Страница 425 из 430
– Я не понимаю, за что должен прощать господина Линевича, – сухо обронил Александр: Настина рука просто жгла его, и девушка, видимо, поняв это, мягко, но настойчиво освободилась. – Он решил прославиться, если не делом, то словом… Это его выбор.
– Саша! Из‑за этой глупой статьи уже погиб один человек… Митя…
На прекрасных глазах выступили слезы, и это было невыносимо для поручика.
– Это печально. – Слова выскользнули помимо Сашиной воли, и он просто не смог удержать их. – Но в чем виноват я? Ведь не я вызвал на дуэль твоего… этого Линевича.
– Но только ты можешь положить этому конец!
– Каким образом? Насколько я понимаю, господин Линевич пребывает под следствием. Я не прокурор…
– Ах, это!.. – махнула рукой Настя. – У него влиятельная родня, и самое страшное, что ему грозит – церковное покаяние. Но его уже вызвали на дуэль друзья Мити. Князь Лордкипанидзе, поручик…
– Мне ничего не известно об этом.
– Теперь известно. От меня. Колю обязательно убьют. Ведь это счастливая случайность, что…
Настя поняла, что сболтнула лишнее, и осеклась. Действительно: что за счастье, что ее возлюбленный спасся ценой жизни ее же близкого родственника и Сашиного друга?
«Он уже и Коля, – невесело усмехнулся Бежецкий. – Эх, девичье сердце…»
– Увы, сударыня, – пожал он плечами. – Вызов на дуэль – дело чести, и вряд ли я смогу что‑нибудь сделать в этом случае…
– Я беременна, Саша, – краска залила лицо Настеньки. – Неужели ты захочешь оставить моего ребенка сиротой из‑за какой‑то статьи? Я же вижу, по глазам вижу, что ты все еще любишь меня! Сделай для меня это! Хотя бы во имя нашей ушедшей любви.
Что мог ответить на это Александр?..
* * *
– Приехали, ваше благородие! – Голос таксиста вырвал Бежецкого из забытья. – Серафимовская, восемнадцать, как велели. Прикажете подождать?
– Подожди, голубчик, если не сложно. – Александр протянул парню десятирублевую купюру. – Я не обижу.
– С нашим удовольствием, барин! – хрустящая новенькая десятка испарилась без следа, едва коснувшись пальцев. – Хоть до ночи ждать готов!
– Ну, до ночи и не понадобится, – улыбнулся поручик, направляясь к мраморному крыльцу аляповатого, в купеческом стиле начала века, особняка. – Думаю, полчасика – не больше.
– Будет исполнено, ваше сиятельство!
Чувствовалось, что щедрость седока высоко подняла его в глазах «ваньки» и задержись он еще немного – почувствовал бы себя генералом, если не выше.
– Как прикажете представить, сударь? – чопорный дворецкий, словно сошедший со страниц романа запрещенного англичанина Диккенса, напротив, смотрел на «сопливого офицерика» свысока, обращался вежливо, но с заметной снисходительностью.
– Передайте господину Линевичу, – сухо ответил поручик, – что его желает видеть поручик граф Бежецкий.
– Вы знакомы, ваше сиятельство? – Тон лакея при звуках магического «граф» заметно изменился.
– Да, он должен меня помнить.
Путеец, конечно же, помнил…
– Вы тоже явились вызвать меня на дуэль, сударь? – кисло улыбнулся статский советник при виде старого знакомца. – Напрасный труд. Если я не ошибаюсь, то вы, Бежецкий, в очереди стоите пятым или шестым… Я не верю в чудеса, поэтому думаю, что вам удастся лишь плюнуть на мою могилу. Как и почти всем остальным соискателям. Вы будете этим удовлетворены, конечно же, да?
Александр не отвечал, изучая изжелта‑бледное, некогда блиставшее интересной полнотой, а теперь попросту одутловатое лицо штатского генерала, отмечал синеватые мешочки, набрякшие под глазами, горькие складки, залегшие в уголках губ, плохо выбритые щеки, неряшливую «домашнюю» одежду… Ко всему прочему, несмотря даже на солидное расстояние между ними, до офицера доносилось тяжелое алкогольное «амбре». Перед Бежецким стоял живой труп. Живительные соки еще совершали циркуляцию в организме данного индивидуума, согласно предписанным им Господом и природой путям, но сам он давно смирился со своей скорой и неизбежной кончиной. Кроме коньячного перегара от Линевича веяло иным ароматом. Запахом отверстой могилы.
