Страница 70 из 77
– Вы меня, товарищ Екатерина, за пистолет извините. Паникеров и диверсантов вокруг много. Приходится быть настороже. Вы обстановку лучше нас знаете. Где у немцев позиции будут пожиже?
* * *
В 16.30 Катя вывела маленький отряд на окраину города. За последние три дня девушке пришлось здесь порядком покрутиться, и местность стала почти родной. Улицы, вымершие и опустевшие, казались декорацией какого‑то жуткого спектакля. Сладковатый запах разложения и горького дыма плотно стоял над оставленным городом‑крепостью. Немцев на улицах еще не было. Изредка звучали выстрелы. Несколько раз бойцы слышали треск мотоциклетных двигателей. У виадука по маленькому отряду начал долбить пулемет, пришлось двинуться в обход.
Остановились в небольшом домике у разрушенного молокозавода. Впереди путь преграждала Балаклавская дорога. По дороге деловито сновали немецкие машины, к городу подтягивались резервы.
– Совсем обнаглели, сволочи! Врезать бы по ним сейчас, – возмутился Половец.
– Уцелело бы хоть одно орудие с батареи, врезали бы, – сухо откликнулся лейтенант. – Сейчас у нас другая задача. Как через дорогу перескочить? По линии комсомола какие‑нибудь идеи будут?
Катя высказала свою точку зрения. Порываться через дорогу следовало часов в восемь. Темноты дожидаться незачем, скорее всего, к этому времени вдоль дороги появятся посты. Прорываться за Балаклаву будет стремиться не только группа лейтенанта.
– А как через дорогу? Засветло в миг засекут, – сказал рыжий автоматчик. – Фрицев что тараканов.
– Не засекут. Я отвлеку. Вы под шумок вон туда, на склон. С той стороны солнце будет бить. Тех, кто на дороге, ослепит. Тем более немцы станут в другую сторону пялиться. Наверху позиции оставленные, там аккуратненько до темноты отсидитесь. Потом старайтесь подальше от берега идти. Там немцы поспокойнее.
– Это что ж делается? – мрачно поинтересовался Половец. – Девушка нас прикрывать останется? Екатерина, ты за кого нас держишь? За фраеров нестроевых?
– Заглохни, орел черноморский! – Девушка наставила на матроса грязный палец. – Я тебя, «правым бортом – пли, левым – пли!», не учу. Гранаты швырять и «полундру» кричать вы лучше меня умеете. Здесь надо тихо. Без звяка, без бряка, на животе. Вам далеко идти. А я пошумлю и отступлю. Мне все равно в другую сторону. Я с вами и так завозилась. Насчет солнца и шума поняли? Раньше дернете или позже, заметят. Перевалите через склон и сразу на пузо. Иначе с других высот вас мигом засекут. Тем более что здесь шумно будет, а с высот это в одном секторе наблюдения получится.
– Ну и тщательно вас в комсомоле учат, – покачал рыжей головой автоматчик.
– Учат нас учат, никак не научат, – сквозь зубы процедила Катя. – Я вам втираю, как по писаному, но, возможно, на случайность напоретесь. Сами соображайте. Только не спешите. От пули даже заяц не ускачет.
– Мы не зайцы, – сказал лейтенант. – Мы сюда вернемся по‑любому. Вы, Катя, говорите, – нам совет профессионального человека не помешает. Как нам потом мимо Балаклавы пройти?
– Я в том районе, вообще‑то, не была. К каменоломням не сворачивайте. Ориентир – «железка». Там местами виноградники сохранились. Не торопитесь, главное – ночью за первую линию укреплений выбраться. Дальше чуть легче будет. До рассвета не успеете, замрите на месте. Хоть под самым носом у фрицев, но не шевелитесь. И вообще, товарищи пехотинцы‑автоматчики‑пушкари, движение только ночью. В горах то же самое. К селам не подходить: татары или сами в вас палить начнут, или вмиг немцам настучат. Окурки, дерьмо, огрызки и старые портянки прячьте под дерн или хотя бы под камни. К людям не подходить ни под каким видом. Поблизости партизан, скорее всего, вы не найдете.
– То есть как не найдем? – растерянно спросил долговязый боец.
– Так и не найдете, – девушка глянула мрачно. – Такая сейчас обстановка сложилась. С нашими армейскими, что в горы пробились, встретиться можете. И на «ряженых» наткнуться вполне вероятно. На себя надейтесь. Вы на разведывательно‑диверсионную группу тянете. Мозги только перестройте. Ну, на немцев или румын наскочите, здесь мне сказать нечего. Драться вы лучше меня умеете.
