Страница 1 из 28
Волшебный мертвец: Монгольско-ойратские сказки
От издательства
С давних времен и разными путями, то через посредство тибетской или китайской литературы, то через иранский мир, а иногда в переводе непосредственно с санскритского языка проникали в Центральную Азию и широко распространялись среди всех монгольских народов разнообразные произведения древней индийской литературы. Они расходились по Монголии, Бурят-Монголии и Калмыкии в виде многочисленных рукописей или устных рассказов, зачастую подвергались переработке в соответствии с условиями жизни и литературно-эстетическими вкусами монгольских народов.
Особенное распространение среди этих народов получили такие древнеиндийские сборники рассказов: «Двадцать пять рассказов веталы», «Тридцать два рассказа львиного трона, или история Арджи-Бурджи» и «Панчатантра».
Все это свидетельствует о тесных культурных связях народов Индии и Монголии и о давнем интересе монголов к самобытному творчеству талантливого, высокоодаренного индийского народа.
Сборник древнеиндийских рассказов «Двадцать пять рассказов веталы» известен в Монголии под названием «Волшебный мертвец» («Шидит хюр»); русский перевод его был сделан известным советским монголоведом академиком Б. Я. Владимирцовым по ойратской рукописи и издан в 1922 г. в серии «Всемирная литература». Этот перевод и переиздается нами вместе со вступительной статьей Б. Я. Владимирцова.
Предисловие
В старой Индии сказки рассказывались так же, как и теперь их рассказывают в разных странах. Но, кроме того, в Индии очень рано стали записывать сказки, составлять из них разные сборники, объединять одни сказки с другими, придавая им одну общую рамку. В Индии очень рано начали давать литературную обработку старинным народным сказкам; разные писатели и поэты не только черпали материал для своего творчества из этого источника, но прямо брали сказки в том виде, в каком они ходили среди народа, и только обрабатывали их литературно в отношении формы и языка. Сказочными сборниками стали, наконец, пользоваться для разных целей, придавая им то или другое значение, тот или другой характер и окраску. Одна и та же сказка, один и тот же сказочный сборник, попадая в различную среду, обрабатываясь писателями, принадлежащими к различным классам индийского общества, видоизменялись, приобретали особые черты, которые делали их отличными друг от друга, хотя бы общий ход их рассказов и даже описания отдельных происшествий оставались одними и теми же.
Благодаря различным условиям, историческим и социальным, индийские сказки, индийские книжные сказочные сборники в давние еще времена стали распространяться за пределами Индии и расходиться среди различных народов Востока и Запада. Индийские сказки очаровали всех; переводы и пересказы их появились и у китайцев, и в Индокитае, и у персов, и у арабов, и у турок, и у сирийцев. Скоро они были затем позаимствованы и народами Европы, стали появляться греческие, латинские, французские, немецкие и славянские переводы индийских сказочных сборников. За переводами шли переделки, которые уже сильно изменяли индийский облик рассказа; какой-нибудь француз XIV—XV века, прочитав или выслушав смехотворный рассказ о злой жене, конечно, и не подозревал, что познакомился со сказкой, которую когда-то, давно-давно рассказывали на берегах Ганга в Индии, которую подслушал буддийский монах и поместил в свой сборник сказок, придав этим всем сказкам желательное ему значение.
Везде, куда только ни попадали индийские сказочные сборники, они делались достоянием не одного только читающего, образованного класса; нет, они уходили и в народные массы, где часто превращались в любимые народные сказки, различные народные пересказы, видоизменялись, перемешивались, причем часто переплетались со старыми сказаниями, которые были распространены у разных народов до появления среди них индийских сказочных сборников. Таким образом, многие народные сказки европейских народов, конечно, далеко не все, оказываются индийского происхождения, пересказами, занесенными к ним тем или другим путем, индийских сказок, сказочных сборников. То же происходит и на Востоке; если русский крестьянин Пермской губернии рассказывает сказку, попавшую к нему из далекой Индии, то индийские сказки известны и персу, и японцу; арабские сказки, такие известные и любимые, как «Тысяча и одна ночь», оказываются индийского происхождения; индийскими же сказками забавляются жители Кохинхины и Сиама, Китая и Японии и т. д.
