Бахтияра

- Не нужно мне никого. – Стоило Ивану зашагать прочь, как он, наконец, удосужился услышать голос сидящей.

- Хорошо. Ну тогда вы должны объяснить мне свое поведение. Что у вас стряслось? – как-то не привычно для самого себя поинтересовался Иван, ведь в последнее время ему лишь приходилось слушать подобные вопросы, а никак не задавать.

В Иване включился режим милиционера, который должен был докопаться до сути, оказать помощь. Он уже и забыл – как это, интересоваться чужими бедами и проблемами. А сейчас ему это было просто необходимо, чтобы не свихнуться от собственных.

- Я внимательно вас выслушаю и, быть может, смогу помочь. А если вы будете бездействовать сидя на ледяном цементе, легче уж точно никому не станет. Вставайте и пойдем пить кофе. Я угощаю.

- Думаешь ты самый умный? Думаешь, что все знаешь? – женщина вновь заговорила, и каждое ее слово излучало боль и злобу.

Нет, эта злость не была предназначена лично для заботливого мужчины. Она была адресована всему миру. Всей вселенной. Иван в этом был уверен точно так же, как в том, что дважды два – четыре.

- Нет. Не думаю. Просто пытаюсь помочь. Просто вижу, что помощь вам нужна. Не желаете принимать ее от меня, я сейчас же позову медсестру. Пусть вами занимаются профессионалы. А у меня и своих забот хватает.

Ивану было безумно жаль эту девушку. Ему бы хотелось быть чем-то полезным, но навязывать свои услуги, он точно не собирался. Сил на бессмысленные уговоры и назойливую помощь у него не было. Его мысли вновь оказались в операционной, где в это время лежит бездыханное тело его Бахтияры, а он тут возится с какой-то малахольной. Да и что, в конце концов трагического может произойти в ее возрасте? Какой-то «козел» разбил сердце? Или «птичку жалко»? Времени проведенного рядом с этой особой Ивану хватило, чтобы понять, ей до сорока еще очень далеко, а вот двадцать пять, максимум тридцать, это о ней. У нее вся жизнь впереди, а она, стопроцентно, убивается из-за какой-то ерунды.

- Я же уже говорила – не нужно никого звать. Мне уже никто не поможет. Мне ничего не нужно, даже собственная жизнь... И ты проваливай, пока на грубости не нарвался. – Вновь зло зашипела девушка, автоматически удаляя ручьи с лица.

- Знаешь что, красавица, ты поосторожнее в выражениях. – Психике Ивана давным-давно требовалась разгрузка, которую он с удовольствием устроил себе с подачи незнакомки. – Ты, родная, еще не знаешь, что такое настоящая «грубость» и слова «мне уже никто не поможет», скорее всего, слишком громкие в твоем случае. А в сторону собственной жизни я бы вообще не стал так грешить. Она слишком коротка, чтобы ею так распорядиться. Кто-то, когда-то подарил ее тебе и радовался каждой твоей улыбке, каждому произнесенному слову, сделанному шагу… Ты не вправе произносить подобные слова! «Никто не поможет» – это когда ты лежишь на операционном столе и от тебя уже ничего не зависит. Возможно от твоего организма, или от доктора, который распанахал тебя остреньким ножичком. Но не от тебя! Забьется ли вновь твое сердце, не тебе решать. Вот это – “никто не поможет”. «Никто не поможет» – это когда ты умираешь, прекрасно знаешь об этом, и ничего не можешь с этим поделать. Вот что значит это твое “никто не поможет”, а как минимум двум людям безумно хочется, чтобы ПОМОГЛИ. А ты здоровая барышня с обеими руками, ногами и голова на плечах, пусть и с вавками, но все же имеется, а такое несешь! Больная!

Незаметно для самого себя, Иван начал орать на постороннего человека. Он не понимал, как можно быть таким эгоистичным и разбрасываться собственной жизнью, когда другие изо всех сил борются за право жить. Он был по-настоящему взбешен. Молодая женщина медленно поднялась с пола. Слезы на ее лице застыли. Сделав несколько коротких шагов, тонкими руками она пригвоздила Ивана к больничной стене.

