Страница 85 из 88
— Товарищ министр обороны (я никогда его не называл по имени и отчеству, как это делали другие моего ранга — полагал, что это для военных является фамильярностью, тем более на службе), уже исполнилось пять лет, как я в Генеральном штабе. На мой взгляд, возложенные на меня за эти годы задачи выполнялись. Я хотел бы вернуться в войска.
— Так все-таки почему вы хотите вернуться в войска?
— Я никогда не просился в Генштаб. Наоборот, я вообще очень не хотел идти в центральный аппарат…
— И я был против вашего назначения, но меня в свое время уговорили, — перебивает меня Устинов и жестко смотрит мне в глаза.
Я тоже не отвожу глаз и говорю:
— Так тем более меня надо отправить из Генштаба: вы были в свое время против моего назначения в Генштаб и, надеюсь, мнение свое не изменили. Лица, которые вас когда-то склоняли к тому, чтобы я был в Генштабе, сами уже ушли из него, и ходатайствовать в этом плане некому. А в целом это пойдет только на пользу делу. С учетом того, что Сергей Федорович Ахромеев не возражает против такого решения.
Устинов пристально смотрит на меня. Я понимаю: он хочет, чтобы я выговорился. Что ж, пожалуйста!
— На протяжении пяти лет по исполнению документов, по подготовке или проведению каких-либо мероприятий я не получил от вас ни одного замечания. Не считаю случаев, когда при обсуждении каких-либо вопросов мои предложения не совпадали с вашим пожеланием, шла дискуссия. Все документы, которые разрабатывались мной или под моим руководством, и особенно по строительству, развитию и применению Вооруженных Сил, всегда одобрялись начальником Генштаба и утверждались вами без поправок. Капитально проводились теоретические исследования и создание регламентирующих документов. Все учения, маневры, тренировки руководящего состава, научно-практические конференции, проверки — также проходили на должном уровне. Все наши связи с промышленностью, непосредственные контакты с конструкторскими бюро, генеральными и главными конструкторами, начиная от академика Семенихина, вами всегда поощрялись. Наши зарубежные поездки, в том числе с моим участием или под моим руководством, каждый раз по итогам одобрялись. А что касается отработки предложений «пятерки» для руководства страны, документов на Совет обороны и лично вам для заседаний Политбюро, то все выглядело нормально. Особенно мне хотелось бы обратить ваше внимание на то, что мы старались всегда вооружить вас самыми последними и достоверными данными по обстановке в Афганистане, Анголе, Мозамбике, Эфиопии, Никарагуа и другим напряженным районам. У нас были, на мой взгляд, достаточно надежные отношения со всеми министерствами и ведомствами страны, а также со странами Варшавского Договора и их Вооруженными Силами.
Непосредственно этим занималось Главное оперативное управление. Но оно занималось и проведением в жизнь реформ. То, что получило подтверждение на практике, было внедрено в войска и в органы управления, а что не прижилось — все это было отменено.
Мы не стояли в стороне и от совершенствования структуры самого Генштаба. Главное оперативное управление было инициатором (а точнее, я подал идею) создания при Генеральном штабе Центра стратегических исследований, и он набирает силу.
Товарищ министр обороны, мне можно было бы еще долго перечислять, в решении каких проблем участвовало Главное оперативное управление Генштаба и я, как его начальник. Но хотелось бы еще раз подчеркнуть, что по работе ГОУ в целом и по моей лично работе никто никогда претензий не имел. А я имел много и персональных поручений. Взять, к примеру, так называемую Стратегическую оборонную инициативу (или СОИ) Соединенных Штатов Америки. Чтобы наконец принять правильное решение о наших адекватных мерах, по решению Политбюро ЦК и Совмина была создана комиссия, куда была включена вся элита нашей науки, председателем был назначен академик Велихов, а я — заместителем председателя. Эта комиссия была вывезена за город, и в течение нескольких дней, проводя заседания только в бункере, мы наконец выработали стратегически правильную линию для нашего государства.
