Бахтияра

Иван одним глотком опустошил стакан:

- Соня, я не знаю что с нашей Бахтиярой. Что с нашей принцессой? Может ты от меня что-то скрываешь? Скажи, что за приступ с ней приключился? Объясни, что с нашей девочкой? Ты ведь всегда с ней. Ты намного чаще рядом. Ты просто обязана знать, что с ней происходит? Почему мне сообщают, что она в мгновение ока превратилась в тушку не совсем свежего мяса ярко выраженного синего оттенка? – Иван умоляюще смотрел на жену, которая просто не могла ответить на все его вопросы, как бы ей этого не хотелось.

Больше всего не свете в этот миг ей хотелось утешить своего Ваню и успокоить, легко и просто найдя всему объяснение, но это было не в ее силах. София сама еле сдерживалась, чтобы не сорваться на истерику. Она обожала свое курчавое чудо, но изо дня в день и из года в год понимала, что так как любит Бахтияру Иван, она ее полюбить все равно не сможет. Просто так любить, вряд ли может хоть кто-то на этой планете. Да и во вселенной в целом. Вот такой он – папа. В сложившейся ситуации София вынуждена была быть сильнее.

- Вань, я, как и ты, ничего об этом не знаю. Точнее, тоже только сегодня узнала о проблемах со здоровьем у нашей малышки.

София быстро изложила все, что еще несколько минут назад намеревалась утаить. Глядя на то, как Иван меняется в лице, с максимальной уверенностью и спокойствием на какие только была способна в этот миг любящая и мужа и дитя женщина, заявила:

– Вань, не думаю, что с нашей девочкой что-то серьезное. Рано паниковать. Мало ли, вдруг это просто возрастное что-то. Или аллергия какая… Я не доктор, много причин и диагнозов предположить не могу. Но если мы не замечали ничего – значит все не так серьезно. Не может серьезная проблема так ловко прятаться от родительских глаз. Сам посуди...

И тут случилось то, чего в их семейной жизни не было никогда – ни “до”, ни “после” свадьбы. За все прекрасно прожитые вместе годы, Иван никогда не повысил голос, в каком бы настроении не прибывал придя с работы, или с неудачной рыбалки, или с еще менее удачного футбола. Скандалам в их доме не было места. Так, мелкие ссоры по пустякам, не более. Они всегда были абсолютно счастливы. Ровно до этого момента.

- Посудить? Ты предлагаешь мне «посудить»?!

Иван резко вскочил со стула и словно тигр принялся шагать из угла в угол их небольшой кухонной “клетки”.

– Хорошо, София, я посужу. Ты хреновая мать! Вот мои суждения. – Иван выпалил, словно из охотничьего ружья, резко и больно. – Вспомни, я еще зимой говорил тебе, что у Бахтияры не естественно синие губы. На что ты мне, вполне спокойно ответила – «Ваня, но ведь на улице минус пятнадцать! Ясное дело она немного промерзла». А когда мы ходили в аквапарк, месяц назад, ты спокойно утверждала, что Бахтияра просто очень много ныряла, поэтому у нее сбилось дыхание! София, как так можно? Ты ведь понимаешь, что я не могу быть каждую секунду рядом с дочкой? Но ведь ты практически всегда рядом и ничего вокруг не замечала? Как можно быть такой слепой?! Мне хватило проведенных с ней нескольких часов чтобы заметить “незамечаемое”! Да и вообще, любая другая мать не меня бы сейчас успокаивала, а бегом бы в поликлинику побежала. А что делаешь ты? Тебе о твоем ребенке сообщают посторонние люди! Ты считаешь это нормальным? На хрена вообще сдалась такая мать, которой на все насрать?! Чем ты вообще днями занимаешься? Я, значит, стараюсь для нас всех, а ты? Что в это время делаешь ты? Если у тебя даже нет времени присмотреться и прислушаться к собственному ребенку! Заметь к ЕДИНСТВЕННОМУ!

Изо рта Ивана полилось словно из самого дерьмового и вонючего рога изобилия. В его словах было все – ненависть, презрение, злость, упреки и еще раз ненависть. Все звучало слишком искренне и слишком больно и никак не заканчивалось.

- София, как ты можешь быть такой спокойной? Я просто не понимаю. Возрастное, аллергия… Да хоть обычная простуда! Ты обязана замечать ВСЕ! Наш ребенок это наша ответственность и наша жизнь, а не директоров школ и тренеров. Как так можно? Я не понимаю. Ты мать! София – ТЫ – МАТЬ! А я узнаю о проблемах со здоровьем моей принцессы от тренера карате!

