Лжецы (ЛП)

— У некоторых нет ничего. У нас — всё. Единственной, кто использовал семейный бюджет для благотворительности, была бабушка. Теперь ее нет, и все беспокоятся лишь о том, кому достанутся ее сережки, декоративные украшения и дом. Никто не пытается потратить деньги на что-то полезное. Никто не пытается сделать мир лучше!

Мама встала.

— Ты такая высокомерная! Считаешь, что понимаешь мир получше меня. Я слышала разговоры Гата. Я видела, как ты поедала каждое его слово, как мороженое с ложки. Но ты не оплачивала счета, у тебя не было семьи, собственного имущества, ты не видела мир. Ты понятия не имеешь, о чем толкуешь, только и можешь, что разбрасываться обвинениями!

— Ты разрушаешь это семью, считая, что заслуживаешь лучшего дома!

Мама подошла к ступенькам.

— Завтра ты вернешься в Клэрмонт. Скажешь дедушке, как тебе нравится Уиндемир. Что хочешь растить тут детей и отдыхать летом. Ты скажешь!

— Нет. Ты должна противостоять ему. Сказать, чтобы перестал вами манипулировать. Он ведет себя так только потому, что грустит из-за смерти бабушки, разве ты не видишь? Разве не можешь ему помочь? Или найти работу, чтобы его деньги не имели такого значения? Или отдать дом Бесс?

— Послушайте сюда, юная леди. — Сказала мама ледяным голосом. — Либо ты поговоришь с дедушкой за Уиндемир, либо я отправлю с тебя к отцу в Колорадо на всё лето. Я сделаю это завтра же. Клянусь. Первым же делом отвезу тебя в аэропорт. И ты больше не увидишься со своим любимым Гатом. Поняла?

Тут она меня поймала.

Она знала обо мне и Гате. И могла забрать его у меня.

Заберет его у меня.

Я была влюблена.

И пообещала сделать всё, что она попросит.

Когда я сказала дедушке, как сильно мне нравился дом, он улыбнулся и ответил, что когда-нибудь у меня будут чудесные детки. Что Бесс была той еще пронырой, и он не намеревался отдавать ей мой дом. Но позже Миррен мне рассказала, что дедушка пообещал Бесс Уиндемир.

— Я позабочусь о тебе, — говорил он. — Просто дай мне немного времени, чтобы выселить Пенни.

64

Через пару дней после нашей ссоры с мамой, мы с Гатом пошли на теннисный корт с наступлением сумерек. Молча кидали мячики Фатиме и Принцу Филипу.

Наконец, парень сказал:

— Ты замечала, что Харрис никогда не зовет меня по имени?

— Нет.

— Только молодым человеком. Как прошел школьный год, молодой человек? — спародировал он.

— Почему?

— Будто если бы он назвал меня «Гатом», то на самом деле говорил бы: «Как прошел школьный год, индийский мальчик, чей индийский дядя живет в грехе с моей безупречной белой дочерью? Индийский мальчик, которого я поймал, целующимся с моей драгоценной Каденс?»

— Ты вправду веришь, что он так думает?

— Он меня не переносит. Я могу нравиться ему как человек, и Эд тоже, но твой дедушка даже не может произнести моего имени или посмотреть мне в глаза.

Это была правда. Теперь, когда он это сказал, я это поняла.

— Я не говорю, что он хочет быть парнем, которому нравятся только белые люди, — продолжил Гат. — Харрис знает, что это неправильно. Он демократ, голосовал за Обаму — но это не значит, что ему комфортно жить с людьми другого цвета. — Парень покачал головой. — Он притворяется. Ему не нравится, что Кэрри с нами. Он не зовет Эда «Эдом». Он зовет его «сэр». И при каждой возможности дает мне понять, что я изгой. — Гат погладил мягкие ушки Фатимы. — Ты видела его на чердаке. Он хочет, чтобы я держался от тебя подальше.

Я не смотрела на дедушкино вторжение в таком свете. Мне представлялось, что он смутился, застав нас там.

Но внезапно я поняла, что случилось на самом деле.

«Будьте осторожны, молодой человек. Берегите голову. Вы можете удариться.»

Это была очередная угроза.

— Ты знала, что мой дядя сделал Кэрри предложение осенью? — спросил Гат.