Поэтому, товарищ министр обороны, полагаю, я вправе считать, что в течение пяти лет выполнил возложенные на меня обязанности. А что касается военного округа, куда я прошусь, то у меня навык работы в этой должности есть достаточный и положительный. Если такое решение состоится — я буду благодарен. А если еще мне будет позволено высказать свои пожелания конкретно, то я буду благодарен вдвойне.
Я мог бы продолжать, но закруглился, потому что почувствовал: надо кончать. И не ошибся.
— Да, вы правы. В основном. Но со своей благодарностью вам надо повременить. Никуда вы не поедете. Будете работать в Генштабе. Вас назначат на освобожденную должность первого заместителя начальника Генерального штаба, а вместо вас на ГОУ поставят другого генерала, но это уже будет не первый заместитель начальника Генштаба, а просто — заместитель. Надо еще поработать здесь год — максимум полтора. Я обещаю вернуться к этому вопросу.
Причины мне были ясны — какой бы опыт генштабовской работы ни был у С. Ф. Ахромеева, ему, конечно, нужна опора. Уход Н. В. Огаркова и мой немедленный уход и появление на ГОУ генерала, который должен еще привыкать к этой сложной работе, могут на делах отразиться негативно. Тем более что уже год, как мы распрощались с генерал-полковником Иваном Георгиевичем Николаевым. А он был не просто высоким авторитетом, но и высшего класса генштабовским специалистом.
Понимая все это, но самое главное — удивительно полярно измененный тон разговора — переход от резкого и агрессивного — «И я был против вашего назначения» — к лояльно уважительному — «Надо еще год поработать… Я обещаю вернуться к этому вопросу» — конечно, подействовал и вынудил меня согласиться.
Разговор был окончен. Мы распрощались. Перед моим уходом Устинов сказал:
— Надо, чтобы все было в порядке…
— Я вас понял.
— Постарайтесь.
Я действительно понял, что именно имел в виду министр: надо, чтобы в Генштабе было всё в порядке, чтобы Генштаб и его начальник были на высоте. А это — гарантия успеха в руководстве войсками.
Разговор состоялся в сентябре, а через три месяца Дмитрий Федорович Устинов скончался. Но еще при его жизни передо мной стал в полную меру вырисовываться Афганистан. С получением звания маршала Советского Союза в 1983 году С. Ф. Ахромеев в Афганистан фактически уже не выезжал. С. Л. Соколов, убывая в 1984 году в очередную поедку в Афганистан, действовал уже без Ахромеева. Но в этот год, в то время, когда Сергей Леонидович находился в Советском Союзе, я выезжал в Афганистан для решения задач по отдельному плану. То есть я не занимался организацией и тем более проведением боевых действий. Но, зная о них, проводил другие мероприятия. В частности, в последние месяцы 1984-го — начале 1985 года наш Генштаб, командующий Пограничными войсками СССР генерал армии В. А. Матросов и Генштаб Афганской армии занимались созданием Пограничных войск Афганистана.
Вообще создание какого-то нового государственного организма в условиях Афганистана того времени представляло проблему, а пограничных войск тем более. Караванные пути из Пакистана и из Ирана в Афганистан были полностью открыты, и переброска вооружения, боеприпасов, вольного имущества, да и самих банд не представляла для оппозиции никакой трудности. Конечно, силами правительственных войск Афганистана и войск нашей 40-й армии перехваты проводились, но это было очень сложно, так как фронт действий оппозиции был большой. С появлением же пограничных бригад перекрывались целые направления. Целая сеть погранзастав этих бригад накрывала множество уже наезженных караванных путей. Это заставляло мятежников сбивать эти заставы, проводить подкуп или же обходить и пробивать новые пути, а это было сложно. Но, во всяком случае, погранвойска Афганистана уже были каким-то щитом. В этих условиях правительственные войска и части нашей 40-й армии, которые привлекались для прикрытия госграницы (в основном для перехвата караванов), составляли уже вторую или даже третью линию в этом прикрытии.