Бахтияра

- Бахтияра, ты ведь папина дочка, сильная и мужественная, так что ничего не бойся. Знай, совсем скоро мы вновь будем играть в футбол и ты обязательно возвратишься в свою секцию, где за тобой все скучают и желают скорейшего выздоровления. Дочь, ты Багдасарова, а мы так просто не сдаемся.

Иван не заметил, как сильно сжал крохотную руку Бахтияры, а та, совершенно привычно, даже не подала виду, что ей больно. Она не привыкла жаловаться и всегда мечтала оставаться в глазах отца сильной девочкой, ЕГО девочкой. Той, которой он мог бы гордиться. Той, которая всегда лишь радовала бы своего папу. Той, которая лучше любого мальчишки. Той, которая любит его так сильно, что никто в мире не способен любить кого-то сильнее, разве что он ее.

- А чье сердце мне вставят? – было последним вопросом полусонной девочки, практически исчезнувшей за дверью операционной.

- Не важно «чье», важно, что оно здоровое. – Успел бросить в ответ Иван.

«Чье?», Ивану действительно было не важно, главное, что оно есть, и оно будет биться в груди его дочери. Бахтияра исчезла. Возле операционной засуетилось множество медперсонала. Последним в нее вошел Иван Варфоломеевич.

- Молитесь. – Почти приказным тоном проговорил доктор глядя на сжавшую у груди руки Софию и на Ивана, изо всех сил старавшегося оставаться сильным.

Родители лишь закивали в ответ тому, в чьи руки отдали свое сокровище. В эти минуты, предстоящие часы, именно этот пожилой мужчина станет их Богом. В его власти жизнь их ребенка и Иван с Софией искренне верили в то, что в груди их малышки спустя какое-то время забьется чужое, но здоровое сердце. Они будут молиться всевышнему, чтобы тот дал право на жизнь их дочери и помог Ивану Варфоломеевичу провести операцию не менее виртуозно, чем несколько десятков до этого. Они будут молиться за спасение юной души и молодого тела. Они обязательно помолятся за здоровье того, кто спасет эту душу и это тело. Минуты ожидания медленно перевалили в часы. Молитвы стали казаться проклятием. Иван в миллионный раз измерил шагами больничный коридор, а София словно сумасшедшая бесконечно бормотала себе что-то под нос. Один час сменился вторым, а затем третьим. Из операционной ничего не было слышно, и ожидание хоть какого-нибудь результата доводило Ивана до крайней степени безумия. Его подсознание рисовало самые ужасающие картинки. Иван словно присутствовал на операции и видел, как острым скальпелем врач разрезал молодую плоть его Бахтияры. Все процессы в юном организме приостановлены и несколько докторов делают все возможное, чтобы с запуском нового сердца, организм ожил. Бахтияра не дышит, не шевелится и, похоже – не жива. Иван видит, как почерневшее и какое-то ссохшееся, словно сгнившее до черна яблоко, сердце его дочери, поместилось в ладошку пожилого мужчины, а затем было выброшено в мусорное ведро, находившееся рядом с операционным столом. Сквозь огромную дыру в груди Бахтияры он отчетливо видел все ее внутренние органы, от чего крепкому духом мужчине, хотелось застонать от боли в собственном сердце. Пребывая в неком трансе, он пристально наблюдал как на пустующее несколько секунд место, Иван Варфоломеевич помещал новый, пульсирующий орган. Чужое сердце прекрасно. Оно здорового алого цвета, вновь напомнило ему яблоко, только теперь оно было спелым и сочным. Оно билось даже на ладони у доктора…

- Бред! – непроизвольно вырвалось из груди измученного собственными фантазиями Ивана, который изо всех сил старался переключить свое сознание на более радужные мысли, но ничего не выходило. – Соня, я на свежий воздух. Скоро вернусь. – Автоматически прошептал Иван в сторону совершенно безразличной к его словам жены. Ему нужен был свежий воздух.

По дороге к выходу Иван сделал остановку у кофейного аппарата одиноко красовавшегося у лестничной клетки. Кофе, то, что делало его жизнь на одну десятую процента выносимее. Всякий раз этот горячий напиток обжигал его изнутри и заставлял работать мозг чуть лучше, чем он мог справиться самостоятельно. Организм Ивана был истощен, а этот темно-коричневый напиток хоть на несколько минут бодрил все клеточки измученного переживаниями тела.

