Страница 18 из 28
На другой день рано утром к ключу подошла прекрасная молодая девушка, держа в руках сосуд для воды. Она омыла в ручье свое тело, набрала полный сосуд воды и пошла обратно. Тогда садовник вылез из-под листьев и обратился к девушке с такими словами: «Я заблудился, укажи мне дорогу!» — «Я не знаю дороги», — ответила ему девушка и убежала. Садовник тогда пошел по ее следам и увидел, что в шалаше из травы, находившемся у подножья одного дерева, сидит престарелый отшельник, девушка же, которую он встретил раньше, подавала тому отшельнику воду для умывания в тазе. Затем та девушка взяла тазик, собрала в него плоды, находившиеся на верхушках деревьев, и подала их, также вымыв водой, тому отшельнику. Отшельник вкусил приготовленной пищи и питья, а остатки отдал девушке и садовнику. После этого девушка удалилась в свой шалашик, тоже из травы, и погрузилась в созерцание. Тогда садовник почтительно обратился к отшельнику с такими словами: «Я попал в этот лес, преследуя дикого зверя. Голова моя закружилась, и я не мог найти дорогу. Соизволь, великий отшельник, указать мне путь». Отшельник некоторое время просидел, не говоря ни слова, а затем сказал садовнику: «Ты человек грешный, тебе не следует приходить сюда! Не делай помехи-препятствия моему созерцанию! Не говори также никому о том, что я нахожусь здесь!» С этими словами он передал ему пучок травы куса[27]. «Если ты отправишься, держа это в руках, то не ошибешься дорогой и дикие звери не причинят тебе вреда», — прибавил отшельник.
Садовник вышел на дорогу и задумался: «А что, если бы такая девушка стала супругой нашего царя? Как бы это было хорошо!» Поразмыслив так, он вернулся назад и доложил отшельнику: «Если я потеряю эту траву куса, то не дойду до своей земли. Пожалуй мне теперь еще один пучок куса». Отшельник тотчас дал ему еще пучок священной травы.
Затем садовник вернулся домой, положил на место лук и стрелы и пошел к царю. Когда же привратники не стали его впускать, он принялся кричать и вопить. Царь услышал его крики и спросил, что это значит. Царю доложили тогда, что это охотник, который говорит, что должен доложить царю одно слово. «Без замедления пропустите его, — приказал царь, — мы-то все сидим дома, а он ходил в горы, наверное, у него найдется порассказать что-нибудь». Садовника после этого ввели к царю, который сидел вместе со всеми своими женами. «Ну, — сказал царь, — говори, о чем собирался!» Тогда садовник обратился к царю с такой речью: «Если закрыть сто ворот, то откроются одни ворота; если закупорить сто отверстий, то откроется одно отверстие; если оставить омовения в сотне источников, то можно будет омываться в совершенном источнике». Когда он высказался так намеками, царь понял его, удалил всех своих жен, которых было сто восемь, и, оставшись наедине с садовником, опять обратился к нему с вопросом. Тот доложил царю следующее: «У старого отшельника, могучего, способного совершить трудные подвиги, есть молодая, красивая, прекрасная дочь». Затем он подробно рассказал о том, что видел в лесу. Царь обрадовался и спросил, нет ли способа добыть ее. «Место то далеко и идти туда трудно, — отвечал садовник, — но хотя это и так, если царь отправится на слоне вместе со мною, то, наверное, ее добудет». Царь, выслушав эти слова, тотчас сел на слона, взял с собой садовника, и оба они отправились в путь, каждый держа в руках по пучку травы куса.
Дойдя до прежнего ключа, садовник увел царского слона в скрытое место. Царь же улегся около ключа, прикрывшись древесными листьями. Тем временем к ключу подошла та дева, опять по-прежнему выкупалась и набрала воды в свой сосуд. Когда она пошла обратно, царь обратился к ней с такими словами: «Дева! Кто ты? Чья? Скажи мне!» Девушка ничего не ответила ему и поспешно удалилась. Царь последовал за ней, девушка же поднесла отшельнику воду для омовения и плоды. Отшельник по-прежнему вкусил приготовленной пищи и оставшееся отдал царю и деве. После этого царь почтительно обратился к отшельнику с такими словами: «Я владелец трех тысяч пятисот городов. Я оставляю всех своих прежних жен и докладываю тебе следующее: пусть великий отшельник соизволит мне пожаловать с радостной мыслью эту прекрасную девушку в жены!» Отшельник ответил ему так: «Эта девушка — не дочь человека; она родилась от лани[28]; она дала обеты монахини. Не бери ты ее! Если она почувствует запах человека, то ее сердце задрожит, и она умрет; тебе же никакой не будет пользы. Не нарушай ее обетов!» — «Отдай ее мне, — взмолился царь, — если ты не отдашь ее мне, я не вернусь домой! А если явится искать меня много людей, то для углубленного созерцания отшельника это окажется большой помехой». Тогда отшельник обратился к девушке: «Ты должна пойти к этому мирскому владыке. Если ты не пойдешь, плохо будет для моего созерцания». Но девушка не соглашалась; она говорила, что не в состоянии исполнять мирское дело, потому что родилась от дикого зверя. Тогда царь воскликнул: «Коль это так, то я воздвигну новую стену-ограду, ты будешь жить там и тогда каким же образом ты можешь соприкасаться с миром?» — «Да, царь, — сказал тут отшельник, — ты не прерывай созерцания этой девушки». — «Пусть будет согласно твоему повелению!» — заявил царь и получил девушку. Отшельник же, после того как решил отдать свою деву царю, дал ей несколько наставлений и передал ей тайно от царя белые хрустальные четки. «Никому не показывай этих четок, — сказал он ей, — в них твоя защита и спасение! Не увлекайся играми и забавами; все свое усердие отдавай делам добродетели!» Дав это последнее наставление, отшельник передал девушку царю. Когда они удалились, отшельник вышел посмотреть им вслед; дочь его, оказалось, шла, не оглядываясь назад. «Вот мирские желания уже победили! Она ушла, даже не посмотрев сюда на меня!» — подумал он с сокрушением и в гневе вернулся к себе.
