Страница 37 из 41
«Какой умница!» – сообразила Лидочка. Теперь докторша волей-неволей попадет в комнату и сама увидит Полину.
– Спокойной ночи, – сказал президент, подтягивая резинку пижамных штанов, – отдыхайте, товарищи. Я пошел к себе.
– И правильно сделаете, – капризно сказала Марта, разочарованная в кавалере. Она первой поспешила к лестнице, и Лидочка сказала ей:
– Не спеши, подожди нас.
– Ладно, – согласилась Марта, но Лидочка все равно беспокоилась, как бы Марта не убежала в комнату, и не спускала с нее глаз. Лариса Михайловна и Лидочка поднимались медленно, помогая идти Александрийскому.
Александрийский опирался на руку Лидочки, и той было неловко от того, какая у нее молодая и гладкая рука и как сильно в ней бьется кровь, тогда как пальцы профессора столь холодны и сухи, а сердце сокращается часто и мелко.
Наверху лестницы Лариса оставила их – побежала к себе в кабинет.
Александрийский прислонился к стене.
– Вам плохо? – спросила Лидочка.
– Сейчас, – сказал Александрийский. – Я иду.
Лариса Михайловна прибежала из своего кабинета и протянула ему стаканчик с мутной жидкостью. Александрийский послушно выпил.
– А вы где были полчаса назад? – спросила Лидочка у Ларисы Михайловны.
– Я навещала профессора Глазенапа, – сказала Лариса, – у него был ночью приступ почечных колик. А вы меня искали? Вам что-то надо было?
Лариса Михайловна всегда чувствовала себя виноватой, словно боялась потерять место.
– Пошли, – сказал Александрийский. – Поглядим, нет ли у вас в комнате привидений.
Они остановились у двери.
Лидочка поняла, что первой войти должна она. Ведь она одна видела Полину мертвой.
Она потянула на себя дверь. Дверь открылась. Александрийский положил легкую руку ей на плечо.
Лидочка нащупала выключатель – он был справа от двери. Она старалась не смотреть под ноги. Выключатель послушно щелкнул. Лида продолжала стоять, зажмурившись.
– Ну что ты, – сказала за спиной Марта, – заходи же!
Лидочка не могла заставить себя шагнуть, потому что натолкнулась бы на тело Полины, но глаза приоткрыла.
Комната была пуста.
Лидочка смотрела туда, где должна была лежать Полина, она шарила глазами по стене, по полу в поисках крови, следов борьбы – каких-нибудь следов того, что здесь только что лежало тело мертвой женщины.
– Я так больше не могу. Это анекдот какой-то, – сказала Марта и, отстранив Лидочку, вошла в комнату. – Ты что, привидение увидела?
– Да, – сказала Лидочка.
– Ну что ж, – сказал Александрийский, – надевайте ваши туфли, отдавайте мои ботинки, встретимся за завтраком.
– Да, да, одну минутку, – сказала Лида. Она с трудом заставила себя миновать то место, где лежало – но ведь лежало же! – тело Полины.
Ночные туфли без задников стояли рядышком у измятой кровати. Вторая кровать была застелена, и Марта первым делом сорвала с нее одеяло, как бы стараясь показать присутствующим, что только что покинула ложе и намерена немедленно улечься вновь.
Лидочка сняла ботинки профессора и повернулась к нему, протягивая их.
– Честное слово… – сказала она.
– Поспите немного, – сказал профессор, – вы так устали. А перед завтраком зайдите ко мне, хорошо?
– И перед завтраком тоже! – сказала Марта. – Ну уж, профессор!
И она захихикала. Только тут Лидочка сообразила, что Марта пьяна. Исчезновение Полины каким-то образом способствовало постепенному возвращению Лиды в нормальный мир привычных ощущений и логических связей.
Профессор держал в руке ботинки.
Лариса Михайловна сказала от двери:
– Я провожу Павла Андреевича, вы не беспокойтесь, это мой долг. А вам пора спать.
Дверь закрылась. Марта задрала юбку и стащила ее через голову.
– Как я устала от всего! Ноги не держат. – Сквозь ткань юбки ее голос звучал глухо, а ноги в черных шелковых чулках были крепкими и обтекаемыми.
