настя видела, что он потрясен, и хотела, видимо, объяснить все, но каждое ее слово лишь углубляло пропасть между ними, если ее можно было углубить сверх тех пределов, что уже были. – Он был очень мил, много рассказывал об Афганистане. А когда я спросила про тебя… Честное слово, Саша, – он ни разу не говорил мне о вашей размолвке! Так хорошо о тебе отзывался… Если бы мне в руки не попал тот журнал… Теперь я все понимаю и прошу тебя простить его.