Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 32

(1) Встречает меня, усаживает за стол, угощает.

(2) Меня встречают, усаживают за стол, угогцают.

Следует обратить внимание на один существенный момент в отличие от (1), фраза (2) может описывать две разных ситуации: 1) угощающий — один; 2) уго-

щающих — несколько. Но даже если угощает один человек, его действия оцениваются в (2) как «более интенсивные», чем в примере (1). На значение конструкции накладывает отпечаток ее происхождение (по форме — это мн. число): речь идет об одном лице, но оно как бы множится. При этом сама описываемая ситуация приобретает дополнительную значимость, граничащую с торжественностью. Еще один пример — из «Мастера и Маргариты» М. Булгакова:

Попал он [Никанор Иванович Босой] к профессору Стравинскому не сразу, а предварительно побывав в другом месте. От другого этого места у Никанора Ивановича осталось в воспоминании мало чего. Помнился только письменный стол, шкаф и диван (...)

— Откуда валюту взял?—задушевно спросили у Никанора Ивановича (...) Всякому терпению положен предел, и за столом уже повысили голос, намекнули Никанору Ивановичу, что ему пора заговорить на человеческом языке.

В этом и подобных случаях описываемое лицо (следователь) теряет индивидуальность, выступает от лица всех чекистов, даже конкретные детали разговора — повышение голоса, употребляемые выражения (пора заговорить на человеческом языке) обобщаются — что и выражается постановкой множественного числа вместо единственного.

2. Иной смысл имеет замена единственного множественным в примерах типа:

(3) На днях мне из Думы звонили. Шурин (он там гардеробщик) на свадьбу дочери приглашал.

В статье, посвященной «лингвистической демагогии», Т. М. Николаева описывает распространившуюся в последние годы манеру говорить на «они»: Мне звонили из «Союза композиторов» (хотя звонил один человек). Т. М. Николаева считает, что речь здесь идет «о непрестижном представителе престижной в целом корпорации» [Николаева 1988: 159]. Мне кажется, что ни сама корпорация, ни ее представитель не оцениваются с точки зрения престижности/непрестижности. Я могу, видимо, сказать: Мне звонили из ВЦП. Мартемьянов звонил,— хотя для меня как раз наоборот—учреждение непрестижно и неуважаемо, а его представитель — уважаем. Конструкция типа Мне звонили из ВЦП удобна в случае, если нет необходимости указывать, кто именно звонил. Употребляя ед. число (Мне звонил из ВЦПС) мы были бы вынуждены, иногда без всякой необходимости, расширить фразу, указав субъект действия (Мартемьянов, или: кто-то, или: один человек и т. п.). Конструкция Мне звонили из ВЦП содержит еще один важный смысловой компонент, определяющий правила ее употребления: звонящий выступает как представитель данной организации, по делам организации. Поэтому (3) производит комический эффект. Аномальность уменьшается при замене мн. числа единственным: Мне шурин звонил из Думы (он там гардеробщиком работает)..

Мн. число существительных вместо единственного

Еще один интересный случай обыгрывания категории числа касается существительных. Неоднократно отмечалось (см., например, [Потебня [1886], [Арбатский 1972], [Крысин 1988], [Красильникова 1990]), что мн. число существительных может использоваться вместо единственного. Е. В. Красильникова приводит

много примеров подобного употребления, которые, на мой взгляд, делятся на две группы, принципиально различных: 1) Кто это кошельки раскидывает? (лежит один кошелек): 2) Вот люди ходят по «Пекином» (ресторан) / там по ипподро-мам. В первом примере речь идет об одном предмете, во втором — о нескольких (имена единичных общеизвестных предметов или лиц употребляются тут в значении: ‘предметы или лица типа X’). Для создания комического эффекта используется обычно второе из указанных употреблений. Именно о нем мы и будем говорить.

(1) [Опискин]: Что ж делали до сих пор все эти Пушкины, Лермонтовы, Бородины? Удивляюсь. Народ пляшет камаринского, эту апофеозу пьянства, а они воспевают какие-то незабудочки! (Ф. Достоевский, Село Степанчиково..., ч. 1, VII).

(2) — Что еще за параллель такая—смутно отзывался Митрич—Может, такой никакой параллели и вовсе нету. Этого мы не знаем. В гимназиях не обучались. Митрич говорил сущую правду. В гимназии он не обучался. Он окончил Пажеский корпус (И. Ильф — Е. Петров, Золотой теленок, XIII).