- Папочка! Папочка!

Пластиковый стаканчик моментально оказался на полу, а сам Иван боялся пошевелиться. В его ноги жадно впились чьи-то маленькие рученки и пронзительный тоненький голосок разорвал его внутренний мир изнутри своим «папочка». Он замер.

- Карина, это не твой папа, – последовало сразу за детскими словами, – твой папа на работе, а это чужой дядя. Оставь в покое его ноги.

Иван обернулся и увидел как симпатичная молодая брюнетка силой пытается отцепить от его ног малышку лет трех. Девочка была похожа на свою маму, вот только волосы были намного светлее, а глаза чернющие точь в точь такие же как у мамочки.

- Простите. Просто вы сзади очень похожи на нашего папочку. На вас точно такая же ветровка и джинсы, цвет волос и рост… Простите, ради Бога. – Извиняясь мать успешно завладела дочкиной ручонкой. – Карина, идем. И больше не смей так поступать. Это, по меньшей мере, не прилично. Дядя вон до сих пор в себя прийти не может.

Мама с дочкой поспешили исчезнуть, а Иван продолжал стоять, как вкопанный в землю столб. В его ушах продолжало звенеть «Папочка!», а глаза сохранили в памяти две черные бусинки на лице незнакомой девчушки. У нее были такие же черные глаза, как и у его Бахтияры… Сердце Ивана выскакивало. Кофе уже не хотелось, выделившийся в кровь адреналин и без участия кофеина заставил его взбодриться. В голове была каша из настоящего, прошлого и будущего. Ему вспомнилось как его малышка точно так же хватала его за ноги и не хотела никуда отпускать. Он часто таскал ее по квартире на своих ногах, даже не пытаясь избавиться от самой очаровательной присоски. То время уже никогда не повторится, но черт, он должен услышать ее «Папочка» еще сотни раз, тысячи. Сегодня, завтра, и через десятилетия, он хочет слышать СВОЁ «Папочка»! Иван быстро удалялся с этажа на котором находилась операционная желая оставить на нем и свои бредовые мысли. Он тщетно пытался отмахаться от безжалостных картинок в своей голове. Он не видел ничего и никого вокруг, кроме собственных фантазий. Ему казалось еще немного и он сойдет с ума.

- Простите. – Машинально слетело с губ Ивана, как только он почувствовал, а не увидел, что что-то живое встало на его пути.

Спешно перепрыгивая с одной ступеньки на другую, Иван так бы и не заметил сидящего на холодном бетоне человека, если бы не зацепил его ногой. Он уже готов был шагать дальше, продолжая погружаться в собственные галлюцинации, но задержал свой взгляд на сидящем. В пролете между пятым и четвертым этажами, прямо на голых ступеньках, сидела женщина. С виду, ей было около сорока, но все же было в ней что-то, что подсказывало Ивану – ей, скорее всего, нет и тридцати. Ивану хватило мимолетного взгляда, чтобы оценить степень боли и отчаяния на совершенно потерянном лице. Таком же, как у его Софии, да и у него самого. Через правое плечо, прямо на грудь, женщине ниспадала растрепанная белоснежная коса. А по нездорово бледным щекам, скатывались огромные капли слез. Иван даже отметил про себя, что таких крупных капель он давно не может ронять на землю. Скорее всего, рана этой особы слишком свежа. Сделав два шага вниз, Иван готов был покинуть свою находку, ему с головой хватало своего личного горя. Но что-то невидимое и неосязаемое, не отпустило. То ли он слишком близко стал проникаться чужой болью. То ли слишком глубоко окунулся в сверхъестественное. А может просто, в знак благодарности, за то, что она помогла ему отвлечься от собственного сумасшествия, Иван сделал несколько шагов в обратном направлении.

- Девушка, вам, может, чем-то помочь? – неуклюже поинтересовался Иван у той, которая не нарочно сверлила дыру в противоположной стене. – Вам плохо? Давайте я вам помогу подняться, что ли… Может позвать кого или еще что?

Но ответа не последовало.

- Эй, мадам, вы меня слышите? – Иван замахал рукой перед остекленевшим взглядом сидящей, но вновь удостоился того же ответа. – Хорошо. Тогда я позову какого-нибудь врача.