Кровавая гостиница

Затем с хитрой улыбкой он прибавил:

– Впрочем, поверьте мне, что не шуаны угрожают существованию республики; партизаны старого режима угрожают жизни первого консула. Что же касается республики — если она и падет, то не в пользу принца…

– Как, — спросил квартирмейстер, — вы полагаете, что генерал Бонапарт?..

– Я думаю, что генерал Бонапарт — великий полководец и отличный политик. Больше чем кто-либо другой я преклоняюсь перед его военным талантом, и если, в чем я не сомневаюсь, он сумеет обеспечить Франции спокойствие и благополучие, как завоевал ей почетное место в Европе, то я готов полюбить его всей душой.

Унтер-офицер в знак полного удовлетворения так сильно ударил кулаком по столу, что задребезжала вся стоявшая на нем посуда.

– И отлично! — воскликнул он. — От вас большего и не требуется. Вы заняли место в моем сердце между героем Маренго и моей младшей сестрой Денизой.

– Денизой?

Молодой эмигрант вздрогнул всем телом.

– У вас есть сестра, которую зовут Денизой? — спросил он взволнованным голосом.

– О да, и она премиленькая!.. Я уверен, она превратилась в настоящую красавицу за те двенадцать лет, что я ее не видел…

В комнату вошла служанка с двумя запыленными бутылками.

– Душечка, — сказал ей военный, — такую же бутылку отнесите Колишу, кондуктору, пусть он даст нам поболтать немножко подольше. Я единственный его пассажир, и у нас еще достаточно времени, чтобы добраться до Эпиналя.

И, откупоривая одну из бутылок, бравый драгун продолжал:

– Да, большой была уже девочкой моя Дениза, когда я покидал Вож. Ей теперь должно быть лет двадцать пять. Она уже девушка… пора подумать о ее замужестве.

Усердные старания освободить бутылку от паутины, пыли и красного сургуча помешали драгуну заметить смущение, овладевшее его собеседником в тот момент, когда он услышал имя Денизы.

Здесь мы должны упомянуть об одной особенности, которую не имеем права утаивать от читателя. Трактир постоялого двора при почтовой станции располагался на нижнем этаже, и единственное широкое окно этой комнаты, выходившее на площадь, было открыто настежь из-за необычайной жары. Под окном находилась каменная скамейка, на которой по вечерам нередко собирались соседи Антуана Ренодо — отдохнуть от дневных забот и поболтать о своем житье-бытье.

В данный момент площадь была пустынна, камни мостовой блестели, словно отлитые из металла; крестьяне были в полях, мастеровые заняты своими делами, лишь зажиточные буржуа отдыхали после обеда.

Как раз в это время на площади появился нищий с сумой за плечами. Этот бродяга с густой седой бородой был облачен в какие-то лохмотья, голову его покрывала обтрепанная соломенная шляпа с широкими, местами порванными полями. Он, казалось, из последних сил добрел до вожделенной скамьи и тяжело на нее опустился, как человек, смертельно уставший от бесконечных странствий. Голова бедняги откинулась назад, а шляпа сползла на лицо, защищая спящего от солнца, мух и любопытных взглядов прохожих.

III

За чашей и яствами

Опасения Антуана Ренодо оказались безосновательны: жаркое было зажарено как раз в меру. Стол был также прекрасно накрыт: на сверкавшей белизной скатерти были расставлены вазы с фруктами и блюда со всевозможными острыми сырами, явно свидетельствовавшие о намерении хозяина гостиницы возбудить у обедавших жажду.

Десерт — это минута откровенности, излияний и доверительных бесед. Бравый драгун доказал, что и он не является исключением из общего правила. Это был хороший, добрый малый, сын трубача и маркитантки из Шамборана. Мать его умерла при родах, оставив на руках у сына-подростка новорожденную сестру. Отец его, раненный в сражении при Росбахе под командованием маршала де Субиза, вышел в отставку, но не покинул своего бывшего командира, богатого маркиза, имевшего владения близ городка Мерикур в Воже. У слуг той эпохи повиновение означало не рабство, но преданность. Находясь на службе у маркиза, бывший гусар сохранял достоинство и светского человека, и солдата. Вот почему он хотел, чтобы его сынишка носил именно королевскую ливрею.