(3) Вот вы там все по Швейцариям ездите, а своего родного не замечаете (П. Романов, Русская душа).

Примеры такого типа дали основание А. А. Потебне [1886] говорить о множественном «несправедливого пристрастия». Сходную оценку дают Ю. Д. Апресян [1995: т. II, 142] и Е. В. Красильникова: «Мы можем констатировать характерную отрицательную окраску таких употреблений <...): недовольство, упрек, неприязненное, отчужденное отношение к факту, предмету, лицу, но иногда это просто шутливое “поддевание”» [Красильникова 1990: 85]. Настораживают два обстоятельства: 1) в некоторых из приводимых Красильниковой примеров «отрицательная окраска» описываемого не ощущается, ср.: Какой человек / по Ленам где-то плавает (я увидел бы здесь скорее восхищение); 2) там, где «отрицательная окраска» есть, не создается ли она другими средствами: местоимениями всякий, там (всякие там «Мелодии»), общим смыслом высказывания? 3) описываемая конструкция возможна и в случае положительной оценки, ср.:

(4) — Господи, какая цивилизация! Виды эти, разные Везувии„ окрестности! Что ни шаг, то и окрестности! (А Чехов, В Париж!).

(5) —И вы, греки, хорошие (...) Ну~ вообще. Приятный такой народ. Классический. Маслины вот тоже. Периклы всякие (А. Аверченко, Дюжина ножей в спину революции).





(6) Люди открывают Северные полюса, перелетают через Атлантические океаны, изобретают говорящие кинематографы, Днепрострои возводят (В. Катаев, Внутренняя секреция).

(7) Баян. Вам мировая революция нужна, вам выход в Европу требуется, вам только Чемберленов и Пуанкаров сломить, и вы Мулен Ружи и Пантеоны красотой телодвижений восхищать будете (В. Маяковский, Клоп, И).

(8) Не надо, хлопцы, ждать Шекспиров,

Шекспиры больше не придут.

Берите циркули, секиры,

Чините перья и за труд (Михаил Годенко).

Это употребление может быть нейтральным или даже торжественно-возвышенным, а может (в сходных, казалось бы, контекстах) окрашиваться иронией.

Вспомним два следующих примера:

(9) Дерзайте ныне ободрении

Раченьем вашим показать,,

Что может собственных Платонов И быстрых разумом Невтонов

Российская земля рождать (М. Ломоносов).

(10) Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные,

Ньютоны ненаглядные, любимые до слез!

Ведь лягут в землю общую останки наши бренные,

Земле—ей все едино: апатиты и навоз (В. Высоцкий).

Дело, видимо, в том, что Ломоносов говорит о потенциальной возможности, а Высоцкий — о реальности, о современных ученых; налицо грубое преувеличение (вряд ли советские ученые в целом допускают сравнение с Эйнштейном и Ньютоном).

Итак, употребление мн. числа при указании единичных общеизвестных предметов или лиц не придает ни этим предметам (или лицам), ни высказыванию в целом отрицательную окраску. Я бы определил смысл этой транспозиции несколько иначе — как снижение. По своей природе рассматриваемое явление родственно сравнению, описываемые конструкции включают смысловой компонент ‘предметы или лица типа X’. Имеется, однако, и существенное различие. Оно касается оценки второго компарата (того, с ч е м сравнивают). Употребляя во множ числе имя единичного общеизвестного предмета или лица, мы лишаем его уникальности и тем самым снижаем — независимо от оценки этого предмета или лица. Фразу Франция еще родит Наполеонов может сказать и противник Наполеона, и его горячий поклонник, однако в обоих случаях Наполеону отказано в уникальности. Точно так же в приведенном выше примере (9) Ломоносов прославляет Российскую землю (она может рождать аж многих Платонов и Ньютонов), но одновременно происходит некоторое снижение реальных ученых (Платона и Ньютона) — поскольку им отказано в исключительности. Это снижение усиливается до презрительного пренебрежения в случае сопоставления (так, в примере (5) Перикл поставлен в один ряд с маслинами) или в случае контраста, когда имя во множ числе употреблено в контексте единственного числа: уникальность одного подчеркивает многочисленность (и, тем самым, некоторую заурядность) другого, ср.: