На сопках Манчжурии

Положение было очень щекотливое. Не успев начаться, атака грозила захлебнуться и тогда Покровский, решил сам повести батальоны в бой. Поднявшись из окопа на бруствер, он встал во весь рост и неторопливо двинулся вперед, громким голосом призывая солдат следовать за ним.

Вид русского цзян-цзюня спокойно стоящего под градом пуль сильно поразил вжавшихся в землю солдат. Ведь никогда ранее они ничего подобного не видели. Никто из китайских генералов не водил своих воинов в атаку, руководя ими из глубокого тыла.

Смелый поступок Алексея Михайловича свершил перелом в солдатских душах. Устыдившись своей слабости, они стали подниматься и робкими перебежками двигаться вперед, оглядываясь на храброго командира. Однако не только ему, в этот день была свойственна храбрость и смелость.

Покровский успел сделать чуть более десяти шагов, как откуда-то сбоку выскочил худощавый китаец в кожаной куртке, наискось перетянутой ремнями. Властно потрясая зажатым маузером в руке, он устремился вперед, увлекая за собой солдат.

Вместе с ним в атаку бежал знаменосец с большим красным знаменем, которое словно магнитом потянуло вперед, залегшие было батальоны. Не прошло и нескольких минут как сотни ног, обутые в солдатские ботинки азартно топтали изрытую снарядами землю, время от времени поливая её горячей кровью. Враг не выдержал стремительного натиска кантонцев, оставил свои траншеи, а затем и саму станцию.

Храбрецом, поднявшим солдат в атаку на штурм чжилийских позиций, оказался Чжоу Эньлай — представитель левого крыла китайских революционеров, именуемых коммунистами. Сразу после боя, Покровский разыскал смельчака и при всех поблагодарил его за проявленную смелость, пообещав отписать о свершенном подвиге самому Сун Ятсену.

Столь быстрое падение Денсичао ещё сильнее заразило солдат чжилийцев страхом перед наступающими корпусами Гоминьдана. И логическим результатом этого стала сдача хорошо укрепленного города Чанша, со всеми его запасами продовольствия и вооружения, одному батальону революционных войск.

Прибывший из Пекина Пэйфу застал полный развал тактического заслона своей столицы Ухань. Последним рубежом «нефритового маршала» являлось междуозерье, где были развернуты прочные оборонительные укрепления, построенные французами.

Стремясь переломить пораженческое настроение солдат, Пэйфу специально посетил междуозерье, где выступил с пламенной речью. Описывая мощь и силу оборонительных укреплений, занятых солдатами, генерал клятвенно заверил, что враги разобьют о них свои лбы также, как разбивается глиняный горшок о гранитный утес.

Не позабыл генерал и о приятных вещах, пообещав солдатам и офицерам двойное жалование, если они остановят противника.

— Вам нужно продержаться чуть более двух недель, пок подойдет подкрепление из центральных провинций. Вот тогда, собрав все свои силы в один кулак, мы погоним кантонцев к морю и утопим их в нем, — без тени смущения, лукаво вещал «нефритовый маршал», своим солдатам. Войска из центральных провинций действительно должны были подойти, но только через месяц.

Слова Пэйфу, а также тот факт, что он ещё не терпел поражение от отрядов НРА, несколько успокоили солдат, придав им уверенность в себе. Действительно, чего бояться этих кантонцев, когда у тебя в руках винтовка, сбоку от тебя стоят многочисленные пулеметы, а за спиной расположились полевые батареи. Пусть пожалуют к нам, и мы их с огромной радостью раскатаем как Бог черепаху, — призывали солдаты Пэйфу из своих укреплений и кантонцы не заставили себя ждать. Они пошли в атаку, но только не днем, а ночью.

Подметив, что согласно своей боевой доктрине, китайцы сражаются только в дневное время суток, Покровский решил атаковать укрепления врага под покровом ночи. «Внезапно атаковать врага, без единого выстрела» — таков был его приказ солдатам, и те с блеском исполнили его.

В ночь с первого на второе июня, оборона врага была одномоментно атакована сразу в трех местах и к наступлению утра была повсеместно прорвана. Застигнутые врасплох чжилийцы дружно бросились в тыл, моментально позабыв увещевания своего командующего к упорному сопротивлению. Едва успев натянуть ботинки и прихватить винтовку, солдаты привычно потекли на север, угрюмо обзывая «нефритового маршала» неудачником.