Воспитанный по-военному, в 1790 году юноша вступил в кавалерийский полк Конти, стоявший гарнизоном в Понт-а-Муссон. Позже этот полк был переименован в Пятый драгунский.

– Черт возьми! — проговорил бравый драгун. — На протяжении всех этих двенадцати лет, что я таскался от Зюдерзе до Тибра, я ни разу не попросил отпуск, чтобы побывать на родине и расцеловать своего старика и сестренку. С нашими генералами нечего и думать о семейных радостях. Каждые полгода республика устраивала небольшой перерыв в военных действиях, что давало нам возможность сделать непродолжительную передышку, немного передохнуть и отоспаться…

– Однако вы же получали письма с родины? — спросил молодой роялист с беспокойством, причину которого читатели скоро поймут.

– Еще бы! Целых три письма — ни больше ни меньше. Первое застало меня в Майнце, второе в Милане и третье в Гелиополисе. И какие письма! «Имея целью известить тебя, что все мы здоровы, желаем, чтобы ты был также здоров». Ответить я не смог. Не подумайте, что я не умею писать! Причина в том, что у нас было другое, более важное дело.

С учреждением Консульской гвардии наш драгун перешел в это отборное подразделение. Своей беспримерной доблестью в битве при Маренго он заслужил награду и получил именную саблю. Все было хорошо до поры до времени, но в штабе полка, разместившемся в Люксембурге, его ждало письмо с черной каймой: старый трубач, его отец, перешел в мир иной, а Дениза осталась в полном одиночестве. Храбрый солдат тотчас же принял, как он посчитал, единственно верное решение.

Савари занимался в ту пору реорганизацией разъездных команд в департаментах. Наш драгун изъявил желание перейти в это ведомство. Просьба его была представлена на рассмотрение первого консула с документами, свидетельствовавшими в пользу бывалого служаки.

«Я знаю этого удальца, — сказал Бонапарт. — Он деятельный и неглупый человек, не говоря уже о том, что у него железная рука и золотое сердце. Такие-то молодцы и нужны, чтобы поддерживать порядок в провинциях. Своим старанием этот опытный вояка заслужил поощрение, а потому ему следует дать повышение в должности. Передайте гражданину военному министру, чтобы нашему бравому драгуну нашивки заменили на эполеты и откомандировали в Вож, где, хорошо зная местную обстановку, он принесет огромную пользу республике».

Вот так квартирмейстер был произведен в поручики и переведен на службу в национальную жандармерию округа Мерикур. Теперь он направлялся в Эпиналь, к месту своей новой службы.

«Все необходимые инструкции вы получите от начальства, — сказал ему Савари, — сойдитесь поближе с гражданскими властями, чтобы разыскать следы тех таинственно исчезнувших лиц, о которых до сих пор еще ничего не выяснено. Первый консул выражает крайнее недовольство, вызванное этими неудачами. Будьте внимательны, осмотрительны, ловки и энергичны. Постарайтесь пролить свет на это темное дело. Если вы достигнете успеха в расследовании, на ваших плечах появятся капитанские эполеты».

Завершая свой рассказ, новоиспеченный поручик заключил:

– Как только устроюсь на новом месте, сейчас же перевезу к себе сестру. Она будет вести хозяйство в доме. Впоследствии надеюсь подобрать ей в женихи какого-нибудь честного парня. Я очень люблю детей и буду счастлив только тогда, когда меня окружит гурьба племянников и племянниц…

И после краткой паузы он добавил:

– Между нами говоря, Дениза вправе быть требовательной. Воспитанная покойной владелицей замка, она, говорят, отказала уже не одному претенденту… Я и сам, однако, мог бы подумать о женитьбе! — произнес драгун и философски заметил: — Не всем суждено достичь таких успехов на военном поприще, как Мюрату, Жюно, Лефевру и Ожеро. К тому же я вовсе не самолюбив и не завистлив и повторяю, что предупреждать преступные действия мошенников и убийц и ловить их — это все-таки способствовать благосостоянию отечества.