Страница 69 из 77
– Перевязать? – Катя присела у раненого.
– Что уж там, – глаза бойца лихорадочно блестели, – если б в медсанбат… Не стоит последний пакет тратить. А за вашу заботу спасибо, комсомолка.
Солдату было под сорок. Видать, не из слишком идейных. Небось на политинформациях спит сидя.
– Попьешь? – Катя взболтала остатки сока в баллоне.
– Шибко сладко, – поморщился боец. – Сглотнуть не могу. Водички бы…
Катя сняла с ремня флягу:
– Пей – вода отборная‑родниковая, с немецкой ротной кухни.
– Себе оставь, – раненый смотрел без стеснения. – Что ж тебя, такую красивую, под немцев оставили? Не дело девушкам партизанить, с винтовками бегать.
– Ты воду пей, пока время есть, – Катя всунула фляжку в мозолистые пальцы. – А о себе я уж как‑нибудь сама позабочусь. Ты, видать, механик?
– Шофер, – пробормотал боец, осторожно открывая флягу.
– Ну вот, шофер – профессия достойная. Я и сама пробовала. Но есть и другие специальности. Кому‑то нужно и с винтовкой управляться. И с финкой.
– Была бы ты моей дочерью, я бы тебе ума‑разума добавил. Вожжами, – заметил раненый, с блаженством прикладываясь к фляге. – Не тому вас, девок, учат.
Катя хмыкнула.
– Я сама кого хочешь выпорю. И тебя могла бы кое‑чему научить, доведись встретиться в другой обстановке. Раз уж действительно не сподобился моим папашей стать.
– Ну, ты и бесстыжая, – улыбнулся раненый.
– О чем шутки шутим? – Рядом присел Половец. – Тебе, Михалыч, видно, полегчало, раз девушек охмуряешь. Ты силы береги, сейчас дальше рванем. К вечеру у Камышовой нужно быть. Просочимся. Эх, напрасно я этой бухтой только с моря любовался. Пропетлял бы, товарищей в два счета доставил. Та шо там, – времени еще от горла. Метнемся мигом.
– Отбегался я, Жора, – спокойно заметил раненый. – Без меня петлять будете.
– Ой, это я оглох, или шо? Как в кузове своей колымаги биндюжной нас укатывать, так завсегда. А ежели ножками, то отбегался? Вы гляньте на него…
Катя резко встала, шагнула к столу.
– Решили?
– Проскочим, – сказал лейтенант. – Время двигаться. Уже, считайте, полдня прошло.
– Понятно, – девушка разгрузила карманы, выложив на карту две гранаты, начатую плитку шоколада, вытащила из‑за пазухи «вальтер». – Забирайте, мне уже вряд ли понадобится. С вами не пойду, своим делом пора заняться.
– Ясно. За карту огромное спасибо, – лейтенант решительно протянул руку. – Успеха вам, Екатерина.
Сжимая молодую ладонь, сержант отдела «К» не выдержала.
– Лейтенант, не ходили бы вы на Херсонес.
– То есть как? – удивился лейтенант и попытался освободить ладонь. – Приказ есть приказ. Сдаваться мы не собираемся.
Его руку девушка не выпустила, и вырваться из ее узкой, но крепкой ладони было непросто.
– Лейтенант, я доказать ничего не могу. Да если и расскажу, как на Херсонесе получится, ты мне не поверишь и, наверное, будешь прав. Сам подумай.
Лейтенант с силой вырвал ладонь, принялся деловито складывать карту.
– За карту, товарищ комсомолка, спасибо. Остальное… Паника – последнее дело. Мы присягу принимали. До последней капли крови и так далее. Да что говорить, товарищи бойцы и так грамотные. Не первый день воюют. В плен мы не пойдем.
Катя на секунду зажмурилась и постаралась говорить спокойно:
– О сдаче я ни полслова не сказала. Есть приказ: «В случае невозможности эвакуации пробиваться в горы к партизанам». Как наши через Балаклаву. Вы просто этот приказ не слышали.
– На Херсонесе вся армия, – спокойно возразил лейтенант. – Эвакуация будет организована. Там аэродром. Ночью эскадра подойдет.
Девушка кивнула. Ее тянуло заорать, но голос прозвучал сдержанно:
– Аэродром под обстрелом и без прикрытия с воздуха. Зенитки без боезапаса. Ночью последние «Дугласы» взлетели. Полоса разбита. Эскадра… – Катя повернулась к Половцу: – Жора, ты тельняшку не только для форса носишь?