– Что же вы стоите, граф? – Голос статского советника тоже был неживым и напоминал шорох долго лежавшего на солнцепеке газетного листа. – Ударьте меня, швырните перчатку… Можете даже харкнуть в лицо, как некий экспрессивный сын гор до вас… Мне, право, все равно, поверьте.
Самое страшное, что он говорил чистую правду: ему действительно было уже все равно…
– Отнюдь, – Саша наконец открыл рот. – Я пришел сообщить вам, сударь, что ни один из вызвавших вас офицеров больше не настаивает на дуэли. Конечно, если вы непременно желаете стреляться, то тут я уже не волен.
– Что‑о‑о? – Физиономия только что распадавшегося на глазах человека преобразилась. – Если вы желаете таким образом пошутить, то заверяю вас – эта шутка дурного свойства…
– Я лишь могу сказать то, что сказал, – твердо посмотрел молодой человек в шарящие по его лицу глаза, полные надежды. – Ни один из моих друзей не настаивает на сатисфакции. Извольте прислать своих секундантов к каждому из них ради соблюдения формальностей.
– Я не верю вам… – На Линевича было жалко смотреть. – Вы… А вы сами? – спохватился он, видя, что Александр собирается уходить. – Разве вы не в обиде на меня из‑за…
– Из‑за вашего пасквиля? – не дал чиновнику договорить фразу и оскорбить себя еще раз, уже непоправимо, Бежецкий. – Нет. Теперь уже нет.
Совершенно ни к чему было в этом доме лишний раз поминать Настенькино имя…
На только что стоявшего на краю эшафота и теперь неожиданно помилованного человека было жалко смотреть, и зрелище это было для офицера невыносимо. Он повернулся и пошел к дверям.
– Простите меня, – услышал он сдавленный голос за спиной. – За все простите…
– Бог простит, – не оборачиваясь, бросил он через плечо…
* * *
– Я выполнил вашу просьбу, сударыня. – Александр старался, чтобы голос его звучал ровно. – Все мои друзья согласны простить вашего избранника. Ради меня и покойного Мити.
– Как тебя благодарить, Саша? – Настя бросилась к поручику, но была остановлена его взглядом, словно налетела на каменную стену.
– Не стоит благодарности. – Саша вспомнил, сколько тяжелых разговоров с друзьями ему пришлось вынести, и горькая улыбка тронула его губы: иногда приходится жертвовать дружбой ради любви, даже бывшей. – Поблагодарите лучше людей чести, нашедших в себе силы переступить через себя и отказаться от сатисфакции.
– Саша…
– Да, и еще… – Он сунул руку за отворот шинели и извлек пакет. – Я на данный момент располагаю некоторыми средствами и решил сделать вам и вашему суженому, Анастасия Александровна, небольшой свадебный подарок. Ваш отец некогда говорил мне, что ваши дом и имение заложены. Вот здесь – расписка господина Раушенбаха в получении вашего долга сполна.
– Я, нижеподписавшийся… – растерянно прочла Настя вслух, автоматически приняв пакет из рук Бежецкого и открыв его. – Но что это?
– Расписка. Ни ваш папенька, ни вы, Анастасия Александровна, ничего более барону не должны.
– Я не о том! Мы и так давно уже ничего не должны Раушенбаху!
– Я не понял вас…
– Наш долг барону выкупил покойный Митя! Еще позапрошлой осенью. Разве он вам этого не говорил?..
«Какая же каналья все‑таки этот Раушенбах! – В мыслях Саша не стеснялся в выражениях, спускаясь к ожидавшему его автомобилю. – И как все обставил, подлец! Попробуй подкопайся, поищи правду – самому дороже встанет! Как же – утаенный от налогов доход и все такое… Нет, учиться вам еще, Саша, и учиться жизни – прав был покойный Еланцев!..»
– Куда везти, ваше благородие? – с готовностью спросил «ванька», когда офицер плюхнулся на сиденье «Двины».
– Домой… – вздохнул молодой человек, но тут же спохватился: – Постой! Есть тут поблизости приличный кабак? С мамзельками и все такое…