– Ясно, – заключил Половец. – Да, товарищ лейтенант? Измыслим что‑нибудь. Нам бы только в горы вырваться. А там создадим первый горно‑морской отряд имени Освобождения Одессы.
– Болтун ты, Половец, – сказал лейтенант. – Отдыхайте пока. Часа три у нас есть.
– Только сначала соберитесь. Может, в доме жратва есть. И главное – все фляжки наполните. Лучше и другую посуду с собой взять, вода для вас в ближайшие дни поважнее жратвы будет, – посоветовала девушка.
– Ценная мысль, мерси, – Половец направился на кухню. – Осмотрим закрома родины.
Катя сменила наблюдателя во дворе. По шоссе все шли немцы. Заглох огромный полугусеничный грузовик, и было слышно, как ругается водитель. С запада, со стороны Херсонеса, доносилась канонада.
Из дома вышел лейтенант. Пригибаясь, проскочил под горбатой старой яблоней, присел у невысокого забора рядом с девушкой. Поставил карабин между колен.
– Могу сменить вас, Катя. Вам тоже отдохнуть требуется.
Девушка качнула светловолосой головой.
– Я ночью отдохну. У меня по плану длительная передышка предусмотрена. Вы, товарищ командир, сами отдохните. Или не доверяете?
– Куда уж больше доверять? – Лейтенант вздохнул и вытащил из кармана помятую пачку роскошных «Посольских». – Я закурю, не возражаете?
– Да ради бога. Ветер от дороги, не учуют. Только я думала, вы не курите.
– Хорошие папиросы подарили, – лейтенант смущенно улыбнулся. – Дай, думаю, попробую. Оно конечно вредно, но непосредственно в сложившейся обстановке…
Катя посмотрела на него и неожиданно попросила:
– Не угостите?
– Пожалуйста. Только я думал, и вы не балуетесь. Вы же вроде спортсменка, и вообще…
– Я редко курю. У меня муж сигары любил. И мне запах хорошего табака нравился.
– Сигары? Хм, виноват, – лейтенант чиркнул спичкой.
Катя выпустила струйку дыма и сказала, глядя на немцев на дороге:
– У меня муж погиб. Еще до войны. Я, лейтенант, старая тетенька.
– Какая же вы старая? – удивился лейтенант. – Вы, хоть и в копоти, а видно, что красивая. Очень красивая. Вы не обижайтесь, но прямо скажу – преступление таких девушек на диверсии посылать. Война кончится, совсем красивых людей в стране не останется.
– Ладно тебе, – Катя улыбнулась. – Останешься жив, дети у тебя очень красивые будут. Ты, главное, выживи. До Берлина еще далеко. А женщины – ерунда, любую подкоптить, куда симпатичнее меня станет.
– Вы, Катя, преувеличиваете. В смысле, преуменьшаете. Я красивых девушек видел. Я из Ростова.
– А я из Москвы. Так что уж поверь, женщин после войны тебе хватит. Еще привередничать будешь.
– Мне много не нужно. Одной хватит. Но верной.
Катя кивнула.
– Ты, лейтенант, умный. Я без шуток говорю. Прости, что с вами не иду.
– Да ты что? Ты же отвлекать остаешься. Если что… я в жизни себе не прощу. Ты уж не задерживайся, обойму выпустишь, и отходи.
– Вот тут, лейтенант, ты меня не учи. Я свое дело знаю. И не случится со мной ничего. Это я тебе обещаю.
– Ну и хорошо. – Лейтенант неумело затянулся толстой папиросой и заморгал от выступивших слез. – Давно воюешь?
– Я с перерывами воюю. Начала в 41‑м, под Львовом в 8‑м мехкорпусе. Потом там‑сям. Короткие задания.
– Хорошо, может, уцелеешь. Ты про мыс, – лейтенант мотнул головой в сторону канонады, – точно знаешь?
Катя потушила папиросу и тщательно затолкала окурок в щель между ракушечными кирпичами забора.
– Знаю. Ты, лейтенант, не жалей, что туда не пошел. Сегодня‑завтра, может, и пулю поймаешь, и в плен попадешь, но не жалей, что на Херсонесе не остался. Да не скалься ты, я про плен так сказала, чтобы не сглазить. Война есть война. Шарахнет по «чайнику», очнешься у фрицев. Это еще не конец будет. Вырваться можно, бежать, немцам вредить.