Не давая противнику передышки, Покровский продолжил преследовать врага, и вскоре его полки вышли к берегам Янцзы, на которых расположилась столица Пэйфу, город Ухань. Китайцы не зря прозвали его «сердцем Янцзы», Ухань полностью соответствовал этому названию. Он не только располагался на очень выгодном и удобном для торговли месте, но и был азиатским мегаполисом, состоявшим из трех полноценных городов.

Преследуя отступающих солдат Пэйфу, полки Гоминьдана сумели сходу захватить Ханьян и Ханькоу, две главные составные Уханя. Однако затем удача отвернулась от знамен Гоминьдана. Ослепленные захватом городов, две роты авангардного батальона попытались захватить и третью часть Уханя, крепость Учан, но потерпели неудачу. Крепостной гарнизон Учан был хорошо вооружен и находился под командованием майора Лю Цзэна, фанатично преданного Пэйфу человека.

До прибытия главных сил во главе с Покровским, китайцы ещё раз пытались атаковать Учан, но безрезультатно. Крепостные пулеметы и пушки легко отбили штурм.

Этот успех очень ободрил генерала Пэйфу. Наконец-то кантонские выскочки споткнулись о чжилийский утес и разбили себе нос. Пусть в самый последний момент, но у Пэйфу ещё имелся плацдарм для нанесения сокрушительного удара зарвавшемуся противнику. Благодаря храбрости солдат клики, Янцзы стала тем рубежом, от которого в скором времени полки южан будут обращены вспять.

Так говорили воинские агитаторы и солдаты «нефритового маршала» охотно их слушали. Армия кантонцев действительно остановлена перед стенами Учан и здесь оказался беспомощен даже бородатый Ван Сун, белый советник генерала Чана. С каждым пройденным днем, гарнизон крепости становился увереннее в своих силах противостоять армии Гоминьдана, но черный ворон уронил свое перо печали на плечи Пэйфу.

Не успели генерал порадоваться своему тактическому успеху на берегах Янцзы, как тревожные вести пришли из Пекина. Командующий чжилийскими войсками в китайской столице Фэн Юйсянь, поднял мятеж против Пэйфу. Воспользовавшись тем, что главный соперник чжилийцев Чжан Цзолин увел свои силы к Мукдену, Фэн Юйсянь решил разыграть свою собственную карту. Разогнав правительство взяточников и казнокрадов, генерал без долгих раздумий объявил себя президентом страны.

Узнав о перевороте, Пэйфу уехал в провинцию Шаньси, где находились все ещё верные ему войска. Уверенный в неприступности крепости, генерал обратил все свои помыслы на возвращение под свою власть столицы.

Осечка у стен Учан не сильно огорчила Алексея Михайловича. В глубине души он интуитивно ждал нечто подобного, так как видел, что для неудачи уже появились определенные предпосылки. Как бы ни храбро и смело дрались солдаты Сунь Ятсена с противником, но и они имели свои уязвимые точки, в виде усталости и хронического отставания тылов. Совершив победный многокилометровый марш, корпуса Гоминьдана были обязаны, упереться в какое-нибудь препятствие и им оказался Учан.

Получив донесение о неудаче своего авангарда, Покровский запретил проводить новые штурмы крепости, стремясь избежать ненужных потерь. Прибыв к стенам Учан, он по достоинству оценил мастерство французских инженеров. Опоясанная многочисленными рвами и траншеями, ощетинившись пулеметами и орудиями, крепость была крепким орешком.

Для штурма этой твердыни, Покровский стал перебрасывать к её стенам артиллерию и дополнительные силы пехоты. Помня удачное использование воздушного корректировщика при штурме Вэйчжоу, Алексей Михайлович затребовал к себе аэроплан с летнабом.

По иронии судьбы, именно это сооружение из дерева и металла стало тем ключом, что открыл ворота чжилийской твердыни. Для борьбы за власть в Пекине, покидая берега Янцзы, Пэйфу забрал с собой самых верных и преданных ему людей, в том числе и коменданта крепости. На освободившееся место был назначен полковник Ду Син, имевший хороший послужной список, но не обладавший многими качествами Лю Дзена.