- Кто дал тебе право судить мои слова? Кто дал право поучать? И скажи мне, пожалуйста, имею ли я право на каждое произнесенной слово, в случае если на этом чертовом операционном столе всего несколько часов назад лежал мой ребенок, и от него ничего не зависело?!!! Имею ли я право на собственные слова, если его совершенно здоровое сердце не захотело больше биться в его груди?! Когда он был единственной радостью и солнечным лучом в моей гребаной жизни, но это не удержало его в ней, имею ли я право так говорить?! Как ты думаешь, потеряв единственный смысл своей жизни, могу ли я утверждать, что она мне больше не нужна?!

Девушка еще не закончила, а в голове у Ивана зазвучал голос Ивана Варфоломеевича – «Вашей дочке мы можем пересадить сердце мальчика. Они практически одногодки и это лучший вариант...». Пазл моментально сложился. Иван непроизвольно сглатывал один за одним подступающие к горлу комки. Он искренне ненавидел себя за все, что наговорил незнакомке. Он действительно не имел никакого права разговаривать с ней в таком тоне, как бы ему того ни хотелось в тот злосчастный миг. На физическом уровне Иван ощущал страшную боль по всему телу. Ужас услышанного его парализовал. На мгновенье ему показалось, что в собственных жилах течет не кровь, а мелкая крошка из разбитого стекла. Уверенность и агрессия, с которой он несколько минут назад пытался донести правду жизни до ушей незнакомой девушки, испарилась. Его истерзанное сердце стало болеть в два раза сильнее. Он смотрел в утонувшие в слезах глаза и не мог поверить, что так жестоко мог ранить эту и без того несчастную особу. Всего на секунду, но на очень жестокую секунду, он представил, что сердце, остановленное на время операции в груди его дочери, не забьется. Фантазия моментально обрисовала маленький гробик обитый красным шелком... Ивану стало не хорошо. Во рту все пересохло, а затем наоборот стало слишком много слюны и захотелось блевать. Мысленно он в миллионный раз проклял себя за жестокие слова в адрес незнакомки. Но разве он мог знать? Иван пристально посмотрел на ту, благодаря несчастью которой, его собственный темный мир вскоре должен приобрести краски. Вглядываясь в ее лицо, он никак не мог себе представить – что должна чувствовать сейчас эта мать? А еще, знает ли она, что в эти самые минуты сердце ее сына забьется в новом теле, в теле именно его Бахтияры? Непроизвольно Иван обнял разгневанную от отчаяния девушку. Он готов был сделать что-то невероятное, лишь бы она успокоилась. Но что он мог противопоставить смерти собственного ребенка? Он не знал. Да и никто не знает. Теперь ее слова «Мне уже никто не поможет», в голове у Ивана зазвучали совершенно по-иному. А «...мне уже ничего не нужно, даже собственная жизнь...» навсегда засели в сердце, ведь только благодаря им, сам он избежит участи повторить их вскоре. У него, непременно, все наладится, ценою боли этой безутешной матери. Бахтияра вновь будет радовать его своими успехами, смехом и признаниями в любви. А вот этой девушке уже никогда не удастся услышать слова «Мамочка, я так тебя люблю!» из уст того, кто по какой-то причине слишком рано покинул свою мать.

- Ему было всего восемь. Моему Артему лишь неделю назад исполнилось восемь, а сегодня его не стало… – Все еще оставаясь в цепких объятиях Ивана, незнакомка заговорила совершенно опустошенным голосом. – На день рождения мы с ним гуляли в аквапарке, он так любил воду… Он просто сходил с ума на всех аттракционах. А сейчас… Сейчас он лежит с проломленным черепом в морге.

С каждым словом незнакомки, Иван чувствовал, что его собственный череп тоже сейчас взорвется. Его сердце пронзала боль, а чувство вины душило слишком напористо. Иван чувствовал себя виноватым за ту радость, которую испытал услышав, что найден донор для его Бахтияры. В тот момент, он даже не задумывался, кто, что и как? Ему было попросту наплевать, ведь если кто-то умер, значит, так должно было быть и все. А теперь он держит в своих объятиях мать, потерявшую своего ребенка и не может промолвить ни слова, ведь таких слов, которые смогут ее утешить, просто НЕТ.

- Мы с ним были на катке и… – девушка не могла дальше говорить, с ней случилась истерика.