Черное сердце

Что ж, докажу скотине, что Ивакина Вита достойна лучшего. Пусть он теперь довольствуется остатками, догладывает косточки!

Чёрт! А ведь правда?!. Как я опустилась так низко? Сижу дома точно неприкаянная душа! Вкуса к жизни нет! Ковыряюсь в прошлом! Про работу забыла, про себя забыла! Буду жить, и творить вопреки всему! Только, для начала к психологу обращусь.

- Александр, - кричу, на ходу стягивая ночнушку. – Мне бы к Андрею Николаевичу…

Наспех одеваюсь в джинсы, тунику.

- Зачем? – тревожится Александр, оказывается на пороге, только я успеваю нацепить второй носок.

- Поговорить! – иду мимо – Никитину приходится меня пропустить.

- Ангел мой, - маяча за спиной, бубнит вслед Александр. – Ты, случаем, опять не решила дел натворить?

- Нет! Я трезва как никогда, - понимаю, что зла. Но теперь знаю, чего хочу. Вижу цель. И добьюсь её любым способом. – Клянусь, не за таблетками! Немного ковыряния в себе никому не мешает.

- Это так важно? – недоумевает Никитин. - До завтра не потерпит?

- Зачем откладывать на завтра… - многозначительно начинаю.

- Если можно сделать сегодня, - тихо заканчивает за меня Александр. – Одеваюсь, ангел мой.

Это обращение всегда смущает, но никогда не прошу Никитина его не говорить. Признаться, больше не слышала, чтобы кто-то из знакомых кого-то называл «ангел мой». Как-то чуждо… аномально…

Глава 26.

- Ты говорил, что был знаком с моими родителями, - начинаю издалека. Мы с Александром едем к Рыбакову – он ждёт нас у себя дома.

Никитин бросает на меня задумчивый взгляд:

- Да. Я тебе рассказывал некоторые эпизоды. Пытался вспомнить самые яркие. Может, твоя память вернётся… - внимательно смотрит на дорогу. Хмурится, вновь глядит на меня: - Почему спрашиваешь?

- Да так, просто интересно, - уклоняюсь от прямого ответа. - А как они выглядели?

- Алберита – темноволосая, хрупкая красавица. Я бы сказал, даже роковая. С волевым характером, жестким и импульсивным. Михаил – высокий, крепкий, светловолосый, голубоглазый. Спокойный, рассудительный… Они были странной парой. Настолько различной и несовместимой, что окружающие не переставали удивляться – как они могут уживаться. Михаил при всей мягкости и спокойности был несгибаем в своих убеждениях – если чего решил… Лучше позволить сделать! Оказалось, он как никто сумел приструнить взбалмошную Албериту.

- Смешно ли, - натягиваю милую улыбку, а внутри неприятно ёкает. Чёрт! Очень похожи на тех… из сна-видения-глюка. - Но описываешь, будто выглядели как ангел и демон.

Никитин и бровью не ведёт, но его руки, сжимают руль сильнее. Делаю вид, что не замечаю.

- Так и было… - наконец заговаривает Александр. - Чем её покорил - неизвестно, но до встречи с твоим отцом, мама слыла женщиной с взрывным характером, непреклонной, и даже порой жестокой. А с ним преобразилась – расцвела, смягчилась. В ней открылась вторая натура, о которой многие и не подозревали. Но и Михаил изменился. Кто знал его до знакомства с твоей мамой, отметили, что она единственная, кому он позволяет из него веревки вить.

- То есть, они друг друга стоили, - сухо подытоживаю. – Странно услышать, что не папа, а мама была оторвой…

- Не то что бы оторвой, - спешит оправдать Никитин, - она была не самая смиренная и изнеженная дама. Умела постоять за себя.

М-да, копаться в психологии отношений родителей, которых толком не помню сложно, да и проблематично – слишком размыта и поверхностна информация. Сейчас бы в себе разобраться.

- Хочу домой в Гатчину заехать.

- Зачем? – бросает на меня недоуменный взгляд Никитин.

- Просто, - не знаю, как ещё объяснить – пожимаю плечами. – Давно не была…

- Нужно будет с Андреем поговорить!

Своим рассуждением Александр ставит в тупик. Недовольно морщусь и отворачиваюсь к окну. Даже такие вопросы теперь решает Зепар, будь он не ладен!..