– Обижаете. Черное море как свои пять пальцев знаю. Мы на нашем «Шаумяне»…
– Верю, – девушка ткнула пальцем в сторону бухты. – По‑твоему, эсминец сможет к берегу подойти? Сможет людей принять под обстрелом и бомбами? На Херсонесе один пирс остался, и тот разрушенный. Ну?
– К берегу трудно. Но братки постараются, наизнанку вывернутся. Катерами и шлюпками подберут. На флоте своих не бросают.
Катя кивнула:
– Не о том речь. У нас последняя бухта осталась. Командование сделает все, что может, но…
Лейтенант ухватил ее за плечо так, что затрещал комбинезон.
– Прекратить панику! Нас не бросят!
Девушка сделала короткое непонятное движение, и лейтенант отлетел к бочкам.
– Не лапь меня, лейтенант, – злобно процедила Катя. – Не люблю. Не придет эскадра. Поздно уже. Корабли потопят, и толку не будет. Флот для прикрытия будущего наступления нужен.
Лейтенант яростно дернул кобуру. Новенький жесткий ремешок поддался не сразу.
Девушка выставила ладонь.
– Не суетись. Погорячились, но смысла выводить меня в расход нет. И в Особый отдел сдавать тоже некуда. Ночью на рейд к Херсонесу подойдут катера. Несколько подлодок сквозь мины пройдут, тоже на рейде встанут. Постараются забрать раненых и комсостав. Только там такая неразбериха будет, что… лучше нам не видеть. С рассвета немцы нажмут танками и артиллерией, припрут к берегу. Мы контратаковать будем, прорваться попытаемся. Снарядов нет, гранат нет. Сверху «лаптежники» и «мессеры». Дальше догадаешься?
– Флот поможет! – прорычал лейтенант, стискивая рукоять «ТТ» так, что в полутьме побелели костяшки пальцев.
– Корабли будут нужны, чтобы Крым отбивать, чтобы десанты поддерживать. Что толку, если весь флот сейчас на дно бомбами пустят? Война не кончилась.
– Приказ – отойти на Херсонес. Мы его выполним, – почти спокойно сказал лейтенант.
Катя крутанулась на каблуке.
– Ах, мать вашу! В дышло, в гузку, шпагатом через рот, в раскоп по самые… Бульда упертая, чтоб вас…
Бойцы ошеломленно слушали четырехколенные загибы, лейтенант все нашаривал и не мог попасть в кобуру пистолетом.
Девушка наконец задохнулась и, скорчившись на корточках, уткнула лицо в колени.
– Ну ты, Катерина, сильна, – с уважением проговорил Половец и, присев рядом, погладил по плечу. – Это ж в каком райкоме так кошерно политучеба поставлена? Я так разумею, мне было бы нехило знания подтянуть. Отстал от жизни. Ты только так не убивайся. Мы фортуну обымаем нежно, но крепко. И лейтенант у нас правильный…
– Иди ты на хер, Жора Санаторный, – Катя стряхнула мужскую руку и вытерла слезы. – Вы на меня, мужики, не смотрите. У вас своя правда, а я, действительно, по другому ведомству. Война такое екорное дерьмо, – никогда не знаешь, где с костлявой поздороваешься.
– Товарищ лейтенант, – неуверенно произнес боец, подпоясанный немецким ремнем. – Я еще в батальоне слыхал, вроде действительно приказ есть – если отрезали, в горы к партизанам пробиваться.
– Я когда в последний раз за боеприпасами ездил, тоже слышал, – хрипло поддержал его Михалыч. – Ты, лейтенант, подумай. К берегу всей армией жаться какой смысл? За два дня раскромсают с воздуха.
Лейтенант неуверенно огляделся.
– Порядок есть порядок, приказ должен быть перед строем до личного состава доведен. Паша, что скажешь?
– Я, товарищ лейтенант, в последний раз в строю стоял дней пять назад, – ответил рыжий автоматчик. – Нам теперь, что на мыс пробиваться, что в горы, – все едино. Но так думаю: на мысу войск и без нас полно. Что ж нам, у раненых место на корабле отнимать? Да и в море потопят, не дай бог. Я плаваю, как топор.
– Нужно было учиться, спортом заниматься, – пробормотал лейтенант. – Товарищ Катя, – приказ на прорыв в горы действительно был?
– Лейтенант, у меня ни мандата, ни удостоверения нет, только комсомольский билет. – Девушка встала. – Приказ был, за подписью Петрова и Октябрьского. Доказать не могу. Поверишь на слово?
Лейтенант посмотрел во влажные, зеленые глаза и, кивнув, отвел взгляд.