Страница 88 из 88
А вот когда в его кабинете проходили какие-нибудь совещания с разбором чисто военных вопросов — было дело, засыпал, причем откровенно. Наверное, далекие и совершенно непонятные для него вопросы убаюкивали его. Вот только докладчик попадал в сложную ситуацию: то ли продолжать, то ли замолчать и создать Дмитрию Федоровичу обстановку, то ли говорить в прежнем тоне или же потише, чтобы не разбудить. В этой ситуации Николай Васильевич Огарков обычно на Устинова не смотрел, а делал вид, что изучает свои документы, Сергей Леонидович Соколов, сделав строгое озабоченное лицо, смотрел куда-то в сторону, Виктор Георгиевич подбадривал докладчика жестами, чтобы он ни в коем случае не останавливался, иначе (тем самым) разбудит… а Алексей Алексеевич Епишев солидаризировался с Дмитрием Федоровичем Устиновым и тихо-мирно посапывал на своем стуле. Я же и Сергей Федорович Ахромеев сидели с открытыми рабочими тетрадями с грифом «Сов. секретно» в готовности записать после доклада ценные указания министра обороны. Когда все-таки докладчик иссякал и в конце своего сообщения громко, чтобы было слышно всем, говорил: «Товарищ министр обороны, доклад закончил!», Дмитрий Федорович, стряхнув с себя «наваждения» как ни в чем не бывало говорил: «Хорошо. Так… Какие будут к нему вопросы?» Иногда кое-кто задавал вопросы. Но чаще всего включался Огарков: «Дмитрий Федорович, вопрос ясен. Мы его и до представления вам уже хорошо проработали. Есть предложение и просьба утвердить. И можно было бы рассмотреть следующий вопрос».
Министр обороны соглашался, и мы приступали к обсуждению следующего вопроса.
Сейчас, по истечении многих лет, глядя со стороны на все это, можно только сожалеть, как много уходило времени попусту. Поэтому-то мы и работали ежедневно в буквальном смысле по 12–15 часов. Поэтому жизни другой мы не знали, кроме Генштаба с его проблемами. Конечно, умело, с толком, проводить совещание — это большое искусство.
Одно дело, например, прослушать два часа Горбачева— ушел и думаешь: «А что он сказал? А что он хотел сказать? А что, когда и кому после всего этого надо делать? Ну в чем хоть главный смысл идей?» Да ни в чем! Два часа — как дым в трубу.
Другое дело — послушал 20–30 минут Косыгина, Гречко или Огаркова — и «вооружен до зубов»! Все ясно и конкретно. Никаких тебе лекций, нравоучений, «философии», демагогии.
Зато когда проводились совещания по военно-техническим проблемам и вообще по военно-технической политике, Дмитрий Федорович был здесь как рыба в море: все проблемы известны, все директора и конструкторы знакомы, все методы уже прошли огни, воды и медные трубы. И теперь — только вперед, к вершинам идеальных вооружений. Вот только Генштаб «мешает» — то ему чего-то не надо, то излишние затраты, то это вообще «абракадабра». Но Генштаб, выполняя роль координатора всех и вся в области военных заказов и научных исследований, непоколебимо стоял на страже идеи максимального сокращения видов одного и того же оружия и боевой техники. Особое внимание уделялось сокращению разновидностей в ракетостроении и бронетанковой технике. Большое значение уделялось развитию высокоточного оружия и оружия на новых физических принципах. Что касается кораблестроения, самолетостроения и создания систем ПВО и ПРО, то здесь мы считали, что всё в основном в пределах нормы. Хотя у флотских товарищей тоже были «коники» — одних только торпед, например, было более двадцати видов. В ВВС почему-то «зажали» вертолет Камова, хотя он, по многим показателям, обходил Миля (пишу: «почему-то», а ведь ясно — почему: Миль для Устинова был ближе), а в ПВО системы для сухопутных войск разрабатывались в отрыве от систем ПВО страны. И так далее, — т. е. все надо было стягивать воедино, не позволять расползаться.
Однако, какие бы проблемы у нас ни возникали, мы— Советский Союз — были, конечно, на высоте. Не потому, что много тратили на это средств, а потому, что боевая техника и вооружение были значительно «умнее» американских аналогов и Запада в целом. Эта военно-техническая политика обеспечивала нашей стране уверенное положение и паритет вооружений в мире. И когда на эту тему затевался у нас разговор с иностранцами, то мы, делая равнодушное лицо (а на самом деле с трудом сдерживая радость), выслушивали хвалебные восторженные речи по поводу нашей военной техники и вооружения.
Советским военным ученым, конструкторам, организаторам производства, рабочему классу военно-промышленного комплекса страны народ должен был поклониться в ноги. Это они накануне войны мощно двинули производство. Это они в годы войны обеспечили Вооруженные Силы всем необходимым. Это они после войны оснастили нашу оборону современной боевой техникой и тем самым обеспечили величие нашего государства. До сих пор американцы не могут создать то, что сделали мы пятнадцать лет назад.
Повествуя в четвертой книге о жизни и деятельности Генерального штаба Вооруженных Сил и о своем участии в этой работе, я затронул только чуть-чуть эту громадину. Но и из этого видна масштабность, колоссальный размах, исключительная роль и место такого органа в государственной структуре. Не хотел я идти в Генштаб, но когда пришел, то прикипел к нему и очень жалко было расставаться. Очень!