На Васильевском острове вечные пробки. Давно укоряли Андрея Николаевича - специально далеко забрался, чтобы реже приезжали. К тому же Александр, не так быстр и ловок, как Андрей.

Пару часов толкаемся в пробках и, наконец, останавливаемся возле элитной двенадцатиэтажки, с охраняемой стоянкой.

- Вит, только не пугай! – встречает нас на пороге Рыбаков. Взволнованный, осунувшийся. От прежней уверенности, собранности - ни следа. – Тебе плохо? Опять токсикоз? Надо было меня позвать…

- Всё нормально, - чмокаю Андрея Николаевича в щеку. Пожилой мужчина заметно светлеет, приглашает в квартиру:

- Я так переживал. Места себе не находил, - закрывает дверь и машет в сторону комнаты-кабинета. Редко, но бывает, принимает меня не в главном офисе, а здесь – в уютной домашней обстановке. К тому же жена Рыбакова – очень хозяйственная. Не квартира, а произведение дизайнерского искусства. Женщина не повернута на старинных традициях – помпезных гобеленах, вязаных скатерках, рассады в пластиковых стаканчиках по всем углам. Она приверженец простоты и минимализма современности. В белоснежном кабинете кроме мягкой кушетки с подушками и места Андрея – кожаного кресла возле круглого журнального столика, есть только раскидистая пальма до потолка между пациентом и врачом и по другую сторону от шкаф с документами. Ах, да, еще шикарный квадратный ковёр с мягким, длинным ворсом. Обожаю ощущение, когда в нём утопают стопы…

Но сегодня не до того - привычным манером падаю на диван-кушетку. Закидывая руки за голову, смотрю в потолок. Уединения точно не получится – Александр, конечно, делает вид, что занят своим, - прислонившись к стене, изучает телефон, - но уверена, слушать будет если не внимательнее Андрея, то, ничуть не хуже. Прогнать же его будет значит, во-первых, обидеть, мол, доверяю меньше, чем Андрею, а, во-вторых, показать, что до сих пор не простила. Но даже если и так, Александр мне как отец, все равно злиться на него долго не получится.

- Может, чая, - Андрей, потирает руки и поглядывает то на меня, то на Никитина. Усмехаюсь: пытается выпроводить Александра, но это пустое. Лучше ему сразу стул поставить или вообще позволить сесть ко мне.

- Нет, спасибо! – отрезаю и жестом приглашаю Александра на кушетку – хорошо, она длинная. – Хочу поговорить о сне, - перехожу к главному. – Странный, долгий, красочный…

- Так, так, так, - заинтригован Рыбаков. Затворяет тихо дверь, проходит к своему креслу и присаживается: - И что в нём странного?

- Помню, когда только вышла из детдома, меня посещали видения. Их смысл оставался неясным, но некоторые вы расшифровывали: детские страхи, мечты…

- Помню, помню, - озадачивается Андрей Николаевич.

- Подумала, может, и что-то из сна расшифруете.

- Вит, - деловито понижает голос Рыбаков, - ты должна понимать, что не все сны информативны. Часть – внутренние переживания, часть – выдумка и только крохотная доля – несёт важное. Некоторые психологи считают, что символы в наших сновидениях - это тайная дверь, через которую спонтанные порождения человеческой души вливаются в сознание, желая помочь сохранить эмоциональное равновесие во время бодрствования. В снах можно испытать и пережить, что в течение дня обычно подавляем в себе.

- Вот и помогите разобраться!

Андрей откидывается на спинку кресла, ещё раз бросает взгляд на Александра. Открывает свой блокнот, берёт ручку и благосклонно кивает:

- Что смогу…

Отлично! По ходу рассказа, Рыбаков будет записывать основные моменты, а затем пройдётся по порядку. Закрываю глаза и долго пересказываю сон: в красках, чувствах, переживаниях, вкусовых и обонятельных подробностях. Стараюсь не упустить ни единого момента, ощущения, скрывая только две детали: эпизод про родителей и то, что последний демон - Андрей Влацлович. На мужчин не смотрю – сосредотачиваюсь на воспоминаниях.

- Ну, что сказать, - Рыбаков заметно нервничает. – Твой сон, удивительно похож на психологический проекционный тест.

- Это что такое?

- Такой тест используют, когда хотят узнать о собеседнике. Его жизненных целях, стремлениях, позициях, отношение к окружающим, к проблемам, сексу, семье, детям…