Среди различных сказочных сборников, которыми так богата Индия, большую известность приобрел с давних пор сборник сказок, известных под именем «Двадцати пяти рассказов веталы». Сборник этот известен как на санскритском языке в разных редакциях, так и на различных индийских наречиях.
Царю-герою Викрамадитье необходимо принести веталу — вампира[1]. Он должен пройти через ряд ужасов и донести на своих плечах веталу, не произнеся ни слова. Царь-герой бесстрашно минует все, но никак не может донести вампира туда, куда ему надо, потому что в пути ветала начинает рассказывать ему волшебную сказку и заканчивает ее так искусно, что у царя невольно вырывается какое-нибудь замечание, после чего вампир исчезает, и царю Викрамадитье приходится опять идти за ним. Двадцать пять раз царь приходил так за веталой и выслушал от него двадцать пять рассказов, пока не принес вампира в нужное ему место. Вот что представляет из себя «Веталапанчавимшатика» — «Двадцать пять рассказов веталы». Причем надо сказать, что главный интерес вызывается не тем рассказом, который служит как бы рамкой, а именно рассказами веталы, которые приходится выслушивать царю Викрамадитье.
Как и другие индийские сказочные сборники, «Двадцать пять рассказов веталы» были занесены к разным народам; известны, например, персидские переводы и переделка этого знаменитого сборника; пошли они блуждать и далее; усердный исследователь найдет следы «рассказов веталы», а может быть, и полные пересказы в народных сказках разных стран, в том числе и России. «Двадцать пять рассказов веталы» попали, между прочим, и в Тибет. Тибет — страна, соседняя с Индией; с VII в. н. э. там стал быстро распространяться буддизм, занесенный туда из Индии, а вместе с ним и индийская культура. Буддизм и приносимая им с собой индийская культура скоро распространяются почти по всему Тибету и становятся главенствующими в жизни тибетского народа.
Попав в Тибет, «сказки веталы» подверглись очень значительной переработке и переделке, на них напластовывались, между прочим, черты, порожденные уже тибетским бытом, тибетским складом жизни. Впрочем, мы не можем утверждать, что «сказки веталы» не были сильно изменены уже в самой Индии, попав, например, в среду буддистов. Дело в том, что мы до сих пор очень плохо и мало знаем Тибет, который все еще остается таинственной страной; мало знаем мы и тибетскую литературу. Поэтому до сих пор не удалось еще никому познакомиться с тибетской переработкой «Двадцати пяти рассказов веталы». А что рассказы эти в Тибете известны, то на это указывают нам, во-первых, разные замечания и упоминания тибетских писателей, а во-вторых, то, что в Тибете существуют устные народные пересказы «сказок веталы», которые слышали и записали наш известный путешественник Г. Н. Потанин и английский офицер О’Коннор.
«Двадцать пять рассказов веталы» сохранились зато очень хорошо у монголов и калмыков в форме книжной и в виде устных народных пересказов. Монголы приняли буддизм, между прочим, и из Тибета, а затем подверглись большому культурному влиянию этой страны, которая передала им в свою очередь позаимствованную культуру Индии. Благодаря Тибету и буддизму кочевой монгольский народ оказался в культурном отношении связанным многими тесными узами с далекой и, казалось бы, такой чуждой ему Индией.
Несмотря на то что монголы — кочевники, они имеют свою национальную грамоту и литературу на своем языке, причем западная ветвь монгольского племени, ойраты, или калмыки, пользуется сверх того своей несколько отличающейся письменностью. И вот среди этого монгольского мира особенно распространена и любима книжка, известная под названием «Сидди-Кюр» — «Волшебный мертвец», которая представляет собой сборник сказок, имеющий близкую родственную связь с «Двадцатью пятью рассказами веталы».