София просто онемела. Она ожидала любой реакции, но то что произошло… В мечущемся по кухне с дымящейся сигаретой в руках «звере», она не узнавала своего Ивана. Ее рот был открыт, а в горле стоял огромный ком обиды. Как ни странно, но на глазах не было слез. Ненависть не способна увлажнить глаза, а именно это чувство испытала по прошествии нескольких минут София. Она ненавидела человека, который у нее на глазах сошел с ума. Он заставил ее онеметь, но все же на короткий, но достойный ответ, она нашла в себе силы.

- Я – мать, которая понимает, что дети могут заболевать. Дети могут получать незначительные травмы. Дети имеют право быть несовершенными. Дети, в конце концов, имеют право на ДЕТСТВО! А ты, ты… Я не знаю кто ты? Ты просто одержим Бахтиярой! Ты помешан на дочке и это перешло уже все границы!

София сделала разворот в надежде покинуть кухню. Ей не хотелось продолжать этот разговор, а тем более дальше выслушивать «комплименты» в свой адрес. Но Иван не дал ей ступить и шагу, цепко схватив ее за руку.

- Да, я одержим! Пусть будет так, но это лучше, чем безразличие к собственному ребенку! Ты всегда с легкостью отказываешься от времяпрепровождения с дочерью, занимая себя посиделками в парикмахерской, у мамаши или у подруг. Ты легко бросаешь Бахтияру ради копеечного заработка! Да тебе всегда больше нравилось заниматься любой херней, только бы не видеть дочь! Конечно ты ничего не заметила, куда уж тебе с твоим плотным “рабочим” графиком!

Это был перебор. София никоим образом не заслуживала всех этих слов. Кто как не она пожертвовала своей карьерой ради материнства? Она, которая поступала в университет на юрфак с полной уверенность, что сделает ослепительную карьеру в этой сфере. Ей всегда нравилось представлять себя первым юристом их государства. Ну, или хотя бы войти в десятку самых известных и высокооплачиваемых. Из подруг у нее осталась только Маринка Плотнова, с которой она с детского сада дружила, да и то, они с ней виделись не чаще чем раз в месяц, а может и реже. Даже эти встречи София всегда старалась соединить с походом в салон, и сидя на соседних креслах они за пару часов могли вдоволь наболтаться обо всем на свете. К маме она просто не имела права не зайти хотя бы раз в неделю. Нина Михайловна не молодела и всегда с распростертыми объятиями встречала дочку и любимую, единственную, внучку. Да и втроем они часто в выходные заглядывали к ней на вкуснейшие домашние пироги с повидлом. София обожала свою кудряшку, но не вращалась на одной ноге лишь вокруг нее. У нее были еще и другие интересы, хоть и минимальные, но были.

- Иван, я знаю что ты пожалеешь обо всем, что только что тебе пришло в голову. Или не только что… – София смело смотрела прямо в испепеляющий огонь в глазах мужа. – Я люблю нашу дочь не меньше чем ты. Вот только я даю ей право на ошибки и болезни, а ты не даешь такого права никому.

София почувствовала, как на глаза все же накатывают слезы безумной обиды. Ей не хотелось плакать. Она не собиралась, но… Резко высвободив свою руку из цепкой хватки, София все же покинула Ивана, не став дальше унижать себя. Она даже не стала громко хлопать дверью, ей просто хотелось тишины и покоя. Господи, но ведь она всегда гордилась своим Ваней! А сегодня, как никогда, она ненавидела его. И себя, за это разрывавшее душу чувство. София была согласна отмотать время назад и не дать Ивану отстранять ее от купаний Бахтияры. Сейчас она была согласна гораздо чаще не досыпать ночами, пытаясь уложить орущую без памяти дочь, а не радоваться тому, что эту роль легко взял на себя муж. В памяти всплыли первые шаги дочки, которые она сделала на глазах у Ивана. Первые слова, которым он ее обучал в любую свободную минуту. Самое первое – ПАПА. В голову приходили лишь упреки, что она охотно позволяла Ивану быть идеальным отцом, оказавшись, в итоге, в его глазах никчемной матерью. Но ведь это не так! Или так? Нет, однозначно не так. Да, она не была сумасшедшей мамашей трясущейся над своим карапузом в маразме гипертрофированного материнского инстинкта. Но ведь и никогда не была безразлична. Как утверждает ее муж. Иван проводил с дочкой лишь свое свободное время, а София – все остальное. Как же теперь он может ее упрекать в том, что она охотно давала ему возможность наслаждаться каждой минутой рядом с малышкой? Он ведь всегда сам настаивал на ее отдыхе и с удовольствием развлекал Бахтияру. Она ведь только из любви к мужу и его чувствам к малышке, не мешала им и не отнимала такие драгоценные совместные минуты. Почему же теперь все всплыло в таком свете? Было очень больно и обидно, но истина гласит – слово не воробей. Ноги сами привели Софию в комнату Бахтияры. Практически бесшумно войдя в приоткрытую дверь, она обнаружила своё дитя сладко спящим. Ее малышка, скрутившись калачиком, занимала третью часть недавно приобретенной кровати, и тихо посапывала, уткнувшись в собственные колени. Несколько секунд София тихонько наблюдала за Бахтиярой, и, в конце концов, решилась занять свободное место рядом с дочерью, легонько обняв ее сзади. София подогнула колени и поймала себя на мысли, что они сейчас лежат в такой позе, как и несколько лет назад, когда они были намного ближе друг к другу и вряд ли когда-либо будут. Бахтияра росла в ее животе, а София ежедневно ласково поглаживала его перед сном. Сейчас, чтобы максимально близко прикоснуться к своей дочурке, ей никак не обойтись без собственных рук, в кольцо которых она пленила свою малышку. Теплые воспоминания о девяти прекрасных месяцах проснулись в материнской душе. По телу разлилась сладость. София сильнее и сильнее жалась к Бахтияре, пока не окунулась в тревожные сновидения. Спустя несколько долгих минут Ивану все еще хотелось орать во все горло, но влетев в детскую, он замер глядя на двух мирно спящих любимейших женщин. Он застыл на месте, пытаясь обуздать гнев. Любящими до боли глазами он смотрел на рассыпанные по белоснежной подушке черные как ночь кудряшки и боялся поверить в то, что его девочка, его принцесса, больна. Как бы ему ни хотелось поверить в Софиины слова о незначительности случившегося, его отцовское сердце настойчиво твердило обратное. Вот уже который день подряд, он не высыпался. Что-то невидимое толкало его каждую ночь к кровати Бахтияры, где практически до ее пробуждения, пролетала его бессонница. Он неудобно ютился на ее компьютерном кресле и с угла комнаты, оберегал детский сон. Он вдыхал ароматы ее тела, которое для него всегда пахло солнцем и счастьем. Этим солнцем в комнате его малышки было пропитано все вокруг. По ночам Иван прокручивал в голове практически каждый миг ее жизни, их жизни. Эти несколько дней были переполнены некой непонятной ему меланхолией. Все было как всегда, но что-то глубоко внутри его души настойчиво пыталось убедить в обратном. Господь больше не давал им с Софией детей. Да и если быть до конца откровенным – им было просто некогда заниматься самим процессом. Время бурной молодости миновало и гормоны поулеглись. Иван все время проводил на работе, а выходные старался подарить дочке. София с материнством утратила былой темперамент и редко проявляла инициативу, ежедневно истрачивая собственную энергию на домашние хлопоты. Дни переполненные сексом и страстью остались в прошлом. Нет, у них, конечно, ЭТО случалось, но с каждым годом прекрасный процесс утрачивал свою значимость, качество и количество. Повседневная усталость и годы, все же давали о себе знать. Голова уже не была занята похотью. Мысли постоянно вращались вокруг других ценностей – обеспеченного будущего и настоящего. Секс раз или два в месяц, в их возрасте уже никак не мог привести к беременности, как в восемнадцать, двадцать или даже тридцать. Сейчас им бы стоило все высчитывать. Подбирать нужное время, позу и еще Бог знает что. Но на это все не было ни времени ни желания. Они просто любили друг друга тогда, когда им этого хотелось, пусть даже это случалось пару раз в месяц. Да и их маленькое чудо Бахтияра, заменяла им троих детей одновременно. Сегодня, когда в трубке его мобильного раздался испуганный голос Бахтияриного тренера, идеальный мир Ивана пошатнулся. Он – взрослый, крепкий, видавший многое в силу своей профессии мужчина, впервые в жизни по-настоящему испугался. Это был просто нечеловеческий страх, который вылился в нечеловеческую агрессию в адрес Софии. Он уже тысячу раз проклял себя за то, что позволил себе так разговаривать с матерью своего ребенка. Со своей любимой женщиной. Но он ничего не мог с этим поделать, так как София целиком и полностью была права – он одержим Бахтиярой. Он обожал эту малышку и даже на секунду не мог представить себе, как бы сложилась его жизнь, не будь у него этого курчавого чуда. Вся его жизнь вращается вокруг одного солнца – Бахтияры. А ему, вдруг, совершенно посторонний человек сообщает, что на этом «солнце» появились пятна. Да он чуть с ума не сошел, пока летел с работы в клуб боевых искусств. Хотя, это все равно не оправдывает десяток оскорблений произнесенных в сторону Софии, которая была прекрасной матерью и женой. Ивану было стыдно, но глядя на дымящуюся в руке сигарету, к нему приходило понимание что ТО, что толкало его по ночам в дочкину комнату – толкнуло к никотину и заставило поскандалить с Софией. Он не мог дать определение этому чувству, этим ощущениям. Но что-то тревожило его подсознание, словно малюсенький червь, огромное яблоко.