Я покачала головой.

— Они были вместе почти девять лет. Для Джонни и Уилла он стал отцом. Кади, Эд встал на колени и сделал предложение. Там был я с мальчиками и мама. Дядя украсил квартиру свечами и розами. Мы все оделись в белое и заказали еду в итальянском ресторанчике, который Кэрри так любит. Эд включил Моцарта на стерео. Мы с Джонни спросили его: «Чувак, какая разница? Вы и так живете вместе». Но он очень нервничал. Дядя купил кольцо с бриллиантом. В общем, она вернулась домой, и мы вчетвером оставили их одних, спрятавшись в комнате Уилла. Предполагалось, что мы выбежим с поздравлениями… но Кэрри ему отказала.

— Мне казалось, они не видят смысла в браке.

— Эд видит. Просто Кэрри не хочет рисковать дурацким наследством.

— Она даже не спрашивала у дедушки?

— В том и дело, — сказал Гат. — Все всегда обо всём спрашивают Харриса. Почему взрослая женщина должна просить у своего отца разрешение на свадьбу?

— Дедушка ее не остановит.

— Нет. Но когда Кэрри только съехалась с Эдом, Харрис четко дал понять, что все деньги, предназначенные для нее, исчезнут, если она выйдет за него. Суть в том, что твоему дедушке не нравится цвет кожи Эда. Он расистский ублюдок, как и Типпер. Да, мне они оба нравятся по многим причинам, и они были более чем щедры, позволяя мне приезжать сюда каждое лето. Я убеждаю себя, что Харрис даже не осознает, почему ему не нравится мой дядя, но этого достаточно, чтобы лишить наследства свою старшую дочку.

Парень вздохнул. Мне нравился изгиб его подбородка, дырка в его футболке, его записки, как работал его мозг, как он жестикулировал, когда говорил. В тот момент я убедила себя, что знала его как облупленного.

Я наклонилась и поцеловала Гата. То, что я могла это сделать, и то, что он целовал меня в ответ, до сих пор казалось волшебным. Настолько, что мы показывали друг другу наши слабости, страхи и хрупкость.

— Почему мы никогда об этом не говорили? — прошептала я.

Он снова меня поцеловал.

— Я люблю это место, — сказал Гат. — Остров. Джонни и Миррен. Дома и шум океана. Тебя.

— И я тебя.

— Часть меня не хочет этого портить. Даже не хочет представлять, что здесь что-то может быть неидеальным.

Я понимала его чувства.

Или так думала.

Затем мы с Гатом обогнули периметр и гуляли, пока не дошли до широкой плоской скалы, выходящей на гавань. Волны разбивались об основание острова. Мы обнимались друг с другом, наполовину раздевшись, и, насколько могли, забыли каждую ужасную деталь о прекрасной семье Синклэр.

65

Давным-давно, жил-был богатый купец, у которого было три прекрасных дочери. Он настолько их разбаловал, что младшие две девочки только то и делали, что весь день сидели у зеркала, упиваясь собственной красотой и щипая себя за щечки, чтобы придать им румянец.

Однажды купец должен был отправиться в путешествие.

— Что привезти вам по возвращению? — спросил он.

Младшая дочь попросила платья из шелка и кружева.

Средняя дочь попросила рубины и изумруды.

Старшая дочь попросила лишь розу.

Купец ушел на несколько месяцев. Для своей младшей дочки он заполнил сундук разнообразными платьями. Для своей средней дочки он обыскал рынки в поисках драгоценностей. Но, только приближаясь к дому, купец вспомнил об обещанной своей старшенькой, розе.

На пути домой он натолкнулся на высокую железную ограду, тянущуюся вдоль дороги. Вдалеке за ней был виден мрачный дворец. Купец с радостью заметил куст роз, росший прямо возле ограды, пышущий красными бутонами. Некоторые из них достать не составляло труда.

Ушла минута, чтобы сорвать цветок. Купец прятал бутон в свою сумку, когда его остановил сердитый рев.

На месте, где, как купец был уверен, никого не было секунду назад, стояла фигура в плаще. Она была огромной и говорила с глубокой хрипотцой:

— Берешь чужое, не думая о расплате?

— Кто вы? — спроси купец, дрожа.