После этого царь построил новый дворец с большой оградой и поместил там свою новую супругу, дав ей имя Энгэтю-Наран («Цветистое солнце»). Тогда супруга царя простого происхождения, видя себя оставленной и униженной, почувствовала злобу против новой царицы и все обдумывала, как бы погубить Энгэтю-Наран. Однажды она призвала к себе танцовщицу и певицу девицу Ямаканди и наказала ей следующее: «Ты ведь каждый день бываешь у царя и танцуешь для его забавы. Так ты доложи царю о том, что хотела бы повидать царицу Энгэтю-Наран. Что ответит тебе царь, ты сообщишь мне».
Девица Ямаканди явилась к царю и, проплясав для него и показав разные игры, попросила его разрешения повидаться с царицей Энгэтю-Наран. Царь вначале не позволил, но, когда та стала опять и опять просить его, дал, наконец, согласие, говоря: «Можешь повидать ее, но только в том случае, если пойдешь одна». Ямаканди отправилась к новой царице, танцевала и пела для нее и, когда они вели беседу о том и сем, ловко и хитро наговорила ей разных вещей. Вернувшись, она рассказала подробно обо всем царице низкого происхождения. Царица низкого происхождения дала тогда Ямаканди разные мерзостные снадобья и отправила ее, с тем чтобы та устроила у Энгэтю-Наран воскурения, распространяющие заразу. Ямаканди устроила все, как ей было приказано, но царице не приключилось никакого вреда. Когда царица низкого происхождения узнала о происшедшем, она сказала Ямаканди: «Раз ее невозможно осквернить и заразить, то у нее есть какой-нибудь талисман-хранитель. Постарайся непременно его увидеть и приходи, скажи мне!» Ямаканди отправилась опять к Энгэтю-Наран и обратилась к ней с такими словами: «Благородная царица, у тебя, ведь, есть талисман-хранитель; покажи мне его». — «Нет, у меня нет такой вещи», — ответила ей царица. Тогда Ямаканди принялась просить и умолять, и Энгэтю-Наран, не зная, что делать, преступила наказ отца-отшельника и показала свои хрустальные четки. Ямаканди тотчас схватила их, приложила к своей голове, надела на шею, прижала к своей груди; сосчитав и ощупав все части четок, она отдала их царице. Когда же она, вернувшись, рассказала о талисмане-хранителе царице низкого происхождения, та забеспокоилась о том, каким бы образом добыть его. Ямаканди отправилась тогда на торжище и достала там четки, совершенно похожие на те, которые она видела у Энгэтю-Наран. Затем она явилась к молодой царице и стала забавлять ее плясками и пением, после чего обратилась к царице: «Этой ночью я видела прекрасный сон; произошло это в силу того, что я надевала на себя ваш хранительный талисман. Теперь разрешите мне надеть его еще раз, я ведь никому не покажу его». Энгэтю-Наран достала свои хрустальные четки и подала их Ямаканди. Та положила четки себе на голову, затем приложила к обеим щекам, к горлу и засунув за пазуху, прижала их к сердцу; вытащила она уже раньше приготовленные другие четки и, пересчитав, передала их царице. Царица же, ничего не зная, положила их обратно на место. На следующий день, когда Ямаканди поставила свои курения, царица Энгэтю-Наран одурманилась и пролежала в обмороке до восхода солнца. После этого, так как при ней не было хранительного талисмана и она была осквернена, глаза ее стали слепы, уши глухи, и даже ум царя помутился от осквернения. Затем, воспользовавшись случаем, Ямаканди убила могучего царского слона, отрубила ему голову и положила ее около дверей новой царицы, а кровью вымазала ее рот. На следующий день, когда встало солнце, царь проснулся ото сна, вышел и увидел убитого слона. Войдя к Энгэтю-Наран и увидев кровь на ее губах, он подумал: «Я нашел ее в горах, в лесу. Ведь она — дьяволица! Убила моего слона, дорогого мне, как собственное сердце! Теперь я должен ее убить!» Подумав так, он взмахнул своим мечом.