Лида подошла к двери. Она смотрела на то место, где была Полина. Может, в самом деле она была живой и лишь казалось, что она мертвая? А потом она встала и ушла… Конечно же, так и было! И хоть оставалась неловкость от того, что Лида потревожила Александрийского, но лучше так, чем снова увидеть мертвую женщину. И как только она мысленно произнесла слова «мертвая женщина», Лидочке вспомнилось собственное прикосновение к ее виску, ощущение теплой воды – ведь это была кровь? – Лидочка постаралась вспомнить, что же она сделала потом: палец – она взглянула на него – был чист. Значит, она вытерла его? Но ведь она его не вытирала! Лидочка взглянула вниз – по серой ткани халатика протянулась короткая, почти черная полоса – кровь уже высохла, но это была кровь, и никогда не убедишь себя в ошибке. Лида была уже уверена, что Полину она видела, что Полина была убита, что у нее была рана на виске. И был преследователь – убийца, который хотел догнать и убить Лиду. Все было…
Марта кинула юбку на стул, стала снимать чулки, пальцы плохо слушались ее и соскальзывали с застежек.
– Как плохо быть женщиной, – громко сказала Марта. – Мы никогда не научимся расстегивать чулки. Для этого надо родиться мужчиной, не так ли, уважаемая леди Иваницкая?
Не дождавшись ответа, Марта выругалась – что совсем уж не вязалось с ее респектабельным обликом – и, не снимая пояса и правого чулка, который не смогла отстегнуть, она упала на кровать и стала спазматически дергаться, вытаскивая из-под себя одеяло. Не вытащила и заснула – начала дышать ровнее, глубже, потом захрапела.
А Лидочка все стояла посреди комнаты, не решаясь вернуться в постель. Она нащупала ногами туфли, надела их, прошла к окну, надеясь, что уже начинается рассвет, – скорее бы кончилась эта ночь! Но никаких признаков рассвета за окном не намечалось, будто ночь только-только вступила в силу. Сквозь приоткрытую форточку доносился занудный звук дождя. Мокрый воздух вползал в комнату.
Марта похрапывала. Если ей сказать про Полину, она только рассмеется. На тумбочке у кровати Лидочка нащупала свои часы. Фосфоресцирующие стрелки показывали почти семь часов. Как хорошо, что Марта похрапывает в комнате, – это как гарантия, что никакой убийца сюда не сунется. А если сунется, то Марта закричит так, что примчатся машины с Лубянки.
И хоть спать не хотелось, выйти в коридор нельзя – безопасный мир кончается за дверью.
Не снимая халата, Лидочка легла на кровать. Она ждала, когда пройдет час, – когда начнет просыпаться Санузия. С утра вступят в действие совсем другие законы жизни – не такие кошмарные, как ночью.
Кто мог убить Полину? Конечно же, были случайные люди и случайные ситуации, но если их отбросить, то останутся те, кому мешала Полина и ее тайна. Конечно же, первым кандидатом на роль убийцы оказывался Матя. Да, сказала себе Лидочка, как это ни жутко, как ни противоестественно – милый, добродушный Матя имел все основания убить эту несчастную женщину. Ведь она знала о нем страшную тайну – его участие в насилии. А что, если это раскроется? Что скажут об этом маэстро Ферми или Резерфорд? Ведь Матю больше никогда не пустят за границу. Для Мати это непереносимая травма. Конечно же, он по натуре не убийца, но, если его сильно испугать, он способен на неожиданные и глупые поступки. Впрочем, как можно называть убийство глупым поступком? Матя – убийца! Несовместимо. Сказать бы об этом его маме, у него, наверное, чистенькая, с белым воротничком мама – учительница, которая допрашивает сына, стоит ли в Пизе падающая башня и целы ли фрески Фра Анджелико в Вероне? Она сама была в Италии студенткой-бестужевкой, еще до первой революции, и ей кажется, что жизнь там находится под угрозой всемирной пролетарской революции, и потому она очень жалеет итальянские фрески, на которых итальянские пролетарии обязательно выцарапают гвоздями неприличные слова… Лида, Лида, куда тебя заносит воображение? При чем тут мама Мати Шавло? Ее сын – возможный убийца. А вдруг это Матя преследовал Лиду по коридорам дома Трубецких и разбил китайскую вазу эпохи Тан? Вот это уже совсем немыслимо и бездарно – даже думать о таком противно. Убийцами бывают биндюжники, слесари и бродяги, но не может же быть убийцей доктор наук, физик с мировым именем!